Сколько их на моей совести, тех пробирок, перебитых в студенчестве? Как и у любого микробиолога, наверное. Но сейчас об этом вспоминать не стоит. Пусть молодежь твердо верит, что у начальства не руки, а манипуляторы, точно у лучшего из роботов. Провести зонд по узкому осыпающемуся перешейку — плевое дело.
Они ведь и верят, судя по всему. Каждый раз, как сами что-нибудь уронят, такими перепуганными глазами смотрят — хоть на паспорт фотографируй. Впрочем, им этой шутки уже не понять: паспорта с фотографиями окончательно заменили микрочипами с полной записью генома незадолго до моего совершеннолетия.
3.
Крамер нашел меня на моем любимом месте — небольшой безымянной возвышенности с чудесным видом на кратер Кассини, который, как утверждают, был когда-то озером, сравнимым с Байкалом. И надо ж было ему заявиться именно в редкие часы отдыха, когда никого, повторяю, никого, даже своих, видеть не хочется!
Пришлось, конечно, включать связь. Участок этот, к сожалению, никак не может быть мной приватизирован, а значит, любимое соотечественниками Крамера правило «по нарушителям границ частной собственности стреляем без предупреждения» тут сработать не могло. Да и стрелять, честно говоря, нечем было. Разве что — камнем кинуть.
— Я решил, что должен лично поблагодарить вас, Марина…
Лицо американца за щитком шлема показалось знакомым. Так и есть: именно он топтался у нас в разгрузочной в качестве экскурсанта. А я и не запомнила фамилию с первого раза, досадно. Что ж, по крайней мере, на этой планете один такой авантюрист, а не два, и то хлеб.
— Вас ведь за потерянный зонд… могли и расстрелять?
Хоть и не настроена была общаться, а все-таки невольно рассмеялась.
— А как же, непременно, из сигнальной ракетницы… Вы на Земле много боевиков про Союз смотрели, да?
— Даже был у вас, несколько раз. Знаю, что медведи с красными знаменами по улицам не маршируют. Но, знаете, страшилки — такая неотъемлемая часть массовой культуры. Веришь, не веришь, а заседает в подкорку.
— Я действовала согласно инструкции. Человеческая жизнь однозначно важнее зонда.
— Надо же, — американец покачал головой в тяжелом шлеме. — А я-то думал, по велению сердца!
— Нет, — повторила я. — По инструкции. Она у меня как раз вместо сердца, точно как в ваших боевиках.
— Именно таким и должен быть майор КГБ! — радостно заявил мой собеседник. От неожиданности я чуть не свалилась в кратер.
— Ну как же, — пояснил он, широко улыбаясь. — Всем известно, что Советы отправляют в космос КГБ-шников, чтоб те следили за неразглашением государственных тайн. Раз вы координатор сектора, значит, в звании не меньше майора. Правильно я рассуждаю?
— С этой вашей массовой культурой никакой информационной войны не надо, сами себе голову морочите, — фыркнула я. — Что еще интересного вы знаете про Страну Советов?
— Если без шуток, у вас очень интересная история, — неожиданно серьезно сказал Крамер. — И культура. Я изучал ее в университете. Помню, была такая песня…
И он неожиданно пропел неплохим, поставленным баритоном, по-русски, пусть и с акцентом:
— Покидая нашу Землю, обещали мы, Что на Марсе будут яблони цвести!
— Да, у нас ее пели, — улыбнулась я. — Правда, популярнее оригинала все же был техно-ультра-драйв-ремикс с электрогитарами. А мне сейчас другие строчки про яблони ближе: «Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым…»
— О, Есенин! Душа русской культуры! — американец театральным жестом воздел руки к пустому марсианскому небу, чем окончательно утвердил меня в подозрениях.
Нарочито дурацкое поведение Крамера укладывалось во вполне прозрачную схему. Похоже, он тщательно выстраивал личные контакты. Попадался на глаза… черт, может, он и аварию подстроил специально? Я вроде как спасла его, это дает мощную психологическую «завязку». Теперь вот он старается, прощупывает точки пересечения. Надо бы выяснить, кому еще из наших он глаза мозолил. Но неужели шпион станет работать так явно? С другой стороны, хочешь спрятать что-то надежно — прячь на видном месте. За маской легкомысленного и восторженного новичка в экспедиции можно скрыть многое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Интерес к нашему сектору вполне понятен — хоть мы свои «земные» разработки и публиковали, не прятали от мира, но в марсианских условиях непременно должны были появиться новые данные, и вот их пока сообщать мировому сообществу никто не спешил. Шпиону, конечно, невдомек, что там и сообщать пока нечего… Может, стоит убедить его в том, что у нас нечего ловить? Пусть отстанет на время… А я передам сообщение по соответствующим каналам, пусть его проверят.
Забавно вышло, Никольский шутливо предлагал меня к американцу подослать в качестве шпионки, а выходит… Стоп, вот это совпадение! Или он меня таким образом предупреждал?
Кому же еще предупреждать, как не ему.
Потому как у нас, конечно, не каждый в КГБ работает. Но и совсем без присмотра база не оставлена. Стратегический же объект.
— Но отчего же вам близки стихи об увядании? — Крамер тем временем умело изобразил озабоченность. — Или пейзаж навевает?
— Скорее, мироощущение в целом… — почти неподдельно вздохнула я. — Энтузиазм новичка, о котором вы упоминали — как раз хочу спросить, как вам удается сохранять подобную восторженность? Насколько я могу судить, вы все-таки несколько старше моих лаборантов…
— Секрет очень прост: перед отлетом я развелся, — усмехнулся американец. — Очень освежающее ощущение, знаете ли. Впрочем, жизнь с человеком, не разделяющим твои жизненные убеждения, тоже неплохой способ поддерживать тонус. Придает сил за счет ежедневной дозы здоровой злости. Если хотите попробовать, советую найти для этой цели какого-нибудь дремучего мужлана. У вас такие вряд ли остались, но можно привезти себе из Штатов, скажем, кого-нибудь из вымирающего племени мормонов. Или иной закрытой секты. Он примется доказывать, что ваше место на кухне, и будет тем самым ежедневно подпитывать ваш внутренний вулкан ненависти.
— И как вас пустили в космос? — искренне поинтересовалась я. — Вы совершенно несносный тип.
— Я заплатил большие деньги, — Крамер наклонился так, чтобы я точно видела его лицо за бликами на щитке, и заговорщически подмигнул.
— Да, мне стоило догадаться… Ну, о вулкане ненависти, как вы поэтично выразились, мне беспокоиться нечего. Эти проклятые бактерии каждый день пытаются доказать, что мое место если и не на кухне, то уж точно не в лаборатории.
Так, наживка брошена, теперь стоит проследить за реакцией. Он должен выказать интерес, но не чрезмерный. При первом контакте лишних вопросов не задавать — может, лишь несколько наводящих.
— Я читал о вашем проекте, — американец нахмурился, припоминая. — Идея в том, чтобы создать устойчивое сообщество бактерий-экстремофилов, которое преобразует местную почву, верно?
— Да, так и есть. Бактерии ведь и в земной почве живут в сообществах. Зачастую это множество разных видов, объединенных такими тесными и сложными связями, что их впору счесть единым квазиорганизмом. Кто-то трансформирует одни элементы, кто-то — другие… Вот мы и решили самые выносливые земные штаммы собрать в команду, дать им кое-какие «бонусы» при помощи генной инженерии, и отправить заселять Марс. Это гораздо перспективнее, чем пытаться «засеять» почву монокультурой, то есть, одним видом.
Я излагала общеизвестные вещи, вплетая в речь специфические термины, чтобы понять, насколько мой собеседник знаком с темой. И он ни разу не переспросил, что значит то или иное слово. Геолог, говорите… впрочем, бывают ведь специалисты, сведущие в нескольких смежных науках?
— Как это символично, — сказал Крамер. — Как советские люди поют оды силе коллектива, так и советские бактерии лучше всего работают, когда рядом есть товарищи! Непохожие друг на друга, но объединенные одной целью…
