Все остальные звенья системы, включая таких сверхбогатых людей, как Абрамович или Ахметов — страдательные элементы системы. Их состояния материальны (заводы, яхты, клубы, акции работающих предприятий, вклады в банках). Это значит, что в любой момент, в рамках глобальной игры, они могут оказаться нищими (в буквальном смысле этого слова), а все, что они имеют, высосет пылесос финансового капитала.
В конечном счете, на завершающем этапе абсолютной концентрации тот же процесс ожидает и представителей финансовой олигархии, но этого может и не случиться, поскольку в рамках действующей системы, где человеческая цивилизация перестает быть обязательным условием достижения финансовым капиталом этапа абсолютной концентрации, более вероятными являются срывы сценария, в частности:
1. Поскольку человечество является не обязательным условием продолжения игры, снимается запрет на глобальный ядерный конфликт. В этом случае финансовая олигархия и финансовый капитал деструктурируются вместе с человечеством раньше, чем наступит этап абсолютной концентрации.
2. По той же причине, нет необходимости отвлекать капитал на поддержание жизнеспособности отдельных государств и народов. Это ведет к атомизации и анархизации цивилизации, а значит и к отказу достаточно многочисленного еще человечества, перешедшего в режим выживания отдельных групп от игры по правилам финансового капитала. Более актуальным станет натуральное хозяйство, минимальный обмен, путешествия на короткие (до 50-100 километров) расстояния и полуфеодальное устройство распыленных обществ. Когда же активы планеты будут реально контролироваться деградировавшими до полуфеодального состояния обществами, финансовый капитал потеряет пространство для игры. Он просто окажется не нужен, как не нужен кредит в феодальном обществе с натуральным хозяйством.
3. Наконец возможен вариант глобализации неконтролируемой цепи социальных переворотов и гражданских войн, в ходе которых (как, например, в ходе наполеоновских войн) старая система будет разрушена, а новая только начнет создаваться. Поскольку же разрушение старой системы предполагает ликвидацию ведущей роли финансового капитала в экономике (как Великая французская революция предполагала ликвидацию ведущей роли дворянства в жизни общества), разрушение старой системы автоматически радикально снизит (хоть в этом случае и не уничтожит полностью) роль финансового капитала.
Все варианты не очень приятные, затратные и даже кровавые, но «идеальный» вариант, когда система съедает сама себя, еще хуже. Для достижения идеального варианта, необходимо, чтобы деструкция цивилизации и вымирание человечества продвигалось темпами необходимыми и достаточными для достижения финансовым капиталом цели абсолютной концентрации. Тогда мы получим в чистом виде вышеописанную ситуацию паразита, гибнущего на трупе своего хозяина. Разница лишь в том, что финансовый капитал, как абстрактная сущность, даже не узнает, что он погиб.
Глава 17. Проблемы и решения
Человечество (по крайней мере, европейская, особенно постсоветская его часть) тяжело болеет. Оно страдает апокалипсизмом, синдромом «теории заговора» и безысходностью. Любую констатацию кризисности, сложившейся глобальной ситуации (при том, что факт кризиса, отрицавшийся многими (даже экспертами) в начале 2008 года, уже года три-четыре, как ни у кого сомнения не вызывает), люди (даже эксперты) часто оценивают с двух позиций:
— «Как все пессимистично, но я все равно верю в лучшее».
— «Во всем виноваты американцы (олигархи, евреи, масоны, коммунисты, «мировое правительство» и т. д.) — нужное подчеркнуть.
Согласитесь, ни наивная, ни на какие аргументы не опирающаяся, вера в лучшее, ни столь же наивный поиск врагов-заговорщиков, строящих козни «белому и пушистому» человечеству, никак не способны изменить ситуацию, отменить кризис, реализовать другую модель будущего. Но, в принципе, реализация другой модели будущего всегда возможна. Даже за секунду до начала ядерной войны остается теоретический шанс ее предотвратить.
Христианская цивилизация тем и отличается от фаталистичного фанатизма ислама, от предопределенности цепи перерождений буддизма (которую можно сократить, но начало и конец ее все равно известны), даже от патриархальной этики конфуцианства (императивно предполагающей покорность старшим), что приняла концепцию наделения Богом человека свободой воли. То есть основные моральные нормы («Десять заповедей» и «Нагорная проповедь») даны, а как Вы будете применять их в жизни — дело Ваше, но и последствия на Вашей совести.
Поэтому, диагностированную мною выше болезнь человечества, я определяю, как болезнь морального свойства и причиной ее вижу отход христианской цивилизации от своих базовых моральных основ. Даже атеистический «Моральный кодекс строителя коммунизма» корнями уходил в христианскую этику. Современное общество эти корни обрубило. Но, отрезав связь с традиционной моралью, общество утратило и историческую преемственность. Наши предки уже не совсем предки и вовсе не наши. Входивший в Берлин дед-коммунист найдет общий язык с православным священником и даже с бывшим врангелевским офицером, но, без насилия над своей сущностью никогда не сможет понять внука, гуляющего по гей-парадам, или «протестное содержание» шабаша Pussi Riot.
Общество провисло, лишилось фундамента в виде традиций и опоры на опыт предков. Пока продолжалось кратковременное, но феерическое буйство кредитной экономики (часто именуемой еще «экономикой ссудного процента»), лишенному корней, бросившемуся в казавшийся бесконечным праздник потребления, обществу представлялось, что оно наконец-то обнаружило рецепт вечного благоденствия. Гордые, но глупые потомки славных предков решили, что они могут бесконечно проедать мир, предками построенный, и ради этого от заветов предков отреклись.
Даже протестанты отреклись от этики обогащающего труда в пользу этики развращающего потребительского кредита. Но деньги, финансовый капитал, в таком мире из абсолютного эквивалента стоимости превратились в абсолютный показатель ценности. Ценности всего, в том числе и отдельно взятого человека.
Не важно как Вы заработали деньги, важно чтобы у Вас их было много. Именно поэтому разрыв со старым миром, с традиционной моралью был неизбежен. Традиционная мораль осуждает проституцию, гомосексуализм, воровство, убийство, ложь. Но как же быть, если проституция, гомосексуализм, воровство, убийство, ложь хорошо продаются и позволяют, сколотив состояние, резко поднять свою стоимость, а значит (соответственно новой морали) и ценность? Ясно как — отринуть традиционную мораль.
Пляшущие в храмах безумные девки, двуполые личности, публично гордящиеся своей девиантностью, «исторические» морализаторы, которые скоро потребуют от человечества покаяния за геноцид неандертальцев, совершенный нашими предками, за процветавший в раннем человеческом обществе каннибализм, за матриархат и за патриархат, за античное рабовладение и за «темные века» феодализма, в общем, за всю мировую историю и за сам факт нашего существования, все они — жертвы своего выбора в пользу аморальности, механические куклы, заводом для которых служит определенная сумма (зачастую очень небольшая) денежных знаков. Как кукла, заведенная ключиком, после получения необходимой суммы они исполняют соответствующий танец и замирают до следующего завода.
Но эти личности и почти созданное ими общество могли существовать только в иллюзии вечного праздника жизни, устроенной финансовым капиталом. Они должны были постоянно находиться в движении к еще большему потребительскому счастью. Иных основ у этого общества просто не существовало. И вот, когда системный кризис, в неизбежный приход которого новое общество долго не хотело верить, все же наступил, когда движение к потребительскому раю остановилось и с каждым днем становится понятнее, что остановилось оно навсегда, тогда новое общество, люди новой морали повисли в пустоте. От традиций предков они отреклись, а собственные новосозданные «традиции» испарились «как сон, как утренний туман». В условиях системного кризиса они оказались нереализуемыми. Нет, Вы и дальше можете оставаться педерастом и даже гордиться этим. Только за это все реже и все меньше платят.
Восточные и африканские общества, интегрированные (некоторые лишь частично) в глобальную финансово-экономическую систему, остались, тем не менее, за пределами досягаемости новой морали. Не то, чтобы у них религии или традиции были лучше — распространявшаяся с Запада, вместе с потребительским кредитом, новая мораль просто не успела до них добраться (за редким исключением), поскольку и сам потребительский кредит в большинство стран третьего мира до сих пор не пришел или только начал свое проникновение.
