Увидев эти глаза, Брет порадовался тому, что Лодинг подробно натаскал его во всем, что касалось обучения Патрика. Джордж Пек был зятем Лодинга, и у Алекса была возможность, как он выразился, «наблюдать обучение близнецов с первого ряда партера».
Что касается сестры Алекса Лодинга, то такой красивой женщины Брет не видел никогда в жизни. До того, как Алекс с чувством живописал ему историю замужества своей сестры, Брет никогда не слышал о Нэнси Ледингем. «Могла сделать самую блестящую партию: любой мужчина с восторгом бы на ней женился хотя бы для того, чтобы каждый день на нее смотреть: так нет же, ей приспичило выйти за Джорджа Пека». Алекс показал Брету фотографии Нэнси во всевозможных одеждах: от купального костюма до роскошного платья, в котором ее представляли ко двору, но по фотографиям Брет не смог оценить по достоинству ее безмятежную красоту, ее веселость, ее прелестный характер. Он решил, что Нэнси могла выйти замуж только за очень хорошего человека.
Брет прислушался к разговору за столом.
— С кем это я тебя сегодня видела? — Нэнси спрашивала Элеонору. — Что это за пугало сидело в седле — уж не отпрыск ли Тоселли?
— Да, это был Тони, — ответила Элеонора.
— Глядя на него, я вспомнила дни своей молодости.
— Глядя на Тони? Как это?
— Ты этого, конечно, не помнишь, но тогда у нас было много кавалерийских полков. И в каждом была команда джигитовки. А в каждой такой команде был свой вроде бы клоун. И все эти клоуны были похожи на Тони.
— А ведь верно! — радостно воскликнула Беатриса. — Я сегодня пыталась вспомнить, кого он мне напоминает, но не смогла. Эта полнейшая несуразность. Это нелепое сочетание предметов одежды.
— Вы, может быть, удивляетесь, зачем я вообще трачу на него время, — заметила Элеонора. — Но после Шейлы Парслоу учить Тони — это отдых. И он когда-нибудь будет прекрасно ездить верхом.
— А раз так, то ему можно все простить, да? — усмехнулся викарий.
— А что, Ла Парслоу не делает никаких успехов? — спросил Саймон.
— Она никогда не сделает успехов. Седло у нее катается по спине лошади, как кусок льда по тарелке. У меня сердце разрывается от жалости к бедному животному. Хорошо еще, что у Черрипикера гранитная спина и абсолютно отсутствуют нервы.
Но когда все встали из-за стола и перешли в гостиную, оживленный общий разговор разбился на отдельные вялые струйки. Брет вдруг почувствовал, что падает с ног от усталости. Хоть бы никто не задал какого-нибудь каверзного вопроса! Обычно он мало поддавался воздействию спиртного, но непривычные вина затуманили ему голову и мысли путались и цеплялись одна за другую. Сандра и Джейн попрощались с гостями и отправились спать. Беатриса разлила кофе из кофейника, который дожидался их на низеньком столике перед камином. Отхлебнув из своей чашки и обнаружив, что кофе едва теплый, она сморщилась и бросила на Нэнси взгляд, исполненный отчаяния.
— Лана в своем репертуаре, да? — с сочувствием спросила та.
— Наверно, опять спешила на свидание со своим Артуром — не могла подождать лишние десять минут.
Саймон тоже умолк, словно устав изображать неуемную веселость. Только Элеонора по-прежнему излучала то тепло благожелательности и радостное настроение, которое царило за обеденным столом. Во время пауз между вспышками разговоров становился слышен шум дождя за окном.
— Ты была права, тетя Беа, — сказала Элеонора. И объяснила остальным. — Тетя Беа утром сказала, что солнце светит чересчур ярко и к вечеру обязательно пойдет дождь.
— Беа вообще никогда не ошибается, — сказал викарий, глядя на Беатрису с улыбкой, в которой таилась и похвала, и легкая ирония.
— Вы меня изображаете, как какое-то чудище непогрешимости.
Выждав приличествующее время, Нэнси сказала:
— У Брета сегодня был очень трудный день, да и все вы, наверно, устали. Нам пора идти. Надеюсь, что ты придешь к нам, Брет, когда немного отдышишься.
Саймон принес ее шаль, и все они проводили гостей до крыльца. Нэнси сняла свои лакированные туфельки и надела резиновые сапоги, которые дожидались ее за дверью. Держа туфли под мышкой, она взяла мужа под руку, прижалась к нему, чтобы поместиться под их единственным зонтиком, и через минуту чета Пеков скрылась в темноте.
— Молодчина Нэнси, — проговорил Саймон слегка заплетающимся языком. — Ледингемов каким-то там дождиком не проймешь.
— Милая Нэнси, — тихо сказала Беатриса. Вернувшись в гостиную и окинув ее рассеянным взглядом, она объявила:
— Нэнси права, пора ложиться спать. День был нелегкий для всех нас.
— Что, уже спать? — огорченно воскликнула Элеонора.
— У тебя в половине десятого урок с Ла Парслоу, — напомнил ей Саймон. — Я сам видел запись у тебя в книжке.
— А зачем, собственно, ты лазил в мою книжку?
— Хотел удостовериться, что ты не обманываешь налогового инспектора.
— Ну ладно, пошли спать, — сказала Элеонора, зевая и сладостно потягиваясь. — Какой сегодня был замечательный день!
Она повернулась к Брету, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и вдруг засмущалась, неловко протянула ему руку и сказала:
— Доброй ночи, Брет. Счастливых сновидений. — И с этими словами пошла наверх.
Брет повернулся к Беатрисе, но она предвосхитила его:
— Я поднимусь с тобой вместе.
Тогда Брет повернулся к Саймону:
— Доброй ночи, Саймон, — сказал он, спокойно глядя в холодные серые глаза.
— Доброй ночи… Патрик, — ответил Саймон с едва заметной усмешкой, вложив долю издевки в само имя «Патрик».
Поднимаясь по лестнице, Брет услышал, как Беатриса спросила Саймона:
— А ты разве не пойдешь к себе?
— Пока нет.
— Тогда не забудь выключить везде свет, хорошо? И проверь запоры.
— Обязательно. Доброй ночи, тетя Беа.
На повороте лестницы Брет увидел, как Беатриса обняла и поцеловала Саймона. И вдруг его пронзило острое чувство безнадежной и необъяснимой ревности. «Господи, — подумал он, — мне-то что за дело?»
Через минуту Беатриса вошла вслед за ним в бывшую детскую. Она бросила взгляд на кровать и сразу усмотрела непорядок:
— Эта тупица обещала положить тебе в постель грелку, но конечно забыла.
— Неважно, — ответил Брет. — Я бы все равно ее убрал. Я не привык засыпать с грелкой.
— Тебе, наверное, кажется, что мы жутко изнеженная публика, — с улыбкой сказала Беатриса.
— Я считаю, что вы очень симпатичная публика, — ответил Брет.
Беатриса улыбнулась.
— Устал?
— Да.
— К завтраку в половине девятого встать не сможешь?
— Обычно я вставал куда раньше.
— И тебе нравилась эта… трудовая жизнь… Брет?
— Очень.
— Ты тоже очень симпатичный парень, — сказала Беатриса и легонько поцеловала его в щеку. — Жаль, что ты так долго жил вдали от нас, но мы рады, что ты вернулся. Доброй ночи, мой милый.
В дверях она повернулась и сказала:
— Звонить, конечно, бесполезно — никто не отзовется. Но если тебе вдруг до смерти захочется жареных креветок или холодного чаю, или книжку — приходи ко мне. Правая дверь от лестницы, как и раньше.
— Доброй ночи, — сказал Брет.
Беатриса на секунду постояла у него за дверью, не отпуская дверной ручки, потом подошла к двери Элеоноры, постучала и вошла. Последние год-два Элеонора стала для нее опорой и утешением. Столько лет Беатриса могла рассчитывать только на себя, и ей негде было искать поддержки и совета. Ей стало легче жить, когда она смогла на равных общаться с Элеонорой, трезвый ум которой всегда был к услугам Беатрисы.
— Привет, Беа, — сказала Элеонора, которая сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Как и Саймон, она стала часто называть Беатрису просто по имени,
Беатриса опустилась в кресло и проговорила:
— Слава Богу, первый день пережили.
— Все вышло наилучшим образом, — заметила Элеонора. — Саймон вел себя прекрасно. Бедняга Саймон.
— Да. Бедняга Саймон.
— Может быть, Брет… Патрик предложит ему войти в долю? Как ты думаешь? В конце концов Саймон вложил много труда в наш конный завод. Было бы не совсем благородно все забрать после стольких лет отсутствия и безразличия к нашим делам.
— Да, наверное, так. Не знаю. Надеюсь, что предложит.
— У тебя усталый голос.
— А ты разве не устала?
— Знаешь, Беа, должна признаться, что я просто не нахожу между ними ничего общего.
— Между Саймоном и Патриком?
— Нет, между Патриком и Бретом.
Несколько мгновений они молчали. За окном тихо шуршал дождь. Потрескивали под гребенкой волосы Элеоноры.
— То есть… ты думаешь, что это не Патрик?
Элеонора перестала расчесывать волосы и подняла на Беатрису удивленно расширенные глаза.
— Конечно, это Патрик. Кто же еще?
Она положила гребенку и стала связывать волосы голубой лентой.
