– Знаешь, ты права, – задумчиво проговорила Лиза. – Я действительно трачу на это дело много душевных сил, да и денег тоже. Зачем, спрашиваешь ты? Думаю, это мало относится к моей работе и занимает меня просто как женщину, как человека с психологической точки зрения. Я хочу понять, где кончается любовь и начинается безумие. Хочу увидеть, потрогать, пощупать ту тонкую грань, которая разделяет истинное, высокое чувство одного человека к другому с, повторяю, безумием. Я хочу понять, когда в душе женщины блокируется инстинкт самосохранения и она готова взять на себя вину мужчины, который совершил преступление. Что ею движет – воспоминания о прошлом, о той любви, которая наполняла ее счастьем, или же она смотрит вперед в надежде вернуть себе мужчину, оценившего ее жертву?
Я хочу вычислить степень эмоциональной зависимости женщины от мужчины и понять, существует ли подобная зависимость у мужчины от женщины.
– Лиза, ты это серьезно?
– Да.
– Я не понимаю… Ты что, книгу собираешься писать по психологии?
– Нет, я просто хочу понять, что такое любовь. Вот у меня, к примеру, никакой зависимости от мужчины нет. Мне кажется, что я люблю Гурьева, мне хорошо и спокойно с ним, но когда его нет, я не страдаю. Больше того, я чувствую себя свободной, мне легко, и я не менее счастлива. Хотя на подсознательном уровне я же понимаю, что он у меня есть, и чувствую себя защищенной. Трудно себе представить, что Дима, к примеру, совершил подлость по отношению ко мне, как это сделал Михайлов, но если бы это случилось, я не осталась бы с ним ни минуты, я бы бежала от него, как от чумы! И о какой любви может в этом случае идти речь, о какой, к черту, жертве?! Я сразу же бросила бы его, однозначно. И это кажется мне нормальной реакцией, здоровой, понимаешь? Какая уж после этого совместная жизнь?!
Когда же я встретилась и поговорила с Дашей, мой мозг словно заблокировался, я никак не могла понять, постичь все то, о чем она мне рассказывает. Знаешь, какой-то ступор.
– Лиза, с тобой все в порядке?
– А что? Что я сказала не так?
– Про ступор, про то, что твой мозг блокируется, ты говоришь уже не первый раз. Когда в семье Левы произошли все эти события, ставшие результатом несвойственного им поведения, ты выражалась примерно так же.
– Глаша… – Лиза посмотрела на нее долгим, полным грусти взглядом. – Глаша, а что, если Диму я как раз не люблю и потому не могу правильно воспринимать поведение, поступки Даши? А если бы любила, то вела бы себя так же, безумно?
– Чтобы узнать, испытываешь ли ты любовь к мужчине, спроси себя, можешь ли ты, к примеру, узнав, что Лева убил Рыбина, взять вину на себя?
– Что? Глаша, о чем ты?
– Может, я и ошибаюсь, Лиза, но твое поведение в последние дни с тех пор, как мы занялись этой семьей, сильно изменилось. И ты стала совершенно другой, непредсказуемой. Думаю, ты в свое время любила Леву, а когда он попал в беду, ты совсем растерялась, тебя сжигает чувство вины за то, что ты пока еще ничем ему не помогла, что он в камере… Время идет, мы мало продвинулись в нашем расследовании, и это тебя страшным образом угнетает. Ты не можешь сосредоточиться…
– Глаша!
– Ну посуди сама. Денис тебе принес на блюдце Лидию Рейн, тайную возлюбленную Рыбина, и ты, вместо того чтобы включить ее в список подозреваемых, начала рассуждать о ней, о ее жизни, напрочь забыв об убийстве Рыбина…
– Ты жестокая, Глаша, – перебила ее Лиза. – Может, ты, конечно, и права, но не все, что ты знаешь и чувствуешь, надо произносить вслух.
Глаша почувствовала, как жаркая волна стыда заставила заалеть ее щеки:
– Лиза, я не хотела сделать тебе больно.
– Ладно, Глаша, проехали. Думаю, мы все выяснили, проговорили, и обещаю тебе, что больше такое не повторится.
Лиза подошла и поцеловала подругу.
Влетевший в приемную Сережа Мирошкин рухнул в кресло:
– Уф, устал… С самого утра на ногах.
Он с видом победителя швырнул на стол толстую папку.
– Вот! Здесь результаты экспертиз, распечатки деловой переписки Рыбина с его потенциальными клиентами-покупателями, Северовым, круг его интернетовских интересов, банковские материалы. Все чисто, благопристойно. Никаких любовных писем, записок, сомнительных денежных поступлений.
Там же вы найдете приблизительно такую же нейтральную информацию по Северову. Серьезные, деловые люди.
Распечатки телефонных разговоров свидетельствуют о том, что они общались с тесным кругом лиц, среди которых – у Рыбина – звонки Северову и сотрудникам; у Северова – все то же самое плюс звонки жене и матери.
Помимо отпечатков пальцев Северова в квартире Рыбина есть и другие, которые пока еще не идентифицированы. Судя по всему, убийца после того как вытолкнул Рыбина из окна, тщательно стер свои следы с подоконника, с тех мест, где он мог бы наследить, находясь рядом с жертвой до того, как он расправился с ним.
– Сережа, где именно наследил Лева?
– На дверных ручках, в ванной комнате, в кухне… Но вот в комнате, рядом с окном и на окне, подоконнике его следов не обнаружено.
Помимо отпечатков пальцев в квартире Рыбина имеются и следы обуви, женской обуви. У него, по предварительным данным, в квартире бывали две женщины, у одной – тридцать седьмой размер ноги, у другой – тридцать пятый. Еще следы мужской обуви…
– Редкий, – заметила Глафира.
– Что – редкий?
– Размер обуви редкий.
– Да-да, я тоже обратил на это внимание. Рыбин же встречался с журналисткой, Анастасией Агренич…
– Это мы знаем, – сказала Лиза, увидев входящего Дениса с коробкой в руках. – А вот и Денис… Денис, или пицца такая тяжелая, или ты в Италию за ней летал… Что так долго?
– Потом расскажу, – Денис хитро сощурил глаза.
– Сережа, пожалуйста, угощайся, а пока ты будешь есть, мы тоже расскажем тебе кое-что. Глаша?
Рассказ Глаши о ее поездке в Маркс произвел сильное впечатление на Сергея.
– Я, конечно, понимаю, что вы сами сконструировали эту историю с изнасилованием Геры, но все выглядит на самом деле правдоподобно, – сказал он. – И ее поведение, ее бегство в этом свете тоже выглядят вполне понятными. Убила и сбежала. Но тогда получается, что Северова мы держим напрасно? Постойте… Или же вы хотите сказать, что Рыбина убил Северов, а Гере приказал скрыться из города, чтобы она избежала допросов или подозрений в соучастии? Или они действовали вместе… Лиза, мне сказали, что ты встречалась с Левой. Что он говорит? Или же по-прежнему молчит? Но я не поверю, что он ничего не рассказал тебе, он же знает тебя и понимает, что ты-то желаешь ему только добра!
Лиза, которая дала слово Леве, что сохранит в тайне его просьбу обеспечить алиби Гере, вынуждена была промолчать. Она ограничилась одной фразой:
– Он говорит, что не убивал.
– А что про Геру говорит? Как вообще себя ведет, ведь у него жена пропала!
– Понимаешь, Сережа, я знаю Геру, а потому могу предположить, что сама она вряд ли рассказала мужу о санатории.
– Хорошо, вполне допускаю. Но ему мог рассказать об этом сам Рыбин. Увидел Геру, узнал ее, и когда поехал с Левой за город, взял да и рассказал.
– Он что, идиот совсем?! – не выдержала Глафира. – Зачем так подставляться?
– Да как вы не понимаете! Я больше чем уверен, что ваш Северов каким-то образом узнал об этом, иначе зачем бы ему понадобилось устраивать эту смешную драку на дороге? Думаю, что он знал, и когда они отправились за город, он собирался расправиться с насильником своей жены, но, поскольку он по натуре своей человек мягкий и вряд ли обладает боксерскими навыками, то нанес ему несколько ударов и… все! Оставил его на дороге и уехал. Думаю, он потом сильно переживал, что не довел дело до конца, что ему просто духу не хватило. И вот он после обеда, часа в три пополудни, решил все-таки встретиться с Рыбиным и довести дело до конца. Приехал к нему, тот ему открыл, я уверен, потому что он не видел в Северове человека, которого надо бояться, он же как большой ребенок! Открыл, впустил его, понимая, что разговор все равно неизбежен, тем более что они же теперь работают вместе. Северов прошел в квартиру, возможно, по дороге взглядом пытаясь найти что-нибудь тяжелое, чем можно было бы ударить Рыбина…
– Сережа, да не искал он ничего! – воскликнула Лиза. – Я сто лет знаю Леву. Думаю, что если бы он и пришел (в чем я тоже сомневаюсь), то только лишь для того, чтобы заявить Рыбину, что он не собирается с ним работать. Я поняла бы еще, если бы Рыбина убили, скажем, при помощи пистолета. То есть Лева пришел бы к нему домой и убил бы его. Или же заманил бы за город и там расправился с ним. Но все его поведение свидетельствует о том, что он никак не подготовился ни к убийству, ни даже к выяснению отношений. Если бы он пришел к Рыбину с пистолетом, то застрелил бы его в упор. Но прийти, чтобы вытолкнуть из окна? А если бы окно было закрытым? Убийство явно не спланировано, кем бы оно ни было совершено, это мое мнение.
