Той встречей, что ничто не переменит?
А в следующей жизни мы с тобою
Сумеем попытаться пересечься?
Так много смыслов прячет слово "вечность",Реинкарнаций, страхов, криков боли. И есть ли вероятность так родиться, Чтоб ты опять ходила по планете? Как жить мешают мне вопросы эти. Мы Фениксы — несчастные две птицы. А вдруг, родившись чистым и счастливым, Я знать не буду о своей потере? И буду жить, в удачу свою веря, Пройду, плечо задев твоё… Но мимо.
Старался читать медленно с четкой артикуляцией и выделений правильных запятых. Чтоб смогли понять хотя бы некоторые.
— А это чьё?
— Жорж Милославский. Советский Союз.
— Врешь!
— Ребята, без обвинений, Милославский печатался в «Пионерской правде». Думаю, этого достаточно, чтобы понимать, что он уже поэт, хоть и юный.
— А еще! Дай еще что-нибудь свое, мы сравним.
— Пусть лучше скажет про уже прочитанное — о чем вообще оно?
— Да чего тут непонятного!
— А мне непонятно, вот такой я тупой.
— Парни, девушки, не галдите! Если надо, поясню, если хотите, прочту еще. Но у нас есть ведущая вечера — пусть она командует.
— Раз от самого Милославского пошла апелляция ко мне, вмешаюсь. Я составила для себя впечатление о прочитанном стихотворении, вполне взрослом, кстати. Но будет интересно, если автор коротко скажет, что он в него вкладывал, какой смысл. А потом предлагаю Жоре прочесть еще что-то. Нечасто мы встречаемся с настоящим поэтом, пусть юным.
— Коротко. Представьте себе, вы любите и любимы, живете вместе или нет, неважно. А потом умираете оба. И возрождаетесь как Феникс. Ну или как индусы. Оба. Только в разное время, в разных странах. И начинаете мучиться от неясного воспоминания о пережитой любви, искать родного человека, не зная имени, внешности. Но вдруг не помнить о той прошлой любви еще хуже? Вдруг вы каждый день проходите мимо того, кто был в прошлой жизни вашей половинкой, а вам по барабану. Что хуже?
— Во задвинул! Нифига себе!
— А где можно почитать твои стихи?
— Вот на этой бумажке. А когда выкину, уже нигде.
— Ты что, нигде не записываешь стихи?
— Записываю. На бумажках. Вот на таких.
— Давай еще читай, пока не выкинул!
Я лежу на асфальте каблуками растоптан.
У тебя в руке скальпель, но боюсь, ты не доктор…
У тебя даже ноги как орудие пытки.
Не сумел увернуться — недостаточно прыткий…
Я лежу на асфальте, на ветру дотлевая.
Не погашен тобою, просто брошен — бывает.
У тебя даже губы как ножи гильотины…
Ты сбиваешь как поезд и проносишься мимо.
— Это Вознесенский!
— Это Милославский.
— Еще давай!
— Во-первых, это не вечер поэзии. Во-вторых, я больше не помню. Бумажки кончились.
Школа подходила к завершению. Народ уже начал осознавать конечность данного этапа своего существования. Кто-то хлюпал носом, кто-то просчитывал варианты дальнейшего общения путем переписки. Некоторые оказались относительными соседями и собирались приехать друг к другу в гости. Вовсю шел обмен адресами. По понятным причинам я старался не подключаться к данному процессу. Те, кто потенциально мне был интересен и кому был интересен я, имели доступ к моему личному делу. Моя банда была на сто процентов охвачена перепиской адресов, тут уж я не мог отбояриться — все же свои в доску. Так что на последней страничке тетрадки с конспектами у каждого было в столбик выписано одиннадцать адресов, я не исключение. Сразу предупредил сотоварищей, что писать никому не буду — просто график сильно плотный по жизни, поэтому писать две страницы на тему «было здорово, а у нас идет дождь на улице и в кино «Игра в четыре руки» с Бельмондо» глупо. А вот если попаду в их город зачем-то, то могу и в гости заехать. А Ольку из Москвы и бойца Коваленко предупредил строго — если заеду, то с ночевкой, пусть не пугаются. Ибо не готов, имея таких замечательных друзей, ночевать на вокзале. Идея была принята на «ура» и растиражирована — если кто из банды приедет в город к другому члену банды — ночевка не обсуждается, а организовывается. Я прямо в предвкушении паломничества в Верхнепупкинск, ага.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На могилу к деду вырваться не получилось. Не хотел сильно тянуть на себя одеяло и выпрашиваться в одиночное плавание. Лена Захарова, было, попыталась организовать патриотическую поездку к братской могиле, тем более, что рядом с моим дедом лежит и легендарная Гуля Королева. Но на восемьдесят человек разово автобусов не нашлось. А оставлять половину в Школе глупо и неправильно политически. Интересно, что боевой путь Гули, санинструктора двести четырнадцатой стрелковой дивизии, начинался в моем Верхнепупкинске, там формировалась её часть. Юная девушка прославилась тем, что при выносе раненых с поля боя вступила в боестолкновение с группой фашистов, вместе с ранеными вступила в бой и закидала немцев гранатами, личный счет — пятнадцать убитых врагов. Ладно, жизнь долгая, в другой раз приеду.
Всю последнюю совсем жаркую неделю купались в озере. Теперь уже с официальным разрешением, а не как до этого. Загорали, трепались за жизнь, делились планами. Меня тоже втянули в беседу.
— Жорж, а какие у тебя планы?
— Я боюсь их произносить вслух, могут не сбыться.
— Ха, суеверие! Комсомолец не должен быть суеверным.
— Давайте проверим. Вот у меня план — схватить Зиночку и бросить её в воду.
— Не дамся! — Зинка подскочила как ужаленная и отбежала на несколько метров. При том, что она три минуты назад вылезла из воды, страх смотрелся неуместно. Но таковы правила игры: если тебя собираются кинуть в воду, ты должна сопротивляться. Даже если хочешь стать объектом этой суеты, всё равно сопротивляйся. Даже под угрозой потери верха от купальника. Или тем более?
— Вот. А вы — «суеверие». Многие планы летят как фанера над Парижем, если их озвучить. А сколько серьезных джентльменов присело надолго именно из-за того, что поделились планами!
— Это ты про джентльменов удачи? То да, так бывает!
— Зинаида, иди уже к нам, не стой в стороне как неродная!
— А вы в воду кидать меня не будете?
— Будем конечно!
— Ладно, иду.
И где логика? Нетути логики в общении полов в юном возрасте. А во взрослом есть? Ну после тридцати порой прослеживается. Взрослые мальчики и девочки зачастую не только понимают, чего хотят, но трезво оценивают, что могут получить и почём. Подчеркиваю — зачастую, это не всегда. Ладно, назвался груздем — топи Зинку.
— Резиновую Зину мы в озере топили!
— Резиновую Зину схватили понесли!
— Она была красоткой, резиновая Зина,
— Тонуть не захотела, плыви и не бузи!
Не фонтан, зато экспромтом и Зине понравилось быть красоткой на весь пляж. Поэтому визги издавала особенно радостные и громкие, чтоб все видели — её топят, она красавица! Подружки, видимо, слегка приревновали удачливую Зину и стали помогать нам её топить. В результате, без верха оказалась Женька, чему явно обрадовалась. А Зинуле не повезло в этом плане. С другой стороны, чего мы там не видели, банда двенадцать человек? Мы в этом плане все почти родственники. Началась великая битва за лифчик, к которой подключились уже все наши, Витька потерял трусы и чуть не потерял девственность, а мы все потеряли последний стыд, если верить Петру Онегину. По его довольной роже было видно, свой стыд он потерял примерно в нашем возрасте. Так что мы расценили его замечание как одобрение нашего поведения. Настоящие комсомольцы не боятся трудностей, они их сами создают себе, а потом мужественно преодолевают.
Традиционный для всех молодежных сборищ костер провели за два дня до отъезда, так сам отъезд был растянут на двое суток — расписание поездов к хотелкам отдельных граждан неумолимо.
Я не очень заметил разницу между комсомольским костром и пионерским. Ну разве что галстуков не было. Поэтому на них не расписывались, их не разрисовывали, ими не обменивались. Несколько гитар, но играли по очереди. Вероятно, не нашли песен, которые разучили все на достойном уровне. Опять же они должны строить между собой. А заранее парням подготовиться не пришло в головы. Неизбежное хоровое пение неизбежного «Солнышка лесного» и «Багульника», который цветет где-то на сопках. Опять-таки неизбежное коллективное пение песен Высоцкого.
