— Ага. А потом вы сказали: «В половине третьего из него выйдет по край вот этого совочка». — Мистер Даусон засеменил к крыльцу, поднял совок, прислоненный к крышке угольной ямы, и протянул его мне. — Вот он, совочек. И тютелька в тютельку по моим часам из него вышло ровнехонько столько, я смерил.
— Не может быть! Вы уверены?
— Хотите верьте, хотите нет. А потом вы сказали: «В три часа его полностью прочистит» — и произошло это минута в минуту. Я как раз на часы посмотрел, а он задрал хвост и избавился от всего, что его допекало. И с той поры здоровехонек.
— Чудесно, мистер Даусон. Очень рад узнать это. — Я помотал головой, чтобы стряхнуть паутину фантазий, которая начала меня обволакивать. Я обычный ветеринар, работаю не покладая рук и добросовестно, однако этим все исчерпывается, и меня смущает, когда во мне усматривают гения, но, как обычно, медовые хвалы мистера Даусона умягчительной мазью ложились на синяки и шишки моего самолюбия. Должен сознаться, я получал много удовольствия от них и не огорчился, когда он продолжил:
— Ну раз уж вы тут, взгляните-ка еще и на эту свинку. — Взяв меня под локоть, он повернул к хлеву. — Вот она! — сказал фермер, опираясь на загородку закутка, где на соломе распростерлась великолепная свинья в бахроме деловито сосущих поросят. — Та самая, у которой нога вздулась. Совсем охромела, и очень я за нее тревожился. А вы ее кольнули, оставили мази втирать в опухоль, и утречком от нее следа не осталось.
— То есть… она исчезла за одну ночь? Полностью рассосалась?
— Во-во! Я не шучу и не придумываю. Совсем прошла.
— Ну… просто поразительно…
— А для меня тут, мистер Хэрриот, ничего поразительного нет. Что бы вы ни делали, все ладно выходит. Уж и не знаю, как бы я без вас обходился!
Даже в полной растерянности я был тронут такой беззаветной верой. И мог только надеяться, что ее ничто не погубит.
Но когда мистер Даусон вызвал меня несколько недель спустя, я решил, что роковая минута настала.
— Ну, какая беда приключилась на этот раз? — спросил я.
Старик потер подбородок.
— Странность, одно слово. Вот этот теленок. — Он указал на крепенького малыша в возрасте около месяца. — Не пьет молоко как положено, и все тут. Да вот я вам покажу. — Он плеснул молока в ведро и поставил его перед теленком, но малыш не стал пить, а наклонил голову, яростно боднул — и ведро покатилось, разбрызгивая молоко во все стороны.
— И так он каждый раз?
— Ну да. Сразу переворачивает. Хлопот не оберешься. Да и молочко хорошее зря пропадает.
Я осмотрел теленка, потом обернулся к его хозяину.
— По-моему, он совершенно здоров.
— Здоров, а как же. И озорной вдобавок. Вот только с ведром балует. Ну я и подумал, может, вы сделаете ему какой-нибудь волшебный свой укол, он и перестанет.
— Право же, мистер Даусон, — сказал я со смехом, — это не имеет отношения к медицине. Чисто психологическая проблема. Не нравятся ему ведра, и все тут. Боюсь, на этот раз ничем не могу вам помочь. А нельзя просто держать ведро, пока он пьет?
— Так я и держу. А он все равно норовит боднуть. — Мистер Даусон засунул руки в карманы и уныло посмотрел на меня. — Да можете вы что-нибудь сделать, конечно, можете! Ну пусть не в медицине дело, так ведь он — животное, а со всеми моими животными у вас всегда все получалось прямо на диво. Попробуйте, а? Уколите его чем-ничем.
Я посмотрел на огорченное лицо старика. Если я уйду, ничего не сделав, он, наверное, очень расстроится. Но как уступить его капризу и не сыграть роль полного шарлатана? Если не сделаю инъекции, он будет горько разочарован, но вот что… что? Мысленно я перебирал содержимое моего багажника и уже совсем отчаялся, когда вдруг зримо представил себе ампулу тиамина — витамина В. Мы делали его инъекции при мозговом заболевании — церебро-кортикальном некрозе, и хотя теленок им не страдал, да и вообще был здоров, все-таки средство это было связано именно с головой. А чтобы усмирить свою совесть, я решил ничего не брать со старика за визит.
Я сбегал к машине.
— Сделаю ему инъекцию вот этого, — сказал я и был вознагражден сияющей улыбкой. Пусть инъекция не принесет никакой пользы, но свою службу она уже сослужила. Старик ободрился, и, если на то пошло, будет не так уж плохо, если хоть раз лечение не возымеет успеха. Мантия непогрешимости спадет с моих плеч, и от меня уже нельзя будет ждать невозможного.
Миновал месяц, прежде чем я снова увидел мистера Даусона. Он перегибался через жердяную ограду на ярмарке скота, а увидев меня, замахал и поспешил ко мне. Я предвкушал момент, когда впервые ему придется сообщить о неудаче. Какие слова он подберет? Ему же еще никогда ничего подобного говорить не приходилось. И я не сомневался, что развенчать меня для него — тяжкая задача.
Он поглядел на меня широко раскрытыми глазами.
— Ну, мистер Хэрриот, опять вы себя показали!
— Показал? — Я в недоумении уставился на него.
— Ага! С тем теленком. Ваш укол еще как сработал!
— Что?!
— Ну да! — Счастливая улыбка разлилась по лицу. — С того дня ни единого раза с ведром не бодался!
14
Когда кошки и собаки, которых мы лечили, в конце концов умирали, хозяева иногда приносили нам их мертвые тельца. Это всегда было очень грустно, и у меня сжалось сердце, когда я увидел лицо старого Дика Фосетта.
Он поставил на стол в смотровой самодельную кошачью корзинку и тоскливо посмотрел на меня.
— Игрун… — сказал он, и губы у него беспомощно задрожали.
Я не стал задавать вопросов, а начал развязывать шнурки, стягивающие картонную коробку. Купить настоящую кошачью корзинку Дику было не по карману, но он уже приходил с этой картонкой, в стенках которой просверлил дырки.
Я развязал последний узел и заглянул внутрь, где неподвижно лежал Игрун — глянцевито-черный шаловливый котик, которого я знал так хорошо. Ласковый мурлыка, деливший с Диком его жизнь.
— Когда он умер, Дик? — спросил я мягко.
Он провел ладонью по изможденному лицу, по жидким седым волосам.
— Да вот утром гляжу, а он лежит рядом с моей кроватью… Да только… может, он еще не умер, мистер Хэрриот?
Я снова посмотрел в картонку. Ни малейших признаков дыхания. Я вынул обмякшее тельце, положил на стол и прикоснулся к роговице незрячего глаза. Никакого эффекта. Я взял стетоскоп и прижал его к черной грудке.
— Сердце еще бьется, Дик, но очень слабо.
— Может взять и остановиться, так, по-вашему?
— Ну-у… — Я замялся. — Боюсь, примерно так.
Тут грудная клетка котика слегка приподнялась и опустилась.
