Вот такая была странная и многозначительная беседа. Причем тот разговор, как и три предыдущих, Николай обставил как опытный конспиратор: сам позвонил Беспалому накануне, назвал какой-то московский номер и попросил на следующий день заказать с этим номером разговор с райцентровского переговорного пункта.
– Давайте побережемся от случайностей, – говорил Николай, – это в наших общих интересах.
Александр Беспалый не сомневался в могуществе загадочного Николая, поскольку все, что тот ни пообещал Беспалому, тут же мгновенно выполнялось: деньги на зону шли, людей повышали в званиях, решались какие-то личные вопросы, которые годами как дамоклов меч висели над всем коллективом. В общем, тайный собеседник был человек слова, с прямыми выходами на самый верх.
Подполковник повращал головой в одну сторону, в другую. Так он делал всегда, когда его одолевали невеселые мысли. А грустить было о чем. Буквально через два часа – хотя уже через полтора – ему предстояла нервная работа по «зачистке» колонии. Так подполковник Беспалый называл тотальный шмон, который он обычно устраивал пару раз в год, когда решал, что наступил удобный момент вытряхнуть из зэковских тайников накопленные «клады»: холодное (а иногда и огнестрельное) оружие, валютную заначку, наркоту. Возможно, зачистка позволит узнать истинную причину внезапного мятежа заключенных и выявить зачинщиков.
Подполковник быстро прокрутил в памяти вереницу всех событий последнего дня: выходило, что зэки во главе с хитрым Муллой забузили просто так, на пустом месте, буквально из-за того, что начальник колонии, видите ли, отказался отдать им на «растерзание» своего стукача Щеголя. Беспалый был опытным тюремщиком и отлично понимал, что это не повод для бузы. Просто так ничего не бывает. Было еще что-то серьезное.
И тут подполковник вспомнил, что среди ночи отдал своему заму, майору Кротову, приказ послать кого-нибудь в дозор вокруг зоны: так, на всякий случай, посмотреть, что творится вокруг, не дал ли кто из зэков деру во время всеобщей суматохи.
Он привычно сунул руку в карман куртки и вытащил переговорник. Вызвал Кротова. В ответ раздался только легкий треск радиоэфира.
– Кротов, мать твою! Как слышишь? Прием!
Ничего. Наверное, сукин кот, спит без задних ног.
Беспалый швырнул переговорник на журнальный столик.
В этот момент в дверь негромко постучали. Неужто сам заявился?
Александр Тимофеевич поднялся и пошел открывать. На пороге стоял его «верный пес», его глаза и уши – осужденный «химик» по кличке Щеголь.
– Ты чего это, Щеголь, охренел совсем? Какого… ты ко мне без приглашения пришел? Тебя братва по всей зоне ищет, хочет из тебя кишки выпустить, а ты шастаешь – да еще без охраны!
Щеголь был бледен. Он буквально оттеснил Беспалого от двери и прошмыгнул в кабинет.
– Это, Александр Тимофеич, вы закройте дверку-то!
Беспалый затворил дверь и повернул ключ в замке.
Потом пристально осмотрел Щеголя.
– Что это с тобой? В дерьме весь каком-то! Ты что, в очко свалился? Тьфу ты, воняет как! Ты где укрывался?
– У Васильевой Светки на скотном!
– А как это тебя туда занесло – на вольную? – подивился Беспалый.
– Ходы знаю, – уклончиво ответил Щеголь. – Прошел. Как вся эта катавасия началась, так я взял ноги в руки, ну и попер! Мои люди шепнули, что Мулла вроде как меня искал.
Беспалый строго глянул Щеголю в глаза.
– Было дело! – И тут ему в голову пришла мысль. – Кстати, он и у меня просил, чтобы я тебя ему отдал. Узнал как-то старик, что ты мой человек. Информатор. Между прочим, буза началась именно по причине, что я Мулле отказал. Не отдал я тебя. Так-то, братец, твою задницу спасал.
Щеголь сглотнул слюну.
– Правда, что ль, Александр Тимофеич?
– Какой резон мне тебе врать.
– Тоже верно, – опустил глаза Щеголь. – Теперь мне тут житья не будет. Мулла не успокоится, пока глотку мне не перережет.
Беспалый жестом пригласил Щеголя пройти и сесть к столу. А сам не спеша подошел к раскрытому сейфу, достал второй стаканчик и, поставив его перед Щеголем, плеснул водки.
– Не перережет он тебе глотку, не бзди! Мулла сам уже успокоился – обрел, понимаешь, вечный покой.
– Убили? – вырвалось у Щеголя. – Да кто же его?
– Стрельба была сумасшедшая. Вот и угрохали старика. Да ты и сам должен был слышать у Светки-то в койке!
– Какая там койка! – махнул рукой Щеголь и хряпнул стаканчик до дна. – Говорю же: в хлеву у нее сидел. В свинячьем говне по самые уши! Жить-то охота, Тимофеич! Сам знаешь. – Собеседники помолчали. – Так что теперь будет-то? – как-то тускло спросил Щеголь.
Беспалый многозначительно поиграл бровями.
– А что будет… Что положено, то и будет. Придется тебя пока убрать отсюда. Покуда не уляжется все. Переведу тебя в соседнюю зону – к полковнику Бурякову. Там, говорят, и харчи посытнее, и порядки помягче. Не то что у меня… на «сучьей»!
Щеголь сразу взбодрился.
– Вот спасибо, Александр Тимофеич! Век не забуду! – Он вскочил и, глупо улыбаясь, попятился к двери. – Так Мулла точно копыта откинул? А этот, московский гость, – с ним что?
Беспалый помрачнел.
– С ним, похоже, тоже несчастье приключилось.
– Оступился на баррикаде? Споткнулся, упал… Потерял сознание. Очнулся – гипс? – осклабился Щеголь.
Беспалый поморщился.
– Да нет, брат Щеголь, хуже – не очнулся. И не очнется теперь уж никогда. Так что можешь спать спокойно. – С этими словами Беспалый помрачнел еще больше. Видно, этот вердикт не очень-то убеждал его самого. – Иди к себе в барак да смотри на ОМОН не наткнись – они же тебя в лицо не знают, разбираться не будут, пальнут из «акаэма» – и поминай, как звали.
Как только Щеголь исчез за дверью, Беспалый подошел к журнальному столику и налил себе еще стаканчик. На душе у него было скверно. Почему? Он пока не мог этого понять. Что-то его угнетало. Что? Мысль или, вернее, смутное опасение, что он что-то сделал не так. Или недоделал. Но что?
Беспалый задумчиво подошел к сейфу и стал рыться там, точно надеялся выволочь оттуда завалившийся за бумаги золотой самородок. Но он достал древний пыльный кассетник «Юность». Ткнул кнопку воспроизведения – и из динамика захрипел Высоцкий:
…И что там ангелы поют такими злыми голосами!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…
И тут он вспомнил! Ангелы!.. «Я не проверил у него татуировку!» – эта мысль буквально обожгла его. И он невольно ощутил на спине предательский холодок страха.
* * *
Щеголь, крадучись, шел по самым темным углам, задами административных построек.
Скоро должно было светать, и он торопился вернуться в свой барак в предутренних сумерках. Разговор с Беспалым порадовал его. Конечно, обидно было сваливать со «своей» зоны, которую он и так держал в кулаке, а теперь, после смерти Муллы, вообще мог стать тут королем. Ну да ладно, Беспалый прав: надо свалить, пока все утрясется, а то не дай бог – братва пронюхает про его заигрывания с лагерным начальством, и тогда все, кранты!
Но, что ни делается – все к лучшему. На соседней зоне он перекантуется полгодика – а там, глядишь, вернется обратно, под крыло к Беспалому.
Он расправил плечи и ускорил шаг. Но, как только свернул от столовой на финишную прямую, дорогу ему перегородила фигура в форме. Он чуть не охнул от неожиданности. Но, приглядевшись, узнал в случайном встречном прапорщика Родионыча. Сорокапятилетнего мужика в колонии все без исключения величали именно Родионычем: начальство – из уважения к его почти двадцатипятилетнему стажу службы, молоденькие краснопогонники – за то, что он годился каждому из них в отцы, а зэки – за те неоценимые услуги, которые он им оказывал, пользуясь своим служебным положением.
На зоне Родионыч был человеком незаменимым: за четвертную он мог отнести «маляву» в соседний барак; мог принести на зону водки, сигарет, чаю. Впрочем, такой мелкий бизнес, осуждающийся начальством, почти для всего персонала исправительных учреждений был чуть ли не основным заработком и не считался чем-то особенным и зазорным.
Родионыч же за хорошие бабки решал вопросы и поважней: мог доставить оружие, наркоту, переправить послание на волю, принести «малявы» из других зон. При необходимости Родионыч мог добыть для зэков липовые документы, снабдить важной информацией. Щеголь давно знал, что Родионыч «запомоенный» вертухай. Знал и то, что «зацепили» его не в родной колонии, а на южном побережье Крыма, где он поправлял здоровьице после усиленной службы в Заполярном крае. В санатории, где он отдыхал, было полно перезрелых девок, приехавших на песчаный берег в надежде отыскать в людском водовороте блудного принца. Прапорщику было где показать армейскую прыть. Он напоминал нахала-козла, что забрел на соседский огород за спелой и сладкой капустой. Правда, своим новым знакомым он представлялся бравым подполковником, героем едва ли не всех «горячих точек», вспыхивающих на южных границах России, который в санаторий прибыл залечивать боевые раны.
