«Я спросил Хюннинена, — сказал Вячеслав Михайлович, — хочет ли Финляндия вступить в войну в качестве союзника фашистской Германии или нет? Хочет ли она сделать своим противником почти 200-миллионный народ, который не имеет к ней никаких серьезных претензий и не стремится каким-либо образом нарушить ее самостоятельность? Однако финский посланник уклонился от прямого ответа»[129], — подчеркнул Молотов.
«А между тем, — продолжал он, — 22 июня Финляндия уже фактически приняла участие в нападении на нашу страну, предоставив германским войскам свою территорию, аэродромы, морские порты, прочие военно-стратегические объекты и совершив другие вероломные агрессивные акты. Тем не менее вплоть до августа 1941 г. мы не оставляли попыток по различным каналам зондировать возможность вывода Финляндии из войны и организации переговоров по указанным территориальным вопросам. Я напомню Вам, что первое небольшое послание И. В. Сталина Ф. Рузвельту[130], направленное, кажется 4-го августа 1941 г., было целиком посвящено финскому вопросу. И когда стало уже совершенно ясно, что финская правящая верхушка этого делать не намерена, Сталин дал указания все наши попытки прекратить. Он заявил, что “тем самым Финляндия, грубейшим образом нарушив положения и все клятвенные обязательства Московского мирного договора, сама отказывается от возможности мирного решения территориальных проблем, и этот вопрос отныне навсегда закрывается”»[131].
«Могу еще добавить, — сказал В. М. Молотов, — что в августе и октябре 1941 г. правительство США трижды поднимало перед правительством Финляндии вопрос о прекращении ее наступательных действий на советской территории и о возможности восстановлении мира между СССР и Финляндией. Ответом финской стороны была разнузданная антисоветская клевета и подтверждение своей верности Гитлеру в совместной агрессивной войне против Советского Союза[132]».
Оказавшись в составе фашистского блока, вела ли Финляндия самостоятельную, ограниченную и независимую от Третьего рейха войну против СССР, как заявляли об этом представители финской правящей группировки?
Разумеется, нет. О какой «самостоятельной» и «независимой» от гитлеровской Германии войне могла идти речь, если все расчеты Рюти, Маннергейма, Рангеля, Виттинга, Вальдена, Таннера и других были целиком связаны с надеждами на победы мощных армий вермахта и закреплены в плане «Барбаросса». А разве не свидетельствует об этом даже такой частный факт, когда в самый канун фашистского нападения на СССР в северной части страны с согласия финляндских правителей в оперативное подчинение немецкой армии «Норвегия» перешел 111-й финский армейский корпус? Где же логика у отдельных финских авторов, когда, с одной стороны, заявляется, что Финляндия была вынуждена пойти на тесный военно-политический союз с Гитлером, а с другой — она, оказывается, вела «обособленную», «ограниченную» и «независимую» от рейха войну? Такой «самостоятельный» союзник нацистскому фюреру был просто не нужен.
Что касается утверждения, что Финляндия вела якобы оборонительную войну и не преследовала каких-либо целей, то и этот тезис, провозглашенный Рюти в его упомянутой нами речи 26 июня 1941 г. и бытующий до сих пор в финской историографии, не выдерживает серьезной критики.
Председатель Комиссии по иностранным делам сейма В. Войонмаа 30 июня 1941 г. писал своему сыну, посланнику Финляндии в Швейцарии: «Финляндия — в состоянии войны против Советского Союза. Это все происходит под вывеской оборонительной войны, но теперь уже ясно, что это — агрессивная война… Речь идет о полном участии в крестовом походе Германии…»[133].
По мнению известного историка норвежца X.П. Кросби, автора изданной еще в 1967 г. книги «Выбор Финляндии», в «начале лета 1941 г. Советский Союз не угрожал Финляндии, и мобилизацию тогда провели в целях наступления, а не обороны. Превращение финского плана обороны в план наступления произошло потому, что состоялся военный договор Финляндии и Германии, а не из-за воздушных налетов Советского Союза».
С самого начала Советско-финляндской войны 1941–1944 гг. как составной части Великой Отечественной войны намерения финляндских правителей были агрессивными. Ведь речь шла о создании «Великой Финляндии» как за счет Советской Карелии, так и других территорий СССР.
В этом отношении достаточно красноречив известный приказ главнокомандующего финскими войсками маршала К. Маннергейма за № 3 (для немецких войск он был датирован 1 июля 1941 г. за № 4). В нем весьма откровенно излагались захватнические цели Финляндии в начавшейся войне: завоевание не принадлежавших ей земель. Маннергейм прежде всего напомнил своим солдатам, что «во время освободительной войны в 1918 году» он «сказал карелам Финляндии и Карелии», что не вложит «меч в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не станут свободными…»[134].
«Борцы за свободу, славные участники Зимней войны, отважные мои солдаты! — говорилось далее в приказе. — Новый день настал. Карелия поднимается, рядами идут ее батальоны. Перед нами в бурлящем потоке мировой истории сияет свобода Карелии и Великая Финляндия. Да поможет провидение, направляющее судьбы народов, финской армии исполнить обещание, данное мною народам Карелии».
Свое обращение главком закончил словами: «Солдаты! Земля, на которую вы ступите, пропитана кровью и страданиями нашего племени, священная земля. Ваши победы освободят Карелию, ваши действия принесут прекрасное будущее Финляндии».
А вот что говорилось в статье «Финляндия и ее претензии на Восточную Карелию», опубликованной 13 декабря 1941 г. в американском журнале «Бюллетень международных новостей»: «…В своем приказе от 4 сентября маршал Маннергейм заявил, что старая граница на Карельском перешейке достигнута, но требуется дальнейшее продвижение. В приказе от 10 июля он повторил свой лозунг 1918 года, что не вложит меч в ножны до тех пор, пока не освободит Финляндию и Восточную Карелию и что он молится об исполнении обещания, данного им карельскому народу. Стремление Маннергейма завоевать Восточную Карелию, которая никогда не принадлежала Финляндии (хотя значительная часть ее населения, состоящая из карелов, говорит на финском диалекте и родственная финнам по происхождению), не поддерживается народом.
Бывшему министру иностранных дел и нынешнему министру торговли Таннеру пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить, что это было только личной точкой зрения маршала, и в своем выступлении в Выборге (отчет о котором был помещен в шведских газетах от 15 сентября) он сказал, что война якобы носит чисто… оборонительный характер»[135].
Столь же несостоятельными являются утверждения ряда финских авторов, будто войска Финляндии, начав наступление, вышли в районы старой границы и здесь остановились, что они будто бы не участвовали в блокаде Ленинграда и т. п.
Факты и документы свидетельствуют, что значительная часть захваченной ими в первые месяцы территории не входила в состав Финляндского государства, равно как и столица Советской Карелии г. Петрозаводск, оккупированный финской армией 25 октября 1941 г. В боях за Ленинград финские войска, несмотря на отдельные оговорки, фактически участвовали, прикрывая северный фланг вражеской блокады.
Приведем еще один пример, хорошо иллюстрирующий, как некоторые финские историки, освещая военные события 1941–1944 гг., обходят «острые углы», приглаживают действия политических деятелей своей страны того времени, вольно обращаясь с документами и используя при этом и метод «умолчания».
Перед нами переведенная на русский язык и опубликованная издательством «Весь мир» «Политическая история Финляндии». Ее авторами являются три известных финских историка: О. Юссила, С. Хентиля и Ю. Невакиви[136].
Глава «От обретения независимости до окончания Войны-Продолжения 1917–1944» принадлежит перу Сеппо Хентиля. Не касаясь вопроса о том, насколько правдиво и объективно автор осветил предысторию, ход и окончание Зимней войны, которую президент Ю. К. Паасикиви все же не случайно назвал «войной Эркко», обратимся к общей оценке следующих ее разделов, интересующих нас в первую очередь. А они как раз посвящены так называемой «Войне-продолжению» и носят названия: «Вооруженное перемирие» (для автора, видимо, Московский мирный договор между СССР и Финляндией, заключенный 12 марта 1940 г., был тоже только «перемирием». — Г. К.). Затем идут разделы: «Финляндия и Германия — “соратники по борьбе”» (слова «соратники по борьб» Хентиля взяты в кавычках, поскольку он, по-видимому, считает, что финские войска и войска вермахта не были соратниками по борьбе, т. е. по агрессии. — Г. К.), «Позиционная война и зондаж с целью заключения мира» и, наконец, «Победа (?!) в оборонительных боях и перемирие».
