— Если, если и если, — сказал император.
— Не от пана Твардовского ли слова про звезды и Венгрию? — спросил секретарь.
— От него, — ответил Ласка.
— Стоит ожидать именно такого исхода.
— Уверен? — спросил император.
— Как наиболее вероятного, — ответил секретарь.
— Передам Фердинанду, пусть будет готов. Теперь решим, что делать с вором и птицей. Что скажешь, племянник?
— Надо решить, стоит ли нам укрепить отношения с Польшей или наоборот, стоит готовиться, что они все равно рухнут.
— Я бы подождал, пока разродится королева Венгрии. А птицу… На твое усмотрение. Если меня не будет в Вене, решай сам. Кстати, речь шла о какой-то конкретной птице? — император повернулся к Ласке.
— Мы подумали, что у императора попугаев много, одним меньше и не заметит никто. Выбрали самого ненужного, который на задворки выселен, — ответил тот.
— Почему выселен? — спросил император у гефлюгельшталльфюрера.
— Монахи говорят, богохульник он злостный, — ответил тот, — Отрицает непогрешимость Папы, еще и утверждает, что Святой Дух исходит только от Отца. Вопросы еретические задает. Чуть что, ругается по-морскому, святых скверными словами оговаривает.
— Ты с ним сам разговаривал?
— Не о чем мне с такой птицей беседовать. Не полезно для моей бессмертной души.
— Тогда хорошо, что воры именно этого попугая выбрали, — сказал император, — Выбери они другую птицу, не сносить им головы. В самом деле, зачем мне такой попугай?
— Виноват я, Ваше Величество, что по-хорошему не попросил, — поклонился Ласка, — Другой раз умнее буду. Не нужен вам попугай, так не выбрасывайте, мы заберем.
— Мы собирались выбрасывать попугая? — спросил император.
— Никак нет! — вытянулся гефлюгельшталльфюрер.
— Попроси этот вор птицу для себя, я бы не отдал. Кто он такой, чтобы ему сам император подарки делал? У нас в империи своих рыцарей полно, у всех после турниров одни заморские редкости на уме. А вот короля Сигизмунда Августа я недолюбливаю. Не король, а маменькин сынок.
Император и принц улыбнулись открыто, а все остальные улыбки проглотили. Все-таки, «маменькиному сынку» двадцать, он руководитель дружественного государства и будущий родственник.
— Пускай Сигизмунда Августа птица-еретик каждый день богохульно кроет, на языке, которого он не знает, а он чтобы слушал да радовался. Только подарок ему я могу и по своему желанию послать, без лишних посредников. Хочешь сам привезти птицу? — спросил император Ласку.
— Да, Ваше Высочество. Готов за нее службу сослужить.
— Рыцарей у нас и без тебя много, — сказал император.
— А воров? — спросил принц.
— Хм… Воров? — император задумался и повернулся к секретарю, — Много ли у меня в империи воров?
— Мало, Ваше Величество! Вешаем каждый день, скоро закончатся! — отрапортовал секретарь. На самом деле, он не знал правильного ответа, просто не хотел портить настроение императору.
— Я бы отдал птицу в обмен на другую редкость, — принц строго посмотрел на Ласку.
— Как прикажете, Ваше Высочество!
— Я хочу сделать подарок отцу.
— Какой? — спросил император.
— Был у него в конюшнях добрый конь. Французский дестрье вороной масти. Помер, а табличка над стойлом осталась. Коней у нас каких только нет, да вот только вороного дестрье французский король Франциск нам больше не продает. Обиделся Франциск на вас, дядя, после Павии. Говорит, пусть император хоть вороную мышь седлает, хоть вороного слона, а вороного боевого коня никто во Франции в нашу империю по-хорошему не продаст. Непорядок получается. Не табличку же над стойлом снимать. Отец каждый раз мимо ходит и хмурится. Краденого коня он не купит, а дареному в зубы не смотрят.
— Намек понятен? — император повернулся к Ласке.
Ласка даже выдохнул с облегчением. Коня привести. Это не птица какая-то. Конь скотина умная, с ним договориться можно. Если уж с императором нельзя. У королей коней много, одним меньше — и не заметит. Как Вольф говорит, не последнее забираем, не под петлю подводим. Бог простит. Грех, конечно, но что этому Вольфу лишний грех?
— Приведем мы коня, Ваше Величество! — ответил Ласка.
— Обмануть меня не пытайтесь. Думаете, мы тут в лошадях не разбираемся?
— В мыслях не было, Ваше Величество! Любой рыцарь в лошадях знает толк, а чем рыцарь старше, тем лучше знает. Вот вам крест, из королевской конюшни приведем жеребца!
— Тогда ступайте с Богом, — сказал император и повернулся к принцу, — Согласен насчет подарка Фердинанду. Мое императорское слово крепкое. Будет конь — отдавай им птицу.
Фредерик снова привел Ласку в контору загадочной Службы Обеспечения.
— Костюм мой тебе подарок, — сказал он, — И вот, возьми двадцать имперских талеров.
— Зачем?
— Потому что могу. Но обещай, что разведаешь для меня одну вещь. Ты ведь все равно пойдешь к конюшням.
— Для друга отца я бы и бесплатно разведал. Возьми обратно свои деньги.
— Это не лично мне, а по службе. Одно дело по-дружески хорошему человеку помочь, другое дело выполнить работу для государственного учреждения. Поэтому возьми деньги себе, они уже по книгам списаны.
— Хорошо. Какая работа?
— Шпионы доносят, что у короля Франции есть особенный конь. Черный как смоль, из ушей дым идет, изо рта пламя пышет. Никто на него верхом сесть не может, а гулять его выводят на шести цепях толщиной в руку. Надо узнать, правда это или нет, что за конь и откуда. И особенно, кто на нем ездит.
— Постараюсь. Надо до самого коня дойти или только послушать, что люди говорят?
— Достаточно послушать. Ты знаешь, кто такой Russisch Koschey?
— Кощей? Знаю, он какой-то царь не то под землей, не то еще где-то, где вместо людей чудища живут. Только у нас не говорят «Русский Кощей».
— Так говорят у нас, чтобы не путать с Кощеем Меднобородым, его братом.
— И про этого слышал, — Ласка вспомнил рассказ польского рыцаря в Полоцке, — Морда жабья, клешни рачьи?
— Он самый. Нострадамус предсказал, что Меднобородый погибнет в этом году. Его погубит длинный язык того, кто ездит на огнедышащем коне. Мы, то есть, Особый Департамент Службы Обеспечения, внимательно следим за событиями в колдовском мире. Огнедышащий конь есть у Русского Кощея, у Бури-Богатыря, еще у нескольких чудищ. И, возможно, у короля Франциска.
— Хорошо, спрошу.
— Теперь поговорим о Дубровно. Тони, заходи!
В кабинет вошел элегантно одетый мужчина с толстыми книгами. За ним слуга тащил листы бумаги и письменные принадлежности.
Paracelsus . Liber de Nymphis, sylphis, pygmaeis et salamandris et de caeteris spiritibus, — гласила надпись на обложке первой книги.
— Парацельс? — переспросил Ласка, — Его немцы и в Москве вспоминали. Доктор такой, верно?
— Верно, — ответил Тони, — Странствующий врач, умный до гениальности, но с очень скверным характером. Додумался поссориться с Фуггерами из-за того, что препарат гваякового дерева недостаточно эффективен от французской болезни. Теперь ему запрещают практиковать в каждом втором городе, а мы не можем нанять его к себе.
— У него и без нас есть хороший покровитель, — сказал Фредерик, — Многовато он чудовищ видел для того, кто до сих пор жив. Хотел бы я знать, кто это.
— Покажи, какие чудища там были, — сказал Тони и открыл верхнюю книгу.
Оказалось, что у немцев есть книги, где они описывают чудищ. С цветными иллюстрациями и с подробнейшим описанием.
Из книги Парацельса Ласка не узнал никого. Другая книга содержала страницы с иллюстрациями и текстом на польском, переплетенные в чередовании со страницами перевода на немецкий. По этой книге Ласка опознал ведьм, оборотня, лешего, водяного, кикимору. Пары чудищ в книге не нашлось, и Тони их зарисовал по описанию. В третьей книге под деревянной обложкой лежали непрошитые листы с рисунками и сопроводительным текстом. По-видимому, плоды изысканий Службы Обеспечения.
