- Пойдем же! - настойчиво повторила Катя. - Надо обедать, понимаешь?
Она схватила его за руку и потащила. Он подчинился.
У цеховых ворот, возле досок показателей, шумели, смеялись, что-то выкрикивали ребята. Среди них стоял завкомовский художник - длинный парень, который только и умел, что рисовать. Он пристроил над доской первой бригады новый плакат и, по-видимому, очень гордился своей работой. Действительно, получилось здорово: на плакате был изображен несимпатичный человек в длинноухой шапке. Приплясывая, он доламывал станок какой-то небывалой конструкции. Во все стороны летели громадные болты, гайки и шестеренки. На плакате вверху было написано большими черными буквами: «Позор станколому Малышеву!» - а внизу еще хуже: «Станколом - помеха производству и фронту».
- Ой, не могу! - выдохнула Леночка.
Тотчас же Костя повернул обратно. Катя схватила его за локоть и попыталась успокоить:
- Ну совсем, совсем не похоже на тебя нарисовано! Только шапка немного похожа, а больше ничего. Идем в столовую!
Не ответив, Костя вырвался и ушел за колонны. Он снова забился за инструментальный шкафчик, прислонился к стене и опустил голову, глядя на ноги… Сева подошел к нему, остановился и долго молчал, не решаясь что-то сказать. Лицо у него было по-прежнему расстроенное.
- Имей в виду, Малышок… - наконец проговорил он отрывисто и глухо. - Имей в виду, что я возьму всю ответственность на себя. Ты тут ни при чем. Понял? Считай, что сломан мой, а не твой станок.
- Картинку на меня нарисовали, - горько усмехнулся Костя.
- Это ничего не значит… Я честный человек… - добавил Сева непонятно почему.
- Не значит? - переспросил Костя. - А вот и значит! - Его глаза зло блеснули. Он закончил: - Уйду с завода! Не нужны мне такие вот! Уйду вот… в тайгу… Скажи Николе…
Не этого ли слова добивался Сева так долго, не это ли слово всячески выманивал у Малышка? Почему же он теперь пошел прочь, еле передвигая ноги?
Девочки постарались скорее вернуться в цех. Катя протянула Косте алюминиевую мисочку:
- Ешь, я для тебя хлеба и каши на свои талоны взяла. Ешь, Малышок, а то не вырастешь, - и ласково улыбнулась.
Он неохотно принялся за еду. Девочек удивило его лицо, в котором все было сумрачно и спокойно.
За колонны прибежала цеховая рассыльная и пропищала:
- Малышев, начцеха зовет! Скорее!
Покончив с кашей, Костя встал, вытер руки, застегнул бушлатик и направился к конторке начальника цеха. За ним в том же направлении двинулся Сева, а к ним присоединился Колька Глухих.
ВРАЖДА
Директора и парторга весь день не было на заводе. Об аварии «Буша» они узнали, когда говорили из обкома партии с главным инженером по телефону. Главный инженер передал трубку начальнику молодежного цеха Тимошенко, и тот рассказал директору, что станколомом является ученик токаря Константин Малышев, что участвовал в этом безобразном деле другой ученик, Всеволод Булкин, а переналадил станок молодой токарь из ремонтного цеха Николай Глухих.
- Та це ж одна шайка-лейка, - сказал Тимошенко. - Дружки-товарищи. Я - на Малышева, а они все - на меня, сами все рассказали, бо вин мовчит, як чугунная тумба. Ой, и впертый же хлопец!
Спустя четверть часа за колонны явился Герасим Иванович и посмотрел исподлобья на Костю, на Севу.
- Малышев, Булкин, сейчас к директору пойдем. Глухих с собой возьмите, - приказал он, круто повернулся и зашагал в цех.
Девочки испуганно глядели на Костю и Севу: к директору - ой, страшно как! Но поразительнее всего было спокойствие, с каким мальчики приняли приглашение. Костя даже не шевельнулся, а Сева, как только мастер скрылся, сказал:
- Взялись прорабатывать, нашли удовольствие… Будто без этого не обойдется…
- Что ты говоришь, Сева? - послышался голос Нины Павловны. - Конечно, без этого не обойдется. Нужно ведь с вами крепко договориться, чтобы вы берегли технику.
В этот печальный день Нина Павловна несколько раз наведывалась за колонны. Теперь она присела возле Кости, взяла его за руку.
- Почему ты молчал у начальника цеха? - спросила она. - Подумай, как можно после всего этого доверять тебе станок?
- Я… я фронту не помеха, - шепнул Костя, встал и ушел в свое испытанное убежище.
- Ты, Сева, старше и грамотнее Малышка, - сказала Нина Павловна. - Конечно, хорошо то, что ты у Тимошенко признал и свою вину, но почему ты так легко говоришь о проработке, почему стараешься ожесточить Малышка? К чему это?
Вдруг Катя выключила станок и сжала кулачки.
- Он лодырь, вредитель бессовестный! - крикнула она запальчиво. - Это он, он так нарочно подстроил, чтобы станок сломался, чтобы Малышка в свою компанию затащить и тоже лодырем сделать. Вредитель такой!
Это было тяжелое обвинение. Правда, казалось, что Костя, уставившийся глазами в землю, ничего не слышит, но Сева все же счел необходимым объясниться.
- Ты, Галкина, в наши дела не суйся! - сказал он твердо. - Конечно, мы с Колькой сделали плохо. Но мы не думали, что так получится… Я искренне хотел, чтобы Малышок полторы нормы выполнил. А теперь я всю вину на себя принимаю. Вот! - Он закончил: - Дура! - и пустил свой станок.
Все это было довольно убедительно, но оказалось, что Нину Павловну интересует не станок, а совсем другое.
- Какая у вас скверная обстановка, - проговорила она задумчиво. - Совершенно невозможная обстановка. Вы ведете себя как враги. Дошло до того, что Катя напустила на Севу собаку. Мне об этом бабушка рассказала. Как это не по-советски - такая вражда! (Катя хотела в ответ сдерзить, но сдержалась и отвернулась к станку.) Нет, подумайте, разве мы могли бы воевать, если бы все жили врозь? А какую дружную компанию вы могли бы составить, и тогда не было бы таких безобразий, как сегодня. Почему вы не дружите?
- Очень приятно с Булкиным-Прогулкиным дружить! - бросила Катя.
- Думаешь, ты мне нужна! - не смолчал Сева.
Нина Павловна досадливо махнула рукой, хотела что-то сказать, но в это время появился Бабин.
- Пошли, работнички! - скомандовал он. Оглянувшись, как человек, неожиданно оторванный от своих мыслей, Костя глубоко вздохнул и двинулся за мастером и Ниной Павловной.
СПОР
До этого случая мальчикам не приходилось бывать в кабинете директора, но от других ребят они слышали, что в кабинете на письменном столе стоят четыре телефонных аппарата: один - разговаривать с цехами, другой - с обкомом партии, третий - с наркомом боеприпасов, а четвертый, самый важный, к которому никто, кроме директора, не смел прикасаться, - говорить прямо с Кремлем. Может быть, это было так, а может быть, вовсе не так, но Костя даже забыл сосчитать телефонные аппараты.
В кожаном кресле за столом сидел директор, а возле стола в другом кресле, вытянув свою несгибающуюся ногу, - Сергей Степанович. Он просматривал какие-то бумаги, беря их со стола здоровой левой рукой.
Директор приказал секретарше больше никого не пускать и спросил у Нины Павловны, что ей нужно.
- Я знаю этих мальчиков… Мне хотелось бы присутствовать, - ответила она.
- Можете, - разрешил директор. - Ребята, сядьте, - указал он на стулья напротив письменного стола, а как только Костя, Сева и Колька уселись, спросил: - Кто Малышев?
- Посередине сидит, - сказал Сергей Степанович, окинув ребят спокойным, серьезным взглядом.
- Самый маленький, - отметил директор, прикуривая от электрической зажигалки. - Припоминаю, что видел его в цехе. Это тот самый Малышев, который на филиале отличился?
- Тот самый, - подтвердил Герасим Иванович. - И тут, положим, тоже отличился, только на другой манер.
- Да, - признал директор, - расправился со станком. Дико, варварски расправился! - Он спросил у Кости: - Вот ты, Малышев, сколько пудов можешь унести? - Тут он рассердился и прикрикнул: - Встань, я старше тебя!… Так сколько пудов унесешь?
