И еще: обведенная в рамочку, над повисшим вопросом стояла дата. Хоть пожухшие листы блокнота и понуждали думать, что события в дневнике разворачивались чуть не в минувшем десятилетии, судя по цифрам, запись была сделана всего несколько дней назад.
Костенеющие стариковские мозги с забытой прыткостью составили воедино разрозненные кусочки мозаики: загадочного странника, привидевшегося несчастному бездомному на Нагатинской, вроде бы знакомый голос у стражи на гермоворотах, слова «Домой возвращаться нельзя»… Перед ним начинала выстраиваться целостная картина. Не могли ли каракули на склеившихся страницах наполнить смыслом все прочие странные происшествия?
Совершенно точно, никакого захвата Тульской бандитами не было; там творилось нечто куда более сложное и таинственное. И Хантер, четверть часа допрашивавший дозорных у ворот на станцию, знал это ничуть не хуже Гомера.
Именно поэтому нельзя было показывать ему блокнот.
Именно поэтому Гомер осмелился открыто возразить ему на собрании в кабинете Истомина.
– Нельзя, – сказал он еще раз.
Хантер медленно, как линкор, наводящий главное орудие, повернул к нему голову. Истомин отодвинулся вместе с креслом назад и все-таки решился вылезти из-за стола. Полковник устало скривился.
– Взорвать гермозатвор не выйдет, там же грунтовые воды вокруг, мигом зальет линию.
И вся Тульская на честном слове держится, молятся, чтобы не прорвало. Параллельный туннель – сами знаете, вот уже лет десять как… – продолжил Гомер.
– Что же нам стучаться и ждать, пока они откроют? – поинтересовался Денис Михайлович.
– Ну, всегда есть обходной путь, – напомнил Истомин.
От неожиданности полковник закашлялся, потом яростно заспорил с начальником, обвиняя того в намерении перекалечить и угробить его лучших людей. И тут бригадир дал залп.
– Тульская должна быть зачищена… Положение таково, что необходимо поголовное уничтожение всех, кто находится на станции. Там уже не осталось ни одного из ваших людей. С ними кончено. Если вы не хотите еще больших потерь, это единственное решение. Я знаю, о чем говорю. У меня информация.
Последние слова явно предназначались Гомеру. Старик ощутил себя расшалившимся кутенком, которого встряхивают за шкирку, чтобы привести в чувство.
– Учитывая, что туннель с нашей стороны перекрыт, – Истомин одернул китель, – есть только один способ проникнуть на Тульскую. С другой стороны, через Ганзу. Но мы не сможем провести туда вооруженных людей, это исключено.
– Я найду людей, – отмахнулся Хантер, и полковник встрепенулся.
– Даже просто чтобы попасть к Ганзе, надо пройти два перегона по Каховской линии до Каширской… – начальник многозначительно умолк.
– И что? – бригадир скрестил руки на груди.
– В районе Каширской в перегоне фон зашкаливает, – пояснил полковник. – Там недалеко упал фрагмент боеголовки. Не разорвалось, но и так хватает. Каждый второй, получивший дозу, умирает в течение месяца. До сих пор.
Повисла недобрая тишина. Гомер, воспользовавшись заминкой, незаметно начал отступление – разумеется, тактическое – из истоминского кабинета. В конце концов Владимир Иванович, видимо, опасаясь, что неуправляемый бригадир все же отправится сносить гермозатвор на Тульской, признался:
– Есть защитные скафандры. Всего два. Можешь взять с собой самого здорового бойца, любого. Мы будем ждать, – он оглянулся на Дениса Михайловича. – Что нам еще остается?
– Пойдем к ребятам, – полковник вздохнул. – Поговорим, отберешь себе напарника.
– Нет необходимости, – Хантер качнул головой. – Мне нужен Гомер.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПЕРЕХОД
Дрезина миновала широкую полосу, выведенную ярко-желтой краской на полу и стенах туннеля. Рулевой больше не мог делать вид, что не слышит все ускоряющиеся щелчки дозиметра. Взявшись за тормоз, он извиняющимся тоном пробормотал:
– Товарищ полковник… Дальше нельзя без защиты…
– Давай еще хоть метров сто, – мягко попросил Денис Михайлович, оборачиваясь к нему. – На неделю потом тебя от дежурств освобожу, за вредность. Нам что – две минуты проехать, а им в этих скафандрах полчаса брести.
– Так крайний рубеж ведь, товарищ полковник, – ныл рулевой, не решаясь сбавить скорость.
– Останавливай, – приказал Хантер. – Сами дальше пойдем. И правда, высокий фон начинается.
Заскрипели колодки, качнулся подвешенный на раме фонарь, и дрезина встала. Бригадир и старик, сидевшие на ее краю, свесив ноги вниз, слезли на пути. Тяжелые защитные костюмы, изготовленные из просвинцованной ткани, действительно выглядели как настоящие скафандры. Невообразимо дорогие и редкие – на все метро таких вряд ли нашлось бы больше пары десятков – на Севастопольской они почти никогда не использовались, дожидаясь своего часа. Эти доспехи были способны поглотить жесточайшее излучение, но в них даже обычная ходьба превращалась в трудновыполнимую задачу – по крайней мере, для Гомера.
Денис Михайлович оставил дрезину позади и еще несколько минут шагал вместе с ними, перебрасываясь с Хантером фразами – нарочно оборванными и скомканными так, чтобы Гомер не смог развернуть и разобрать их.
– Где ты их возьмешь? – буркнул он бригадиру.
– Дадут. Никуда не денутся, – глядя прямо перед собой, прогудел тот.
– Тебя давно никто не ждет. Ты для них мертв. Мертв, понимаешь?
Хантер остановился на миг и негромко, словно обращаясь не к командиру, а сам к себе, произнес:
– Если бы все было так просто.
– А дезертировать из Ордена – еще страшнее смерти! – воскликнул Денис Михайлович.
Бригадир, не отвечая, взмахнул рукой, отдавая полковнику честь и одновременно обрубая невидимый якорный канат. Денис Михайлович, подчиняясь, остался на пирсе, а бригадир со стариком медленно, будто преодолевая встречное течение, отошли от берега и отправились в свое большое плавание по морям тьмы.
Отняв руку от виска, полковник дал рулевому сигнал заводить мотор. Он чувствовал себя опустошенным: ему больше некому было выдвигать ультиматумы, не было против кого сражаться. Военный комендант острова, затерянного в одном из этих морей, он мог теперь надеяться лишь на то, что маленькая экспедиция не сгинет в нем, а однажды вернется домой – с обратной стороны, по-своему доказав, что Земля круглая.
Последний блокпост располагался в перегоне сразу за Каховской и был почти безлюден. Сколько старик себя помнил, с востока на севастопольцев не нападали ни разу.
Желтая черта словно не разбивала на условные отрезки бесконечную бетонную кишку, а космическим лифтом соединяла две планеты, удаленные друг от друга на сотни световых лет. За ней обитаемое земное пространство незаметно сменялось мертвым лунным ландшафтом, и любое их сходство было обманчивым. Сосредоточенно переставляя ноги в пудовых башмаках, слушая свое натужное дыхание, загнанное в сложную систему гофров и фильтров, Гомер представлял себя именно астронавтом, высадившимся на спутнике дальней звезды. Это мальчишество он себе извинял: ему так проще было свыкнуться с тяжестью скафандра – ее можно было объяснять высокой гравитацией, – и с тем, что на километры вперед они будут единственными живыми существами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
