Схватив со стола почти полную бутылку коньяку, Щукин повернулся к двери и, не желая возиться с замком, который наверняка от таких ударов заело, изо всех сил врезал по двери ногой.
Пошатнувшись, дверь рухнула наружу, впустив в комнату сноп прозрачного холодного весеннего воздуха.
Он выбежал на улицу.
Вокруг ничего и никого не было слышно. Зато в доме теперь все громче раздавались чьи-то взволнованные голоса. Несколько раз ему удалось разобрать слово:
– Студент…
«Да, мой Василий Кортнев – Студент – оказался парнем на редкость расторопным, – подумал Щукин. – Впрочем, я это давно знал. Его голыми руками не возьмешь… Ну, теперь-то он затаится – это точно. А в этот раз он повел себя правильно – сразу догадался, в чем дело, и принял верное решение».
Судя по доносившимся до Николая полминуты назад крикам бандитов, ему все-таки удалось уйти от преследования.
– Вот тебе и хирург, – проговорил задумчиво Щукин. – Вот тебе и художник. Я за ним гоняюсь, и бандиты зачем-то его разыскивают… Интересно, а федералы тоже в курсе, что у Студента остался листочек с формулами? Или считают это выдумками газетчиков? Вот черт. Что они, дураки, что ли – легавые? Наверняка пустили кого-нибудь по следу Студента. Как я раньше-то об этом не подумал. Серьезное получается дело. Можно на нем здорово обжечься. Или очень хорошо сыграть. Надо бы это обдумать.
Щукин пошел по темной безлюдной улице. И только когда поравнялся с каким-то заброшенным, как и почти все объекты в этом районе, сквером, вспомнил, что у него в руках початая бутылка коньяку.
Присев на лавочку, Щукин отхлебнул прямо из горлышка и закурил.
«Так и алкоголиком стать недолго, – почему-то подумал он, еще отхлебнув из бутылки. – А, черт, холодно ночью… А днем – жарища… Неплохой коньяк, кстати, не такой уж и дешевый, судя по вкусу. Армянский, наверное… Последняя ниточка потеряна. Теперь Кортнев не вернется в этот дом. Где мне его искать? Правда… Забрезжила у меня еще одна идея. Надо отхлебнуть пару глотков, чтобы идея… оформилась…»
* * *
Идея, однако, не оформилась полностью, даже когда Щукин допил бутылку коньяку. Правда, в голове появилась одна мысль, совсем не относящаяся к сути мучившей его проблемы.
«Где бы добавить? – подумал Щукин, швырнув бутылку в кусты. – Время позднее, ну да это к лучшему. В этом районе куча забегаловок, и все они работают до утра. Вот туда и пойду. Ну и что, что ничего пока не придумал? Со мной такое часто бывает. Надо немного отвлечься, потом мысль придет сама собой».
Николай поднялся с лавочки и, покачиваясь, направился вдоль по улице. Уже через пару кварталов он заметил соответствующее заведение со странным названием «Рыбка».
– «Рыбка» так «Рыбка», – решил Щукин и, толкнув дверь, вошел внутрь.
Помещение оказалось небольшим, стандартно для подобных заведений оформленным – низкая барная стойка с дремлющим в центре барменом, полки с немудреными напитками и несколько донельзя замызганных столиков.
Только усевшись за один из столиков, Щукин вспомнил, что сейчас представляет из себя вовсе не молодого мужчину со стальным взглядом и твердым подбородком, а высокую нескладную девицу с ярким макияжем. Переодеваться было поздно – Николай уже сделал заказ. Через несколько минут началось то, что и должно было начаться: Щукин подвергся просто ураганной бомбардировке взглядами, репликами, приглашениями выпить и приглашениями еще кое-чего от посетителей заведения, преимущественно, нетрезвых кавказцев и загулявших работяг.
Никто из них не мог понять, что девушка, одиноко сидящая за столиком в ночном баре и поглощающая одну за другой стопки водки, не нуждается ни в чьей компании.
– Можно присесть? – вдруг услышал Николай.
Возле его стола, покачиваясь, стоял очень коротко стриженный коренастый парень.
– Нельзя, – грубо отрезал Щукин.
– Вы меня, девушка, извините, – неожиданно вежливо проговорил парень, – я ничего… я к вам это… приставать не буду. Дело просто в том, что я неделю назад с зоны откинулся и… Мне бы просто рядом с девушкой посидеть, поговорить. А если кто-нибудь из этих козлов к вам еще полезет…
Парень был крепко выпивши, но на ногах держался твердо и слова выговаривал четко. А главное – в его глазах было что-то, что помешало Щукину отказать. К тому же Николай, сквозь дурман опьянения разглядывавший лицо парня, вдруг подумал, что где-то уже видел этого человека.
Только никак не мог вспомнить – где.
– Садись, – пожал Николай плечами.
Парень тут же просиял, метнулся к своему столику – он тоже, как и Щукин, сидел один – и, прихватив оттуда свои бутылки, переместился к Николаю.
– Тебя как зовут-то? – спросил Щукин.
– Григорий, – представился тот, – а фамилия моя – Шнейдер.
– А меня – Наташа, – с отвращением выговорил Щукин, – Корощукина по фамилии…
Григорий разлил водку по стаканам, откупорил пиво, явно намереваясь сделать себе «ерша».
«Надо мне малость притормозить, а то я уже почти готов. Этого товарища, наверное, тоже надо ограничивать, – подумал Щукин, – а то… А что, впрочем, „а то“»?
Григорий поднял свой стакан и призывно кивнул Щукину почти наголо обритой головой, которая уже начала покрываться черными волосами – будто череп густо посыпали черным перцем. Щукин покорно чокнулся с ним и опрокинул в себя водку. Не всю, правда, полстакана. Закусил салатиком. Поднял глаза на Григория – он уже осушил свою емкость и теперь, сморщившись, запивал водку пивом. Прямо из бутылки.
– Вот так, – удовлетворенно произнес Григорий, оторвав наконец горлышко пивной бутылки от губ. Потом посмотрел на Николая и удивился: – А ты чего же? Запить? Пивом, оно того… Эффективнее будет.
– Эффективнее мне как раз не рекомендуется, – ответил Щукин, – я уже того… хорош. То есть – хороша.
– Да чего там, – усмехнулся Григорий. Он, кажется, не обратил внимания на оговорку Николая.
Григорий налил еще водки.
«Ясненько, – подумал Щукин, – как бы мне с таким товарищем в больницу не загреметь. С диагнозом „алкогольный токсикоз“. Он, очевидно, из малопьющих. В смысле, из тех, кто пьет и им все мало… Но все-таки, где я его видел?»
Они снова чокнулись. Щукин опять не допил половину, а Григорий опорожнил свою бутылку пива.
– В горле пересохло, – объяснил он.
– Ты бы, Григорий, закусывал, – посоветовал ему Щукин, – а то… гляди…
– Давай-ка по третьей, – совсем не слушая, предложил оживленно Григорий. – Только ты не жульничай, пей, как все нормальные люди – по полному стакану. – Он снова разлил водку и потянулся к новой бутылке пива. Открыл ее.
Николай с тоской посмотрел на свой стакан. В голове у него уже изрядно зашумело. По части выпивки он был далеко не дилетант, но чтобы так хлестать водку – стакан за стаканом…
А Григорий вдруг развеселился так, что щеки его покрылись ярким румянцем.
– Нет, Григорий, спасибо, я больше не хочу, – произнес Николай, не отводя взгляда от своего стакана с водкой, – мне и так уже… Я приторможу немного, а потом еще выпью. Надо интервалы соблюдать.
– Никаких «нет»! – зарумянившийся Григорий закричал так, что бармен, дремавший за стойкой, поднял голову. – Пей, а то я обижусь! За свободу надо выпить, нет? – Он схватил стакан и сунул его Николаю в руку, расплескав водку по столу.
«Зря я, видно, разрешил этому товарищу присесть за мой столик», – подумал Щукин.
Григорий одной рукой удерживал стопку у Щукина в кулаке, а другой отсалютовал ему же своим стаканом. Залпом проглотил его содержимое и запил пивом. Вопросительно посмотрел на Николая.
«Ну, ладно, последний стакан», – решил Николай.
– Хар-рашо! – проследив, как он выпил, Григорий поставил опустевшую бутылку из-под водки под стол и откинулся на стуле, скрестив руки за головой. – Вот этого момента я ждал пять лет.
«Как, однако, мало надо человеку для счастья, – подумал Щукин, вяло пережевывая салатик. – Я вот, например, мечтал мороженого поесть. А как откинулся с зоны, съел один стаканчик, и все, дальше не полезло. Перехотел».
Григорий снова разлил водку по стаканам.
– Подожди! – остановил его Щукин. – Давай поговорим, что ли… Что мы пьем, как алконавты? Ни тостов, ничего… Расскажи о себе. Или о зоне. Там, насколько я знаю, много интересных людей попадается… Ну, я слышал… слышала.
Григорий хмыкнул:
– Это точно! – и отвел свою руку от стаканов.
Щукин вздохнул с облегчением.
– О чем же тебе рассказать? – задумался Григорий, свесив тяжелую голову на руки. – Хочешь, расскажу о том, как наш барак решил от работы откосить – уроки были большие – и каждый приколотил к нарам огромным гвоздем свою мошонку… Ой! – Григорий вдруг потупился. – Это не надо… это я так… Я же говорю – давно с девушками не общался, – попытался оправдаться он, – вот сижу сейчас с тобой, и, знаешь, у меня такое чувство…
«Н-да, – мрачно подумал Щукин, – знал бы ты, уважаемый Григорий, кто я на самом деле… Постой, постой. История про мошонки… я это где-то уже слышал. Кто же мне рассказывал? А, пацан один, которого к нам перевели с Вологодской ИТК. Как его? Не помню… Его, кажется, вместе со Студентом перевели… Постойте, это что же получается?»
