При звуках этого имени Печалин страшно, как Мефистофель в «Фаусте», захохотал.
После чего отпустил ограждение и шагнул вниз.
* * *
— Из-за девушки, значит, — задумчиво произнес Александр Васильевич. — Что ж, в девятнадцать лет это бывает.
В его голосе не было ни тени упрека. Его рука по-прежнему лежала на ее голове. И все же Лилия поспешила оправдаться.
— Но вы не думайте, он не разбился! Он, знаете ли, пролетел всего этаж, а там зацепился курткой за какой-то штырь над окном криогенной лаборатории и висел на нем, пока его не сняли пожарные!
— Он не разбился, — повторил Александр Васильевич. — Но эта история так подействовала на вас, что вы решили…
Лилия медленно поднялась с пола.
— Да, — сказала она, глядя на Александра Васильевича с некоторым вызовом.
— Я перешла учиться на смежное направление. Я хотела доказать, что…
— Что вы действительно можете уговаривать людей поступать так, как вам хочется. Разумеется, для их же блага. Доказать не столько другим, сколько самой себе…
Лилия, сглотнув ком, кивнула.
— И как? — поинтересовался Александр Васильевич. — Вы в самом деле научились этому? Окажись вы в подобной ситуации сейчас, вы смогли бы уговорить его не прыгать?
— Смогла бы, — бесстрашно ответила Лилия.
— Что ж, — усмехнулся Александр Васильевич и тоже встал. — Тогда вперед!
Он щелкнул пальцами. Стена Лилиного кабинета растаяла, и на нее пахнуло ноябрьской сыростью, смешанной с запахом ржавой крыши и страха.
* * *
Надо было взять шубу, подумала Лилия. Витьке Печалину что — он в теплой японской куртке, а вот ее от ветра сразу пробрало до костей.
Однокурсники, бестолково толпившиеся у выхода на крышу, посторонились и дали Лилии дорогу.
Обхватив себя руками, чтобы сберечь остатки тепла, Лилия приблизилась к Виктору.
Он стоял на самом краю крыши, но пока, на всякий случай, одной рукой держался за ограждение.
— Привет, Виктор, — сказала Лилия.
Печалин повернул голову в ее сторону, но не ответил.
— Говорят, ты тут прыгать собрался, — тем же ровным, спокойным голосом продолжала Лилия.
Печалин дернул головой, но снова промолчал.
— Ну-ну…
— А ты что, пришла меня отговаривать? — наконец разомкнул уста Виктор.
— Да что ты, ни в коем случае! Ты взрослый человек и сам решаешь, жить тебе или умереть!
Лилия заметила, что пальцы Печалина, которыми он держался за заграждение, сжались немного сильнее.
— Вот именно, — несколько неуверенно согласился он. — Я все решаю сам…
— Ну разумеется!
И Лилия широко, дружелюбно улыбнулась ему.
Печалин, помявшись, немного отступил от края.
— У меня к тебе будет только одна просьба, — продолжала Лилия.
— Да? — вновь напрягся студент.
— У тебя ведь есть новый мотоцикл?
— Ну есть, — вздохнул Печалин. — «Восход», с настоящим юпитеровским двиглом… Родители подарили на день рождения.
— Хорошие у тебя родители.
— Неплохие…
— Вернемся, однако, к мотоциклу. Ты не мог бы… ну как бы завещать его нам? Кому-нибудь с нашего курса? Очень, знаешь ли, хочется заценить настоящий юпитеровский двигл!
Печалин заморгал и отступил от края еще на шаг. Теперь он держался за ограждение обеими руками.
— Хотя лично мне гораздо нужнее твоя куртка, — продолжала болтать Лилия, изо всех сил стараясь не стучать зубами от холода. — Она ж у тебя японская, стильная, сорок восьмого размера… Идеально подошла бы моему парню. К сожалению, ты сейчас ее так уделаешь своей кровью и мозгами, что вряд ли удастся отстирать. Разве что отдать в химчистку…
Печалин скривился и перелез за ограждение.
— Или, все же, бензином попробовать…
Печалин подошел к Лилии:
— И это все, что ты хочешь мне сказать? Зная, что я сейчас умру? — спросил он оскорбленно.
Она пожала плечами.
— Все там будем. Вот, говорят еще, у тебя хорошие конспекты по органической химии, так я возьму их себе, ладно?
— А вот хрен тебе! — воскликнул Печалин и воздел руку в неприличном, подсмотренном в одном американском фильме жесте. — И вам всем хрен! — адресовался он к осторожно приблизившимся однокурсникам. — Мотоцикл им! Куртку! Конспекты! Не дождетесь, сволочи бесчувственные!
Он энергично протопал по крыше к люку и скрылся в нем, продолжая ругаться.
Лилия закрыла глаза и почувствовала, что замерзает. Она покачнулась. Но тут же ощутила на плечах благодатное тепло.
— Неплохо сработано, — услыхала она голос Александра Васильевича и обернулась.
Студенты исчезли, люк захлопнулся, они были на крыше одни, и на ее плечах был его пиджак. Лилия улыбнулась и потерлась щекой о мягкую, уютную, хранящую запах свежевыпавшего снега ткань.
Откуда-то издалека, но в то же время до странности близко послышался дверной звонок.
— Пора возвращаться, — сказал Александр Васильевич, — сдается мне, что это привезли угощение.
Он взял Лилию за плечи, притянул к себе, коснулся губами ее лба и исчез.
Лилия открыла глаза.
Она лежала на кушетке в своем кабинете, плед сполз с нее окончательно, и, должно быть, поэтому она ощущала, что ноги ее сильно замерзли. Но плечам и груди было тепло, даже жарко, а на лбу осталось невыразимо приятное ощущение нежной, тающей прохлады, в которой, однако, нет-нет да и проскальзывали огненные искорки.
По дороге к входной двери, звонок за которой дребезжал уже беспрерывно, Лилия глянула на себя в зеркало. Она выглядела как обычно, и на лбу ее не было никакого видимого следа. Все-таки это был сон, с облегчением и некоторым разочарованием подумала она.
* * *
Олег Павлович вернулся домой в самом мрачном расположении духа.
От созерцания соболевских картин ему лучше не стало. Никаких новых идей не возникло, а наоборот, появилось крайне неприятное подозрение, что, в отличие от художника он, Олег, занимается совершенно зряшным делом.
Художник создает нечто новое, то, чего раньше не было, чего никто раньше не видел, а если и видел, то не так.
Он же, Олег, зачем-то пытается переделать уже сделанное, доказать доказанное и утвердить утвержденное. Или, на худой конец, опровергнуть.
Но у него даже опровергнуть не получилось. Программа, которую он составил в считаные часы под влиянием того, что в гордыне своей принял за озарение, — полная чушь.
Она выдала не один, а несколько наборов «чисел Ферма», точнее — десять. После чего, замерев на секунду, для того, верно, чтобы перевести дыхание, выдала наборы № 11, 12 и 13. И продолжала бы выдавать и дальше, если бы Олег, дрожащей рукой, не остановил ее.
