Подумать только, сколько исторического хлама несем мы в своем сознании, даже не подозревая об этом. Мы мыслим привычными категориями симпатий и антипатий, совсем забыв о том, как и почему они возникли, даже не думая о том, насколько они справедливы. К примеру сказать: печенегов победил еще Ярослав Мудрый, и зла они наделали Руси куда меньше, чем половцы или ногайские татары. И вряд ли они были действительно более дикими, чем прочие кочевые племена степи или охотники верховий Волги — угры и финны?! Расцвет культуры печенегов падает на период первых веков нашей эры, когда они населяли восточный и центральный Казахстан. В то время к их державе, Кангюю, соседи относились с уважением и опасением. Засуха в III веке подорвала их могущество. Только в VIII веке они обрели свободу и отстояли себя от тюргешей и уйгуров, но были вытеснены в бесплодные приаральские степи. Жилось им там неважно. Соседние племена хватали печенежских детей и продавали их в рабство. Затем половцы и гузы надавили на остатки печенежского народа и вытеснили их на запад. Печенеги держались до последней возможности, пока Алексей Комнин при Лебурне в 1091 г. не нанес им жестокого поражения, подорвавшего силы народа. Тем не менее они попытались еще раз найти место под солнцем для своих детей и стад, но снова были разбиты Иоанном Комнином в 1122 году. После этого уцелевшие от побоища поселились в низовьях Дуная и слились с болгарами. Их потомками считают племя гагаузов, забывших тюркский язык только в начале XX века.
Невольно думается, что печенегам справедливее посочувствовать, а не ненавидеть их. И сколько еще есть в истории Средних веков вопросов, которые мы должны пересмотреть и продумать заново, потому что новый накопленный материал уже не лезет в рамки старых, дореволюционных концепций.
Барсилы — одно из праболгарских племен — жили по соседству с хазарами{11}. В V веке они враждовали, потом, к X веку, слились с хазарами и растворились в них. Однако в VII веке, когда перевес хазар уже отчетливо выявился, барсилы еще сохраняли этнические черты, отличавшие их от хазар, — в частности, обряд погребения: барсилы хоронили своих покойников в могилах с подбоем{12}.
На восточной половине бугра мы наткнулись на подбой, сделанный в боку высокой кочки и заполненный мелкой рыхлой землей, что образуется только при медленном осыпании стенок и кровли могильной ямы. Когда землю вычистили, то перед нами предстал скелет воина, в головах которого лежал крестец барана — обычная жертва, пища для отправившегося в потусторонний мир. Коня при покойнике не было, но были железная узда, седло-подушка, обшитое костяными пластинками, круглое стремя, как у печенега, и на поясе железный нож с деревянной ручкой. Весь инвентарь показывал, что и этот человек умер в VII–VIII веках, но в отличие от всех прочих погребений он лежал головой к востоку, а не к западу или северу. Словом, это был человек совсем иных представлений о мире и о смерти, хотя, к сожалению, больше ничего о его культуре сказать нельзя.
Но самое интересное было то, что с правой стороны скелета лежала сабля в деревянных ножнах. Лезвие ее было изогнуто, хотя очень незначительно, но зато была отогнута и рукоять сабли{13}, а ничего более важного представить себе нельзя: сабля свидетельствовала о военной реформе VI века.
Сабля. В доисторические времена, когда отдельные небольшие племена оспаривали друг у друга владение охотничьими угодьями, возникла нужда в оружии. Первоначально в основу техники убийства себе подобных были положены три принципа: оружие метательное — камень, которого мы в этом разделе касаться не будем; колющее — копье и ударное — палица. С течением времени они совершенствовались: облегченное копье превратилось в дротик и стрелу, утяжеленное — в пику; палица с добавлением обработанного камня на конце стала топором, а после изобретения плавких металлов — длинным мечом. Дистанция огромного размера, но принципы были неизменны. Таким оружием воевал весь античный мир.
Конечно, некоторые усовершенствования были введены при освоении закалки железа. Можно было делать меч с острым концом и пользоваться им одновременно как колющим и рубящим оружием. Таков глаудиус римских легионеров. Можно было насаживать топор на пику — получалась алебарда, которой мастерски владели китайские пехотинцы. Но все это были детали и усовершенствования принципов, казавшихся неизменными. Меч — на первый взгляд, более совершенное оружие, чем копье, но он имеет принципиальный недостаток. Коротким мечом трудно достать уклоняющегося противника, а длинный двуручный меч тяжел и при продолжительном бое утомляет руку меченосца, в то время как копьем можно действовать долго. Древние воины достигали в этом искусстве таких вершин, что на полном скаку ловили концом копья кольцо, которое инструктор держал в пальцах. Разумеется, для этого была нужна долгая выучка и постоянная тренировка.
Но я уже слышу возражение: «А где же принцип резания, т. е. ножа, без которого ни один человек в наше время не может и часу прожить? Как же обходились без него древние люди?» Да, резали и тогда, но техника камня не позволяла доводить режущие предметы до той степени совершенства, которая необходима во время боя. Каменным ножом можно было перерезать горло связанному врагу или, как ацтекские жрецы, вынуть из груди пленного сердце, но не больше. Бронзовые кинжалы употреблялись как колющее оружие ближнего действия и никак не могли соперничать с копьями или мечами.
Но вот в VI веке или около того алтайские кузнецы, получавшие кричным способом великолепное железо, придумали чуть-чуть искривить меч и отогнуть его рукоять назад. Тогда это лезвие при оттяжке стало не только рубить, но и резать. Эффективность оружия увеличилась во много раз. Сабля (это она и есть) не проламывала головы и не крушила кости; она их разрезала, причем не требовалось большого веса клинка, а только уменье при ударе потянуть оружие на себя. В те времена железные панцири были редкостью и больше всего употреблялись кафтаны с нашитыми на них пластинами и бляхами. Найти место для удара было легко, и всадники, вооруженные саблями, оказались решающей силой в рукопашной схватке. Недаром «Повесть временных лет» приводит пример, что поляне платили хазарам дань мечами, а хазары были вооружены саблями. Летописец ретроспективно предсказывает, что обоюдоострый меч в конце концов одолеет саблю с одним острием; но, конечно, как мы уже видели, для поражения хазар русскими было много веских причин и другого характера.
Для того чтобы оценить значение нового оружия, обратимся к тексту, написанному в X веке, но описывающему битву VI века на основании источников, до нас не дошедших. Это сочинение Абуль Касима Фирдоуси «Шах-намэ», где поэтическая форма отнюдь не мешала описаниям батальных сцен. Конечно, в этом произведении есть, и не может не быть, много моментов, привнесенных личными качествами автора (лиричность) или требованиями вкуса эпохи (дидактика), или его политическими установками (патриотизм), но мы выберем отрывок, где эти особенности будут неощутимы, а сравнительная ценность видов вооружения очевидна. Дальнейшему изложению необходимо предпослать несколько пояснений.
В 590 г. персидский полководец Бахрам Чубин, незадолго перед тем одержавший победу над тюркютами при Герат{14}, попал в немилость. Опасаясь казни, он поднял восстание и, захватив власть, короновался шахом Ирана. Законный наследник престола, царевич Хосрой, бежал в Византию и там получил военную помощь, с которой двинулся добывать трон своих предков. Решающая битва византийских интервентов, поддержанных армянами и персидскими эмигрантами-роялистами, с профессиональной армией Бахрама и примкнувшими к нему тюрками произошла у Балярата, одной из речек, впадающих в озеро Урмия, в августе 591 года{15}. Для нас интересен только первый эпизод битвы — поединок богатыря Гота-хазара (приравненного по боеспособности к тысяче обычных воинов) и Бахрама, научившегося у тюркютов обращению с новым оружием — саблей.
Лишь подняло солнце чело над горой,Над толпами поднялся шум боевой.Как неба вращенье — движенье полков,И солнце затмилось от блеска клинков.
Дальше идет длинное описание диспозиций обеих армий с указанием имен полководцев — командиров подразделений и много внимания уделяется чувствам молодого царевича Хосроя, вынужденного истреблять свою персидскую армию при помощи своих заклятых врагов — греческих наемных войск. Затем начинается описание первой атаки византийцев.
Когда ж барабаны забили вокругИ войнолюбивые двинулись вдруг,Ты скажешь: земля поднялася грядой,Налитая к небу жестокой враждой.Тут землю основой[1] увидел Хосрой,Утком — наступающих воинов строй,Наполнилось мыслями сердце его,И чащею сделался мир для него.Вдруг вырвался гот[2] из воинственных толп,Весь в черном железе, похожий на столп,И крикнул Хосрою: «Врагов осмотри!Где раб, пред которым бежали цари.Его указать мне — вот дело твое.А дело для сердца мужского — копье!»Припомнивши битвы минувшие, шахСтоял молчаливо, с тоскою в очах,А после ответил: «Что ж, выйди вперед,Он в поле заметит тебя и найдет.Попробуй тогда от него не бежать,Чтоб губы потом от стыда не жевать.Тут гот от Хосроя вернулся назад,Схвативши копье и сражению рад.Как слон опьяненный, он шел, разъярен,Иль будто был ветру товарищем он.Елян Сина[3] крикнул Бахраму: «Гляди!Там див пред румийцами встал впереди.Как слон он, железная пика в руках,И спрятан аркан далеко в тороках»[4].В руках у Бахрама взметнулся клинокСвистящий, как в свежей листве ветерок.Шах[5] на ноги, это увидя, вскочил,На гота заплаканный взор устремил.Лишь только рванулся румиец на бой,Сжал пятками землю сухую Хосрой.Не сделала пика Бахраму вреда,Щитом отразил он удар без труда,Ударил ответно клинком боевым,И гот — пополам развалился пред ним.
Гот погиб из-за неосведомленности в новинках военной техники. Он ожидал встретить врага с мечом, а не с саблей. Тогда бы панцирь предохранил его, он получил бы легкую рану и возможность второго удара, который при сближении стал бы для Бахрама последним. Конечно, тесный строй копьеносцев был по-прежнему неуязвим для всадников с саблями, но те не принимали боя, а расстреливали скученного противника из луков; когда же копьеносцы рассыпались, чтобы не представлять слишком легкую цель для стрел противника, сабельщики вынуждали их к поединкам и имели все шансы на победу.
