В каплеобразной рубке затонувшего судна на подводных крыльях что-то подпрыгивало и переливалось молочного цвета огоньками. Лешка направил на рубку «Перун» — так и есть, в рубке находился артефакт, причем весьма мощный. На этот раз сталкер решил-таки достать блестящую штуковину из аномалии — вдруг что полезное!
Звонарь нацепил на пояс «снежинку». До рубки от края дебаркадера было метров шесть, плевое расстояние для любого прыгуна в длину, только спортсмены не прыгают в боевых комбинезонах «СЕВА», так что на всякий случай стоило подстраховаться. Гитару, оружие и прочие пожитки сталкер аккуратно сложил у корней ближайшего осокоря, оставив себе только нож и старый «Кольт 11–45». Потом коротко разбежался и прыгнул. «Электра» ударила по летящему над ней сталкеру маленькой жгучей молнией, так что ноги сразу онемели, и Лешка грудью рухнул на выпуклое стекло рулевой рубки. Некоторое время он так и лежал, уцепившись за низкий поручень на крыше, потом подтянулся, переполз через выгнутую крышу и, свесившись вниз головой, заглянул в панорамное лобовое стекло. На поверхности темной воды, наполовину заполнившей тесное помещение, танцевала изящно изогнутая спираль, переливающаяся молочно-белыми огоньками.
— Ага, — сказал Звонарь сам себе, вытащил револьвер и несколько раз ударил рукояткой тяжелого «кольта» по гладкой поверхности лобового стекла.
Стекло побелело, хрустнуло, пошло мелкими трещинками, но не рассыпалось. Тогда сталкер пробил в стекле дыру и руками стал выдирать покрытые трещинами прозрачные куски, склеенные между собой какой-то липкой субстанцией.
«Умели же когда-то делать лобовые стекла, — со злостью подумал он. — Ну, ничего, ломать — не строить, справимся…»
Наконец в образовавшуюся дыру удалось просунуть руку, сталкер нащупал теплую, словно живую спиральку и вытащил ее из рубки.
— «Мамины бусы», — удивленно воскликнул он. — Надо же! Теперь я состоятельный человек, только вот на хрена мне это нужно — понятия не имею!
Звонарь встал на выпуклую крышу рубки и приготовился прыгнуть обратно на дебаркадер. Действие «снежинки» заканчивалось, упругая сила уходила из мышц, внизу бесновались голодные электрические разряды аномалии, но прыгать все равно было надо.
«Ну, не подведи, друг севка!» — мысленно сказал он комбинезону, повесил с таким трудом добытый артефакт на шею и прыгнул.
Чертова аномалия словно только того и дожидалась. Она шарахнула сталкера уже не одной, а доброй дюжиной длинных ветвистых разрядов, оглушенный Лешка грудью ударился о край дебаркадера и рухнул в Припять.
«Вот зараза, — успел подумать он, погружаясь в ледяную воду, — немного недопрыгнул, а теперь все, каюк, теперь никакой «антирад» не поможет».
2
Живой! — услышал Лешка откуда-то сверху. — Чуть было не утоп, но гляди-ка, живой!
— Откуда же он взялся-то? Да еще в форме! Форма чудная какая-то, тропическая, что ли? И бусы на шее болтаются! Небось девке своей купил, да вот не донес.
Прапор какой-нибудь, наверное, из стройбата. Они на той стороне что-то строят. Выпил лишнего в поселке, да в воду-то и упал. Еще немного — и замерз бы, вода-то еще холодная, апрель на Дворе!
Да не было его на дебаркадере! Он с того берега приплыл! Я сам видел… И не прапор это, не похож он на стройбатовца, скорее отставник какой-нибудь. Шрам у него на щеке видал?
— Может, «афганец»? — предположил кто-то. — Или империалистический шпион?
На дебаркадере засмеялись. Похоже, в шпионов тут не особо верили.
— Эй, солдатик, ты давай поднимайся, а то неровен час милиция или патруль военный, вставай… Ты в Афгане служил? Я угадал? Ну, ничего, у меня вон тоже сын в Афгане, дай-то бог, чтобы живым вернулся. Вставай, солдат, вставай…
Лешка открыл глаза. Он лежал на железной, покрытой пупырышками заклепок палубе дебаркадера. Было холодно, воды под ним натекла целая лужа. Над ним на фоне неправдоподобно синего весеннего неба, неба, какого никогда не бывает в Зоне, вырисовывались темные силуэты человеческих голов. Немного придя в себя, он начал различать лица. Лица были самые обыкновенные, но в то же время совершенно другие, чем те, к которым Звонарь привык за годы, проведенные в Зоне. Это были нормальные человеческие лица, не то, чтобы красивые, не то чтобы очень уж доброжелательные, но не такие, как в Зоне. На этих лицах отсутствовало выражение постоянной готовности, отсутствовали напряжение и страх, это были лица мирных людей, живущих в мирное время и никогда не переживавших ни одной серьезной катастрофы.
— Оклемался, солдат? Ну, вот и хорошо, вот и славно, — сказал какой-то тщедушный дедок с удочками и выцветшим брезентовым рюкзачком за плечами. — Накось, глотни маленько, а то простудишься, у меня еще осталось с рыбалки.
И протянул Звонарю початую полулитровую бутылку с мутной белесой жидкостью, заткнутую пробкой, скрученной из газеты.
В это время на дебаркадере резко и часто заколотила рында, и народ дружно потянулся к кассе.
— Оставь себе, — махнул рукой на прощание дедок, — а я побежал, — видишь, «Ракета» чалится, а мне днем кровь из носу надо в Припяти быть, а то моя старуха мне такое устроит… Ну, выздоравливай, служивый! Бывай!
И бодрой трусцой направился на посадку.
Лешка встал, держа в руке бутылку, с восторгом мальчишки глядя, как «Ракета», погасив скорость, легла грудью на волну, потом опустилась на брюхо и стала медленно подползать к причалу. Минут через пять пристань опустела, судно мощно заурчало двигателями, грузно вырулило на фарватер, разогналось, поднялось на крыльях, словно встало на цыпочки, и быстро побежало в сторону Припяти. Уже сам факт, что по Припяти ходят пассажирские суда из времени, которое Звонарь с полным правом мог назвать «вчера», показался сталкеру чудом.
Лешка вытащил затычку и отхлебнул едкой жидкости, отдающей свекольной бардой, — самогонка была что надо, ядреная и прожигала насквозь. Сталкер слегка согрелся, потом отхлебнул еще и наконец обрел способность хоть что-то внятно соображать.
Место было то же самое, а вот время — другое. Это-то как раз было совершенно понятно. Видимо, когда он неудачно прыгнул с рубки «Ракеты» и грохнулся грудью о дебаркадер, «мамины бусы» сработали и забросили его в прошлое. Никакой катастрофой здесь даже и не пахло, ни первой, ни тем более второй, так что время определенно было до 1986 года. Солнышко пригревало по-весеннему, но воздух еще не прогрелся по-настоящему, было довольно зябко. В том, что вода в реке, мягко говоря, прохладная, Лешка убедился лично, когда барахтался у дебаркадера, значит, здесь действительно была весна. Сталкер посмотрел вокруг и понял — и в самом деле весна!
Лешка уже забыл, какая она бывает, настоящая весна, потому что в Зоне — как в Космосе, всегда царит Вечная Осень, даже когда по календарю полагается быть весне. Здешний мир, похоже, покамест с календарем был в ладах.
Над Припятью с резкими жалобными криками летали чайки, время от времени выхватывая из воды рыбью мелочь, а в небе над низким, поросшим ивняком берегом бубенчиком разливалась какая-то мелкая птаха.
«Жаворонок, наверное», — подумал Лешка. Ему очень хотелось, чтобы это был жаворонок.
Он подошел к давешнему осокорю, тому самому, под которым спрятал оружие и гитару, но, как и следовало ожидать, под корнями еще молодого деревца ничего не было. Лешка похлопал по карманам комбинезона и разгрузки. Оказалось, что свой револьвер он утопил в Припяти, остался только нож на поясе, полностью разряженная «снежинка» да «мамины бусы» на шее. Ну и там, всякая мелочь, вроде пары «бубликов» в контейнере комбинезона. Револьвер было жалко, хороший был револьвер. Кроме того, в кармане комбинезона обнаружилась намокшая пачка денег, советских десяток — именно таких, какие ходят в Зоне, — сумма оказалась довольно внушительной — полторы тысячи рублей. Лешка попытался вспомнить, много это во времена до 1986 года или мало, толком не вспомнил и решил, что, во всяком случае, достаточно. Так что с деньгами проблем не было, другое дело — документы. В Зоне никто никакие документы не требовал, разве что военные или наемники, да и те, как правило, сначала стреляли. Тем не менее паспорта или военные билеты у сталкеров все-таки имелись, только хранились они в тайниках, потому что таскать их с собой не было ни малейшего смысла. Лешка родился в восьмидесятом, так что наличие паспорта с датой рождения и московской пропиской его все равно не спасало. Не полагалось в этом году, в 1986 году, Лешке никакого паспорта, в лучшем случае — свидетельство о рождении.
Что ж, придется обойтись без документов, решил сталкер. Авось пронесет, времена сейчас, похоже, не слишком строгие. Помнится, тогда еще была какая-то не то перестройка, не то ускорение… А, да ладно, разберемся.
Он упрятал «мамины бусы» под комбинезон. Разряженный почти полностью артефакт потускнел. Бусинки больше не светились, только в одной чуть тлел слабенький молочный огонек. Сталкер еще раз огляделся, с наслаждением вдохнул терпкий весенний воздух и, хлюпая мокрыми берцами, неторопливо направился в сторону небольшого поселка, примыкающего к дебаркадеру. В поселке почти наверняка, найдется какой-никакой магазинчик, в котором можно купить еду и выпивку, а может быть, и цивильную одежду, хотя расставаться с комбинезоном Лешке страшно не хотелось. Привык, да и мало ли что… Кроме того, следовало поточнее определиться во времени, чтобы к тому моменту, когда артефакт зарядится и выбросит его обратно в Зону, оказаться в нужном месте — рядом с четвертым блоком АЭС.
