— Жалко, что очень твердая площадка для приземления, но я и эти сто тридцать запросто возьму «ножницами», а потом сделаю это «горайном»[2].
— Правильно, дядюшка, — подбадривала его Ивча, хотя она, так же как и я, вовсе не знала, что означает это слово. — Мы выиграем «горайном».
— Как тебе это нравится? — сказала бабушка маме. — Кисть в руки не возьмет, но когда дело доходит до какой-нибудь глупости, тут он мастер. У, старый гриб, и не стыдно ему? А потом иди с ним куда-нибудь в общество.
Дядюшка, конечно, все это слышал, но ничего не сказал, лишь с минуту гипнотизировал планку, потом попятился к ольшанику, зашмыгал теннисками по траве и пошел. Он промчался мимо нас, но что-то у него не заладилось, а остановиться он не смог, поэтому врезался с разбегу в планку, вместе с ней долетел до самого дома — и только там насилу затормозил.
— Не получилось, — выдохнул он.
— Ну что ж, — сказал папка. — Только помни, пожалуйста, что эта попытка засчитывается.
Мне казалось, что планка и так поднята ужасно высоко, и, когда я вспомнила, что видела в телевизоре, как девушки запросто берут почти два метра, мне подумалось, что это какой-то трюк.
Папка стоял у ольшаника, глубоко дышал и готовился к следующей попытке, а Ивча, которая относилась к своему тренерству весьма серьезно, сказала:
— Дядя, не волнуйся, мы все равно их победим, потому что у нас есть этот… этот…
— Уничтожим их «горайном», — помог ей дядюшка.
Папка разбежался, повернулся на ходу и очень высоко взмахнул ногой, так что у него из трусиков выскочил живот; я даже глаза зажмурила, а когда их открыла, увидела, что на земле лежит сломанная планка и возле нее папка, он держится за лодыжку и говорит:
— Черт подери, черт подери…
И вот уже к нему бежит дядюшка, и мама, опустив Рыжку на землю, тоже спешит к нему, а он морщится и говорит:
— У меня такое впечатление, что с маховой ногой дело швах.
Дядюшка профессиональными движениями ощупал папкину лодыжку.
— Небольшое кровоизлияние, за два дня пройдет, — сказал он.
А мама пошла за бинтами и все время приговаривала:
— Я чувствовала, что добром это не кончится, я так и знала.
Папка поскакал на одной ноге к скамейке.
— Черт подери, начинает вроде синеть.
Я думала, бабушка тоже что-нибудь скажет, но она лишь тяжело вздохнула и спросила у мамы, нет ли у нас уксусной кислоты, и сказала, что у нее в аптечке есть кой-какие таблетки, но лучше бы показать доктору.
— Вот тоже идея — прыгать, как обезьяны, через планку на газон, — сказал папка. — Тут нужна специальная площадка для приземления. Ну, скажем, старый матрац или что-то вроде. Чем человек старше, тем он глупее.
Минуту спустя лодыжка его была перевязана, и он стал пробовать, удобно ли ему будет ходить, опираясь на орешниковую палку, которую он обыкновенно берет, когда мы идем на прогулку в лес или по грибы. Как только Рыжка увидела, что он взял палку, тотчас встала и пошла за ним. Они заковыляли вокруг дома, а мама едва сдерживала смех, как умеет только она.
— Видишь, Рыжка, — сказал папка. — У тебя это от бега, а у меня от прыжков. Мы с тобой как некоторые наши спортсмены. Мы либо не выполнили, либо превысили тренировочные нормы.
На следующее утро у папки еще оставалась повязка, а у Рыжки после завтрака ее сняли. От радости она побежала за нами на луг, чтобы вволю попастись, но отщипнула всего несколько листочков, почесала задней левой ножкой у себя за ухом и, вместо того чтобы насыщаться, остановилась, застыла словно каменная и засмотрелась на лес. Потом медленно побрела к дороге, там снова остановилась и повернулась к нам.
Мы ждали, что будет дальше, а она, увидев, что с нами ничего не происходит, вернулась обратно, засвистела и снова загляделась на косогор — нам даже взгрустнулось. А когда мы с мамой взяли палки, чтобы идти в лес, Рыжка сразу сделалась сама не своя от счастья — она прыгала вокруг нас, как козленок. Нам не пришлось заманивать ее, как вчера с Ивчей. Прежде чем мы взобрались на косогор, она была уже наверху, и глаза у нее так и горели.
Этим утром и мама увидела Рыжкину разминку и была так же ошарашена, как вчера мы с Ивчей. Рыжка набегалась вволю, мы с мамой немало побродили по лесу, и все это время Рыжка не теряла нас из виду, а если и удалялась чуть дальше, сразу же начинала пищать и мчалась к нам обратно, а когда мы уселись, нашла поблизости норку и тоже легла отдохнуть. Обратно она не хотела с нами идти, и нам пришлось на руках нести ее к дому.
— Кому же охота из такого прекрасного леса уходить! — сказала мама. — Если бы можно было, я б тоже осталась.
Она сказала это так, словно пыталась объяснить мне: да, то, что Рыжка не хочет идти с нами обратно, совершенно нормально, наверное, она очень устала. Но у меня было такое чувство, что за этим кроется что-то другое. Словно бы лес начинал отнимать у нас Рыжку.
6
РЫЖКА НЕ ЛЮБИТ ЗОНТИКА, МУХ И ДОЖДЯ. А сейчас идет дождь. Льет так, что капли барабанят по крыше и из водосточной трубы потоком хлещет вода. Рыжка совсем загрустила. То спрячется под стрехой, то выбежит на лужок да так отряхнется, что вся в облаке брызг утопает, потом наспех сорвет несколько мокрых малиновых листочков и тут же мигом под стреху — стоит и смотрит, как на лиственнице нахохлился мокрый Пипша. Иногда Рыжка добежит до самой дороги и возвращается вся вымокшая. Тогда мы вытираем ее насухо, хотя это совершенно излишне, потому что через минуту все повторяется снова. С одной стороны, мы радуемся, что опять пойдут грибы, а с другой — очень жалеем Рыжку, и больше всех Ивча, — папке и то пришлось вмешаться.
— Не вздумайте реветь! А остальные косули как? Разве Рыжка единственная на свете? Каждая прячется, куда может, и у Рыжки, кстати, есть куда.
— Ну, папка, — сказала Ивча. — Наша Рыжка это тебе не остальные косули.
— Ах, вот что! Что же в ней особенного?
— Она умнее других. Она все понимает и умеет петь.
— Ну, тогда ты права, — согласился папка.
— Ты ведь тоже говоришь, что она доктор и кандидат лесных наук.
— Да, говорю и настаиваю на этом, — сказал папка Ивче. — Такие звания не раздаются на пустом месте. Рыжка их действительно заслуживает.
Он открыл окно и позвал Рыжку, которая, прячась под стрехой, вытягивала шею, чтобы понюхать струю воды, что текла из водостока.
— Доктор, не высовывай слишком нос, а то тебе на него накапает.
Я заметила, что Рыжка узнает папку по очкам. Однажды мы приехали из деревни и на папке были солнечные очки. Рыжка подбежала к машине, но, когда приметила эти очки, отскочила от папки и успокоилась, только когда папка надел свои нормальные очки.
