В библиотеку сквозь открытую дверь вкатился Пановский.
— Вы должны были ожидать меня около передатчика,— недовольно сказал он.— Не думайте, что входить в пустой дом — радостное занятие. Ну что вы двое уставились на меня, словно я привидение? Да, я действительно привидение, и вы должны это знать. Кстати,— повернулся он к Хэнзарду,— нас, кажется, еще не представили друг другу.
— Вы не Пановский суб-первый,— сказал Хэнзард.
— Вы мыслите по-армейски — кратко и верно. Пановский только что отправился в Москву. Вы должны были знать — я отмечал это в календаре.
— А Бриджетта? — спросил двойник.
— Отправилась вместе с ним.
— Надолго?
— До второго июня, когда Малинова повторит свою “Жизель”. Господи, Бернар, в чем дело? Вы выглядите так, будто я только что объявил о конце света.
Часом позже разговор принял другое направление.
— Мне не справиться с такой работой,— возражал Хэнзард.
— Чепуха, Натан, там нечего делать. Перепаять несколько проводов сумеет даже кретин. На марсианской базе наверняка есть запасные части. Вам понадобится не больше пятнадцати минут, чтобы превратить эти детали в то, что нам нужно.
— Но в лагере Джексон такой маленький передатчик!
— Сколько раз вам повторять, Натан, что размеры, так же как и расстояние, не имеют никакого значения. А энергию, которая вам нужна, даст обычная батарейка. Самое сложное — не собрать передатчик, а точно установить координаты. Я думаю, мы можем позволить себе один день потратить на тренировку. Вы когда-нибудь собирали усилитель?
— В школе.
— Тогда у вас не будет никаких трудностей. Усилитель много сложней передатчика. Давайте я покажу, что вы должны будете сделать. Пошли в лабораторию. Да, прямо сейчас. Нечего отлынивать… быстро, быстро.
Вечером двадцать девятого мая Хэнзард и Бриди стояли на Гоув-стрит и следили, как солдаты лагеря Джексон ходили сквозь стену насосной станции. Их количество сильно уменьшилось, Хэнзард насчитал меньше десятка.
Чтобы попасть на Марс, надо было использовать эти передатчики, работавшие в постоянном режиме, поскольку в лагере на ближайшие две недели не планировалось ни одного прыжка на Марс. А если бы у Пановского были координаты марсианского командного пункта, Хэнзард вообще мог бы отправиться с виллы Пановского, а не ехать зайцем через воздушный насос.
Наконец последний солдат покинул здание станции. Подождав еще полчаса, они осторожно перешли улицу и сквозь стену проникли на территорию станции. Весь свой багаж они катили в инвалидном кресле. Дверь насосной станции была открыта, суб-вторая вода выливалась наружу, стекала с холма и образовывала возле стены нечто вроде рва, окружающего крепость. По счастью, ров оказался мелким, его удалось перейти, лишь немного промочив ноги. В самой станции вода стояла на несколько дюймов, а из передатчика хлестал водопад — эхо воды, передаваемой на Марс. Холодный ветер из передатчика воздуха шевелил их одежду.
— Теперь,— отрывисто сказала Бриди,— попробуем разобраться, на какой из пунктов они ведут передачу. Походи за техниками и посмотри, что они делают. А я осмотрю оборудование.
Через пять минут они нашли переключатель, управляющий подачей воздуха. Они проследили два полных цикла передач, во время которых воздух последовательно направлялся на каждый из командных пунктов. Между передачами был перерыв, в среднем около пяти секунд. Только в это время Хэнзард мог безопасно войти в камеру передатчика — ошибись он хоть на одну секунду, и его передадут на Марс по кускам, как это случилось с головой Уорсоу.
— Ничего не получится, времени не хватит,— несчастным голосом сказала Бриди.
— Времени хватит,— ответил Хэнзард.
Они надули резиновый матрац, который надо было бросить на пол камеры. Без этой прокладки какая-нибудь существенная часть Хэнзарда могла провалиться сквозь пол и остаться на Земле.
Хэнзард извлек дыхательное оборудование, которое было укреплено под креслом Пановского. На Марсе не будет суб-второго воздуха, так что ему придется захватить воздух с собой. Он натянул хрупкого вида пластиковую маску, закрепил ее у себя на горле и повернул вентиль, регулирующий подачу кислорода.
— Три, четыре, пять,— сказал он,— я иду искать. Эти слова были неосознанным отзвуком дурашливой игры, в которую он играл так недавно. Бриди что-то сказала, но сквозь плотную маску он ничего не услышал. Она встала перед ним и повторила слова, утрируя движения губ и поясняя сказанное жестами:
— Мы… ВаС… лЮбиМ. Хэнзард коротко кивнул головой.
— Я тоже,— прошептал он.
Бриди привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Их губы соприкоснулись через пленку пластика.
— СчАстлиВо… ВоЗВраЩайся.
Он встал перед камерой передатчика. Бриди через плечо техника смотрела, как тот орудует переключателями. Она кивнула Хэнзарду, и он осторожно положил резиновый матрац на пол камеры и, проскользнув сквозь тонкую металлическую стенку, распластался на нем. В то же мгновение матрац лопнул, и воздух с шумом стал выходить из него.
— О черт! — воскликнул Хэнзард.
Поворачивать обратно было уже поздно. В любой момент щелчок тумблера мог послать его на Марс.
Мучительно тянулись секунды. Хэнзард вспомнил, как он в прошлый раз проходил через передатчик: долгое ожидание, рука, просовывающаяся сквозь стену камеры…
Хэнзард вздохнул, он понял, что уже прибыл на место, а матрац лопнул в момент перехода оттого, что его нижняя часть провалилась в пол и осталась за пределами передающего поля. Так что матрац все-таки спас Хэнзарда, поскольку продырявиться мог сам Хэнзард или, скажем, кислородная маска.
Хэнзард встал на ноги и шагнул вперед в непроницаемой тьме передающей камеры. Он нащупал стену и прошел сквозь нее. В первом же светлом помещении он увидел генерала Питмана. Рядом с ним сидел и пил кофе капитан армии Соединенных Штатов Америки — Натан Хэнзард.
Ни один человек еще не казался Хэнзарду таким странным, как это капитан.
…матрац лопнул, и воздух с шумом стал выходить из него.
— О, черт! — воскликнул Хэнзард и тут же почувствовал, как расступается под ним пол. Суб-третий Хэнзард, слишком невещественный, чтобы его могла удержать энергия реального мира, начал медленно тонуть в полу.
Воздушный передатчик, в отличие от того, что был установлен в лагере Джексон, передавал непрерывно, и каждая передача рождала бесконечную цепь отзвуков на Земле и на Марсе.
Долгое, нескончаемое эхо.
Осознав безнадежность ситуации, Хэнзард суб-третий перекрыл подачу кислорода в маску. Бесчисленное множество Натанов Хэнзардов, каждый из которых был тенью тени, сделало то же самое. Они умерли, цепляясь за одну спасительную мысль:
“Я надеюсь, что у него получится”.
Глава 16
Аккорд
— Что-то вы, Натан, неважно выглядите. Впрочем, это и не удивительно. Не думаю, чтобы у меня тоже был слишком цветущий вид.
Генерал Питман кривил душой. Если говорить о нем, то лучшего определения, чем “цветущий вид”, нельзя было отыскать. Если Хэнзард за последние недели словно постарел лет на десять, то генерал стал странно и неуместно моложав. Его манеры приобрели непривычную свободу, если не сказать
— развязность. Форменный галстук был завязан небрежно, воротник рубашки расстегнут. Волосы генерала нуждались в стрижке, ботинки — в сапожной щетке. В походке появилась легкость, жесты стали резкими, речь убыстрилась. Ничего подобного прежде за ним не замечалось. Так в октябрьский полдень погода может напомнить о весне.
Хэнзард безучастно разглядывал маслянистые полоски на поверхности кофе в своей чашке. С заметным усилием он оторвался от этого занятия и заставил себя произнести:
— Нет, сэр.
— Должно быть, вам не хватает витаминов. Я заметил, что вы не всегда приходите обедать. Мы должны заботиться о своем здоровье. Крепкое здоровье
— самое большое наше достояние.
Хэнзард не мог понять, издевается над ним генерал или он в самом деле не видит неуместности тех благоглупостей, что он изрекает.
— Если бы я был Юлием Цезарем, я бы остерегался человека вроде вас, который “тощ, в глазах холодный блеск”.
Последнее замечание было не лишено смысла, поэтому Хэнзард сделал усилие, чтобы ответить:
— Какому блеску прикажете быть в моих глазах, ежели нас кормят исключительно замороженными блюдами? Достаньте на обед что-нибудь другое, и я сразу оттаю.
Смех Питмана был явно непропорционален натянутому каламбуру его помощника. Отсмеявшись, генерал разразился филиппикой в адрес армейского питания. Речь генерала была не просто обличительной, она была остроумной. Хэнзард невольно заулыбался, слушая ее.
В том же духе они продолжали беседовать, коротая вечер за чашкой не по-вечернему крепкого кофе. Вот уже две недели, с тех пор, как стало ясно, что приказ не будет отменен, они говорили о чем угодно, кроме бомбы.
