– Мы опаздываем, – Грошев был терпелив.
– Ты слышишь меня! – почти крикнул Чучел. – Меня всю жизнь отвлекали от… чего-то… Они меня отвлекали! Ты же знаешь, как это бывает, как эта ерунда… А какие я чудесные находил чернильницы!
Чучел закрыл глаза, точно провалился на мгновение в то чудесное, заполненное серебряными подстаканниками и хрустальными чернильницами время.
– А потом коробки под монпансье! А после них… Все время что-то находилось красивое и очень недорогое, и я втягивался и забывал главное… У меня было главное, я помнил про главное, но потом опять попадались ложки…
Чучел достал серебряную чайную ложку, подышал на нее и потер о лоб.
– Этой ложкой кушал варенье из грецких орехов сам Столыпин, – сообщил Чучел. – Зачем это мне знать? Зачем мне эта ложка? Я не Столыпин, я никто, я стал никем, я стал собирателем ложек и подстаканников, из которых кушал Столыпин… И это ведь было только начало, это было еще до этого чертова…
– Мы опаздываем на поезд, Лавр, – произнес Грошев уже с убеждением. – На поезд!
Грошев позволил себе повысить голос.
– На поезд, Лавр!
Грошев щелкнул пальцами перед носом Чучела, тот очнулся.
– На какой поезд?
– На пассажирский, – объяснил Грошев. – Он через два часа уже отходит, я же говорю, опаздываем.
Грошев аккуратно взял руку Чучела и принялся разжимать его пальцы, по одному. А Чучел смотрел, как он ему эти пальцы разжимает. Последним был мизинец.
– Тебе нужно травки попить, – посоветовал Грошев, освободившись. – Мята, пустырник, что-нибудь такое.
– Да… – согласился Чучел. – Надо попить… Я попью… Понимаете, ребятки, эти ложки… это отвлекающий маневр, никто этого не понимает, все как бараны, как дети, их гонят и гонят к реке… Дети пошли в школу, а по пути земляничная поляна, ягоды, ягоды, и в школу они уже не попали…
– Следи за собой, – посоветовал Грошев.
– До свидания, – сказал Синцов.
И они пошагали дальше по улице, к трамвайной остановке, а Синцов все боялся, что Чучел вот-вот их снова догонит и вцепится в плечи, но Чучел не догнал.
– Вот об этом я тебе и говорил, – Грошев, не оборачиваясь, указал пальцем за спину. – Мозги кипят. Поэтому на рынке так перегаром и воняет, почти все настоящие коллекционеры сильно квасят. Я говорил: запах коллекционирования – это вонь дрянных беляшей и водочного перегара. Он прав, конечно…
– В чем?
– В том, что пожить по-человечески хочет, – ответил Грошев. – Он еще не старый, может успеть. Ты же видел, в каком он состоянии. Коллекции свои сбросил, автоматы разбил, денег поднял, теперь, наверное, в путешествие отправится. Чучела довыщиплет – и в путь, пойдет куда.
– Куда?
– Не знаю. Во Владивосток, он, кажется, хотел посмотреть Россию.
Синцов представил, как бывший коллекционер Чучел сидит в разгромленной комнате посреди обломков железного мусора, выщипывает последний мех из последнего байбака и мечтает о пешем походе во Владивосток.
– А насчет удачи я был прав, – Грошев ткнул Синцов локтем в бок. – Прав на все сто пятьдесят.
– В каком смысле?
– В смысле бонусов. Ну, фляжка? Ты что, не понял? Если честно, на фляжку я совсем не рассчитывал, не думал, что Чучел с нею даже за деньги расстанется. А он просто так отдал. Двадцать три жетона.
– Откуда ты знаешь?
– Там на боку написано было. Жетон – год, все булавкой выцарапал. Он их одиннадцать лет собирал. А теперь у меня.
Грошев подпрыгнул, жетоны брякнули в рюкзаке.
– Думаю, каждый уйдет рублей по пятьсот, может, и больше. Итого…
– Десять тысяч, – быстро посчитал Синцов.
– Точно, десятка. Как договаривались, пятая часть твоя. Домой приедем, отдам.
Синцов хотел ради приличия возразить, что его участия в этом нет никакого, но потом неожиданно для себя решил, что это не так. Если эти ненормальные верят в удачу и архангела Михаила, то это их проблемы. И если Грошев уверен, что ему, Синцову, полагается пятая часть, то пусть, он не дурак от денег отказываться, хватит отказываться.
– Нормально, – согласился Синцов. – Две штуки – это нормально, это хорошо. Может, мне их тоже… инвестировать? Не знаю, рубль со звездой купить?
– Смотри сам, – сказал Грошев. – У меня есть и другие неплохие рублики, могу скинуть. Ты взял серебряный полтос, а я могу тебе его вполне поменять на червонец, если дело пойдет.
– Золотой, в смысле?
– Ага.
Золотой червонец. Это даже звучало солидно. Имперски. Золотой червонец. Его высокопревосходительство вице-канцлер… Как-то так.
– Не знаю… Я подумаю… Посмотрю…
Деньги действительно не очень нужны, а вот золотая монета… Интересно.
– Только не пытайся этим сам заниматься, тут нужен опыт. Новичков кидают направо и налево, так что если хочешь начать собирать что-то, собирай простое. Простое, но ценное. Советскую юбилейку многие собирают, ее тоже не так просто собрать всю, особенно с браками и разновидами. Там есть интересные вещи…
– Я подумаю.
– Подумай.
Грошев подпрыгнул еще раз, и железо в его рюкзаке снова брякнуло, Грошев довольно улыбнулся.
– Многие начинают собирать, загораются, остывают, монеты остаются ржаветь, потом по дешевке уходят. Лучше не спешить, лучше по прохладе.
– Да, не спешить… Послушай, Петь, а ты действительно веришь? В историю с… этим жетоном?
– Я этим почти десять лет занимаюсь, я тебе уже говорил, много чего повидал. В эту конкретную историю я не верю, но вообще… вообще есть странные совпадения. Вот, например.
Грошев выдернул с шеи небольшой кожаный кошелек размером, может, с пятак. Кошелек явно самодельный, сшитый из другого кошелька, побольше, со стертой кнопкой. Грошев откнопил клапан, достал жетон.
«Жетон на получение собаки № 17».
– Один мой дальний родственник работал в Кировском собачьем питомнике, там такие выдавали вроде как. Я выявил таких восемь, еще где-то девять штук как минимум есть. Но не это важно. Видишь, там сбоку царапина? В виде орла такая, как будто птицу подстрелили.
Синцов убедился, что царапина есть, и на самом деле в виде орла.
– Я видел этот жетон в пять лет. Мы с отцом тогда за грибами поехали, вышли в Осиновке, стали покупать обратные билеты, а он…
Грошев подкинул жетон.
– Он был вставлен в раму за стеклом кассы. Я его заметил только потому, что сам хотел собаку тогда сильно.
– Собаку?
– Ну да. Все в этом возрасте хотят собак.
– Я не хотел, – возразил Синцов.
– А я хотел. Этот жетон был вставлен в стекольный паз, а справа еще пятак был старый, восемьдесят второго.
– Может, еще один такой был? – предположил Синцов.
– Не. Это тот самый. У меня профессиональная память, я эти вещи никогда ни с чем не путаю. К тому же остальные жетоны номерные – номер восемь, девять, четырнадцать. Этот жетон обошел всю страну и вернулся ко мне. И такого много. Очень много. Жетонизм – это тоже сплошная мистика, только не такая мрачная, как в нумизматике…
Грошев запнулся и упал неловко, не успев выставить руки, так что рюкзак перекинулся через голову. Бумажный сверток порвался и по асфальту со звоном покатились монеты.
Грошев выругался.
Синцов подобрал сразу несколько монет, зажимая их между пальцами и стараясь, чтобы они не пересеклись, – он вдруг осознал, что уже привык обращаться с монетами бережно. Поглядеть он их тоже успел и успел узнать – на монете был отчеканен Гагарин на фоне взлетающих звездных кораблей. По асфальту рассыпалось штук пятнадцать Гагариных или больше.
– Гагарин? Для чего тебе Гагарин, он же… Он тоже редкий? Разве он редкий?
– Нет, обычный. Гагарин всегда самый обычный.
– Зачем тогда?
Грошев не ответил. Он тоже собирал. Ползал на коленях и собирал, суетливо и привычно раскладывая монеты по разным карманам, а некоторые убирая за подогнутые поля кепки, которая, как оказалось, тоже вполне могла использоваться как монетохранилище.
Домой вернулись уже ночью.
Глава 8. Хозяева Медной горы
Синцов вышел на улицу в шесть, как и договаривались. В кроссовках и с небольшим рюкзаком. Бутылка с водой, контейнер с пирожками и пять вареных яиц в зеленой пластиковой ячейке. Тормозок, пояснила бабушка. Синцов не понял, почему тормозок, бабушка объяснила. Дедушка был машинист. Машинисты обедали на ходу и, чтобы не создавать аварийных ситуаций, сбрасывали скорость. Тормозили. Синцов не очень понимал, как в современных условиях можно устроить торможение посредством вареных яиц, но с традициями спорить благоразумно не стал. К тому же Грошев пообещал, что вернутся они сильно после обеда, а может, и вечером.
Кроме продуктов питания Синцов захватил аварийный набор. Он много слышал о несчастных, сгинувших в лесах без огня и антибиотиков, поэтому позаботился о своей безопасности – прихватил два коробка спичек, перочинный нож и пачку окаменевшего аспирина, антибиотики же бабушка не держала из принципиальных соображений. Форс-мажорный кит Синцов уложил в водонепроницаемую банку из-под леденцов, так, на случай заблуждения.
