Его светлость и Фрэнсис уже ушли, и Маргарет сидела одна на диване у окна, глядя в цветник, в котором почти все цветы уже отцвели. Она посмотрела через плечо на вошедшего дона Педро, но он держал руки за спиной, и она не увидела ожерелья.
– Все хорошо? – поинтересовалась она.
– Все очень хорошо, миледи, – ответил он.
Маргарет снова посмотрела в окно на заходящее солнце.
– Ваш гость… заморский? – спросила она.
– Заморский, – подтвердил дон Педро.
Он направился к Маргарет. Под ногами у него похрустывал камыш, которым каждый день устилали пол в столовой. Дон Педро остановился у нее за спиной, а Маргарет, выжидая, что он ей скажет, продолжала смотреть в окно. Дон Педро тихо поднял руки, и, задержавшись на мгновение над ее золотой головкой, ожерелье скользнуло ей на шею.
Маргарет, ощутив легкое прикосновение к волосам и что-то холодное на обнаженной шее, вскочила, и щеки ее вспыхнули. Она подумала, что дон Педро коснулся ее пальцами. И хоть он улыбнулся, слегка поклонившись ей, его пронзила боль от злости, промелькнувшей на ее лице.
Увидев ожерелье, она поняла свою ошибку и засмеялась смущенно, но с чувством облегчения.
– Клянусь, сэр, вы испугали меня. – Она приподняла ожерелье, чтобы разглядеть его получше, и, осознав великолепие подарка, осеклась. Краска сошла с ее лица.
– Что это?
– Выкуп, который мне привезли из Испании, – спокойно ответил он.
– Но… – Маргарет была потрясена. Она достаточно хорошо разбиралась в драгоценностях и поняла, что на груди у нее – целое состояние. – Но это неразумно, сэр. Оно стоит огромных денег.
– Я предупредил вас, что если вы предоставите мне определить сумму выкупа, я оценю себя дорого.
– Но это королевский выкуп, – сомневалась она.
– Я почти королевского рода, – заявил он.
Маргарет продолжила бы препирательства, но он положил конец спору; заметив, что такая мелочь не стоит ее внимания.
– Зачем нам вести разговоры о пустяках, когда каждое ваше слово для меня дороже всех этих дурацких жемчужин вместе взятых?
Никогда раньше дон Педро не решался говорить с Маргарет таким тоном: в голосе его звучала любовь. Она смотрела не него широко открытыми от изумления глазами. А он объяснял ей свои намерения.
– Я вручил вам выкуп, и час моего отъезда приближается – слишком быстро – увы! Итак, с вашего позволения, если вы освобождаете меня ст данного вам слова чести, я завтра ночью уплываю в Испанию.
– Так скоро, – сказала она.
Дону Педро, который, несомненно, заблуждался в своих надеждах, показалось, что она произнесла эти слова с грустью; тень, промелькнувшую на ее лице, он принял за сожаление. И это подстегнуло его решимость. Дон Педро утратил привычное самообладание.
– Вы говорите “так скоро”! Благодарю вас за эти слова. В них – зерно надежды. Они придают мне смелости сказать то, что иначе я бы сказать не отважился.
Звенящий голос, сверкающие глаза, румянец, проступивший на бледном лице, не оставляли сомнений. Женщина в ней затрепетала от тревожного предчувствия.
Дон Педро склонился к ней.
– Маргарет! – Он впервые произнес ее имя, произнес ласковым шепотом, любовно растягивая каждую гласную. – Маргарет, неужели я уйду из вашего дома, как и пришел? Неужели я уйду один?
Маргарет не хотелось поощрять дальнейшее объяснение, и она притворилась, будто не поняла, к чему он клонит, оставив ему тем самым путь для отступления.
– Не сомневаюсь, что на судне у вас есть друзья, – сказала она с деланной небрежностью, стараясь успокоить бьющееся сердце.
– Друзья? – отозвался он с презрением. – Друзей, власти, богатства у меня предостаточно. Мне бы хотелось разделить с кем-нибудь все, что у меня есть, все, что я могу дать, а я могу дать так много. – И он продолжал, предупредив ее возражения. – Неужели вам не жаль растратить жизнь впустую в этом медвежьем углу варварской страны? А я открою вам целый мир, сделаю вас богатой и могущественной. Перед вами будут преклоняться, вам будут завидовать, вы станете самым дорогим сокровищем двора, королевой из королев, Маргарет!
Она невольно сжалась. Что ж, она сама во всем виновата: прояви она должную осторожность, дон Педро не бахвалился бы перед ней. Впрочем, бахвальства в его манере не было. Тон его был уважительным и скорее смиренным, чем самонадеянным. Он не сказал ни слова о любви. И тем не менее каждое его слово красноречиво говорило о любви. Дон Педро умолял ее, и это была мольба о любви.
Конечно, в картине, нарисованной им, был искус, и, возможно, ею завладел на секунду соблазн обладать всем, что он ей предлагал. Быть могущественной, богатой, чтоб перед тобой преклонялись, чтоб тебе завидовали. Вращаться в высшем свете, возможно, вершить людские судьбы. Все это означало пить полной чашей прекрасное дорогое вино жизни, променять на эту пьянящую чашу пресную воду своего корнуолльского дома.
Если жар соблазна и коснулся Маргарет, то лишь на мгновение, на шесть биений сердца. Когда Маргарет заговорила снова, она была спокойна, сдержанна, верна самой себе.
– Дон Педро, – мягко начала она, – не стану притворяться, будто я вас не понимаю. Разумеется, я не могу принять ваше предложение. Благодарю за оказанную честь. Да, это честь для меня, поверьте, мой друг. Но… – Она помедлила и едва заметно пожала плечами. – Это невозможно.
– Почему же? Почему? – Правая рука дона Педро взлетела, словно он хотел обнять Маргарет. – Какая сила в мире может этому помешать?
– Никакая сила не заставит меня это сделать, – Маргарет поднялась и посмотрела ему прямо в глаза искренним, честным взглядом. – Я не люблю вас, дон Педро, – сказала она, окончательно развеяв его надежды.
Он дрогнул, как от удара, невольно отступил, отвернулся. Но, быстро оправившись, снова перешел в наступление.
– Любовь придет, моя Маргарет. Разве может быть иначе? Я знаю, как пробудить вашу любовь. Я не заблуждаюсь: любовь рождает любовь, а моя любовь безмерна и непременно найдет отклик в вашем сердце. – Дон Педро был бледен, как полотно, отчего его борода казалась еще чернее. Его выразительные глаза страстно заклинали Маргарет. – О, поверь мне, дитя мое! Доверься мне! Я знаю, я знаю. Мой опыт…
Она деликатно остановила его:
– Вероятно, вашего опыта недостаточно, чтобы заметить: ваша настойчивость причиняет мне боль. – Маргарет улыбнулась своей открытой ясной улыбкой и протянула ему руку.
– Останемся добрыми друзьями, дон Педро, ведь мы были друзьями с того дня, как вы сдались мне в плен.
Медленно, нехотя он протянул ей руку. Маргарет, перебирая левой рукой жемчуг на груди, сказала:
– Память о нашей дружбе для меня дороже, чем это ожерелье. Не отравляйте же ее.
