- Какая к черту собственность? - Озадаченно посмотрел я на Свиньева. Какие завещания? У него же ничего кроме однокомнатной "хрущевки" не было...
- А вот тут - то, господин Гончаров, вы здорово ошибаетесь. Внимательно посмотрев на меня улыбнулся поверенный. - Было, а точнее сказать, есть, только непонятно кому все это теперь достанется. Не следовало мне этого вам говорить, но что ж, надеюсь на вашу порядочность.
- Во - во. Это вы правы, порядочности нам не занимать. - С энтузиазмом поддержал его Макс. - Тем более, что не сегодня завтра вся ваша тайна станет достоянием гласности и вы будете выглядеть круглым дураком.
- Наверное вы правы. - Стиснув лоб болезненно согласился он. - Кроме однокомнатной "хрущевка", о которой вы только что вспоминали, Дима имел десяток трехкомнатные квартир в Москве, причем половину из них, наиболее престижных, в центре, на бульваре Гоголя. Это вас удивляет? А я ведь только начал.
В Ленинграде на Московском проспекте Батуров выкупил целиком подъезд пятиэтажного жилого дома, который выгодно сдавал квартирантам. Там же он сдавал в аренду "БАДМИ", бывший танцевальный зал, который он реставрировал и переделал в ресторанчик, ну и здесь, в нашем городе, он владел тремя внушительными помещениями. В одном из них, кстати сказать, вы были.
- Вы имеете ввиду нотариальную контору "Право"? - Ошарашенный его сенсационным сообщением довольно глупо спросил я.
- И не только "Право". Контора "Независимых адвокатов" тоже принадлежала ему.
- Погодите, я ничего не понимаю. - Вконец сбитый с толку взмолился я. - Если он был миллионером, то почему жил так бедно, а если жил бедно, то как стал миллионером? Он, что же просто копил деньги и складывал их в чулок?
- Сложный вопрос. - Вытаскивая сигарету усмехнулся нотариус. - Так просто не него не ответишь. Это ведь целая жизнь человека и надо его хорошо знать, чтобы как - то понять его действия и образ жизни. О его прошлом я сам знаю немного, а пятнадцать лет назад, когда мы подружились? его характер давным давно был сформирован и он ни в чьей корректировке не нуждался.
Двадцать лет тому назад мы встретились с ним на Севере. Он был директором крупного горно-обогатительного комбината на котором трудилось больше пяти тысяч человек. В их числе был и я, скромный чиновник из юридического отдела. Жили ещё по советски не думая о завтрашнем дне. Денег больших не получали, но свои полторы тысячи в месяц имели, а рабочие и того больше.
Дима был переведен на Север по велению министерства, а я приехал по собственному желанию. А точнее просто скрываясь от себя, похоронив жену я просто физически не мог оставать в той квартире, в том городе, где все напоминало о ней. Потому - то и выбрал Север.
Приехал я без всякого вызова и приглашения, просто потому что там работал один мой знакомый. На мое счастье, юридическая служба комбината была недоукомплектована и уже на следующий день я приступил к работе.
Почему мы сдружились? Это до сей поры остается для меня загадкой. Казалось бы между нами нет ничего общего, разные запросы, разный уровень материального благосостояния... Он занимал шикарный кабинет на втором этаже откуда запросто разговаривал с министрами, а я сидел в обшарпанной конуре пятого этажа и любой работяга мог послать меня к чертовой матери.
Жилищные условия, как и сам быт тоже разительно отличался. Дима жил с женой и десятилетней дочкою Ленкой в пятикомнатной квартире европейского стандарта, а я в общежитии, в малюсенькой комнатке "больше двух не собираться". По ночам у меня с одной стороны скандалила молодая пара, а с другой гостеприимный шахтер Лунько пил со своими друзьями водку, пел революционные песни, развлекался с поселковыми девками и ночами слушал Аллу Пугачеву. После этого я её возненавидел, но к делу это не относится.
В общем как вы понимаете, со своим начальником, Дмитрием Ивановичем Батуровым, я виделся редко, не чаще одного раза в неделю во время общих планерок. Но я, как и многие другие, частых встреч с ним не искал, потому как даже с инженерно - техническими - работниками он разговаривал грубо и вызывающе, что уж тут говорить о подчиненных вроде меня. Под его горячую руку можно было не только лишиться премии, но и запросто схлопотать по шее. Рука у него была сухонькая, но бил он больно и матерился при этом нещадно.
Любили его или нет? Сложно сказать. Блатные и зеки его уважали, говорили, что действует он круто, но по справедливости, а какая тут может быть справедливость, когда человек от которого ты зависим, на глазах у твоих друзей и подруг начинает прилюдно, в столовой, пороть тебя солдатским ремнем. Какое тут может быть уважение, какая любовь? Скорее страх и больше ничего. Страх быть выгнанным с высокооплачиваемой работы.
Сблизила нас любовь к рыбной ловле. А произошло это благодаря его величеству, случаю. Я - то, как и большинство мужиков, рыбачил недалеко от поселка, а вот Дима любил отъехать подальше, или больше того, улететь вертолетом в места нетронутые и первозданные. Там рыбка водилась не чета поселковой. Там и форель пожирней и хариус покрупней, а то и таймень килограммов на двадцать попадался.
Но мне об этом можно было только мечтать, в вертолет меня не приглашали, впрочем как и в директорскую машину. Оттого-то и рыбалил я в трех километрах от своего общежития. Не то что у Батурова, но все таки рыбку добывал приличную, потому что нашел я себе озерцо неприметное, от дороги подальше и никому про него не говорил. Не потому что я скуп и жаден, просто психология у нас у рыбаков такая. Я лучше тебе весь улов отдам, все до последнего хвоста, а только места своего сокровенного ни в жизнь не выдам.
Вот и в то воскресенье, с утра пораньше пришел я в свой "заповедник", забросил закидушки, разложил удочки, спининг и занялся костром. Любил я по холодку горячий чаем кишки погреть. Только запалил костерок, как зазвенели колокольчики сразу на двух закидушках. Какое уж тут чаепитие! Бросился я леску вытягивать. Чувствую рыбина приличная зацепилась, килограмма на три зверюга, а второй - то колокольчик тоже звинит заливается, ну хоть ты разорвись. Что делать?
- Надо было обе лески и вытягивать. - Авторитетно, как заядлый рыболов, заявил Макс. - Чего тут думать, обе тянуть надо...
- Вы на редкость сообразительный человек, Ухов. - Презрительно скривился нотариус. - Мне кажется, что ваше начальство плохо знает своих подчиненных. Отправлять вас в отставку нужно было значительно раньше, причем ещё в чине лейтенанта. Интересно как бы вы справились с этой задачей, если одна закидушка находилась в пятидесяти метрах от другой.
В общем, пока я метался между этими двумя колокольчиками, как между двумя зайцами, и с того и с другого крючка рыбка сорвалась. За этим занятием я не заметил как к моему озерку приближатся обычный УАЗик. Крайне раздраженный своей неудачей, при виде этого непрошенного гостя я вообще осатанел. Злой как черт я вышел на едва приметную колею и приготовился встретить гостя со всем гостеприимством на которое только был способен.
Когда Батуров в шляпе и мятой штормовке вылез из-за руля я его даже не узнал.
- Как добрался? - Едва сдерживая бешенство спросил я.
- Спасибо, хорошо. - Сухо ответил он.
- А теперь, прилипала, разворачивайся и чеши назад! - Сжав кулаки потребовал я. - Как добрался, так и убирайся, через пять секунд, чтобы духу твоего не было.
- Свиньев, что с вами? - От удивления застыл он на месте. - Вы больны?
- Господи, Дмитрий Иванович, это вы? Простите ради Бога, не признал... - Наконец-то понимая кто стоит передо мной жалобно залепетал я. - Милости прошу, подсаживайтес к костру, скоро чай вскипит... Еще раз простите...
- А зря. - С сожалением заметил он. - В первом вашем монологе вы выглядели гораздо симпатичней. Не люблю подхалимов.
Вот так мы с ним и познакомились. Это он врал, сам того не зная, подхалимов и блюдолизов Батуров любил. Воспринимал их как нечто само собой разумеющееся. А ко мне на озеро в тот день приехал случайно. Его вертолет отправили с тяжелобольным бульдозеристом. Шофер УАЗика был в отпуске, а другой ремонтировал "Волгу". Садиться за руль и самому добираться в медвежьи углы он не захотел.
С того дня он вообще предпочитал отдыхать на моем озере, так что волей-неволей, мы начали общаться и вскоре нашли общий язык. По праздникам он приглашал меня в гости, а в будние дни после работы, начал заглядывать ко мне в общагу. Все ждал, когда я начну конючить у него повышения жалования и квартиры. Так и не дождался, повысил зарплату даже не посоветовавшись, а на торжественном собрании посвященном майским праздникам, в девяностом году назначил меня начальником отдела и вручил ключи от двухкомнатной квартиры.
- Все это занимательно и крайне любопытно, господин Свиньев, но время нас поджимает. - Опять ни к месту влез Макс. - Нельзя ли поближе к теме?
- Да, конечно, извините старика. Заболтался, воспоминания нахлынули. Вы правы, В общем вплоть до девяносто первого, девяносто второго года и говорить - то нечего, до того самого времени когда началась повальная приватизация, гайдаризация и прочая чубайсация вместе с ваучеризацией...
