По маршруту движения строились ларьки, палаточные городки, передвижные отели на колесах. Новиков организовал VIP-обслуживание для своих, Си-эн-эн вело репортаж с Дороги. Пророк сидел на даче олигарха, пил водку, щипал за зад обдолбанную новую жену, забыв о старой, как о пустой бутылке «Путинки», ставшей официальным напитком Дороги. Звонили каналы, требовали комментариев, он не отвечал, приходили гонцы от Ученика с деньгами от спонсоров — ими был забит весь гараж и гостевой дом. Две недели шло великое переселение народов на север, к Ледовитому океану, навстречу мечте. Приходили люди из «Русского Стандарта», хотели убрать «Путинку», пришел дядька из «Американ экспресс», обещал долю. Люди олигарха принимали ходоков и рулили свои дела. Пророк скучал. Водка надоела, девица тоже, но уйти не давали. Опять Пророк оказался в плену, только в сладком.
Когда толпа подошла к Самаре, олигарх подарил ему особняк для Храма Дороги. В дом Пророка пришел человечек из органов, замеченный на первом собрании: «Надо кое-что откорректировать, расставить акценты». Пророк хотел вызвать охрану, но понял, что этот дядя охраны не боится, он вообще никого не боится, это его страна, а пророков они видали в гробу, даже могут помочь там оказаться.
Пророк предложил дяде поставить задачу. Дядя порадовался за понятливого Пророка и, сказав: «Людям Дороги надо проголосовать», — дал списочек кандидатов по маршруту движения.
Пророк списочек взял, но понял, что это еще не просьба. Потом Вежливый рассказал Пророку притчу о согрешивших людях, которых превратили в свиней и заставили броситься в пропасть для удобства и радости оставшихся в настоящем.
Пророк понял, что его руками с помощью лечебного молчания хотят уничтожить людей Дороги, и сказал Вежливому решительное «нет», на что тот достал из внутреннего кармана бумажку. Пророк узнал свой почерк: соглашение о добровольном сотрудничестве и помощи он подписал, страшась исключения из вуза — не хотел расстраивать маму, которую любил.
Пророк решил взять паузу и сказал, что подумает. Вежливый ушел, но обещал вернуться.
Вежливый (В.) был майором ГБ и службу понимал как служение. До перестройки он курировал один московский вуз, где осуществлял надзор за попытками подрывной деятельности отдельных студентов и ряда преподавателей, которые бурчали, как в песне: «Что-то все-таки не так, все не так, ребята». Звезд срубить на этом поприще не удалось, так и тянул лямку, завидуя резидентам в Париже, Лондоне и Гондурасе, но не роптал, ждал и знал, что его час придет.
Его час пришел в 92-м году, когда с группой товарищей его направили создавать банк, где они начали коммерческую деятельность на благо организации.
Капитаны возглавили управления, он, как майор, стал вице-президентом по рекламе и пиару, дело для него оказалось новым, но весьма прибыльным, он стал получать десять процентов с бюджета от умных мальчиков-рекламщиков и быстро освоил слова, которыми они бросались как снежками: «бриф», «презентация», «медиа-план». Особенно ему нравилось слово «креатив», оно вызывало в нем эротические фантазии, по аналогии с презервативом. Параллельно ему в Комитете поручили курировать казино, где он присматривался к контингенту и вербовал новых людей, проигравших свои капиталы с помощью дилеров-патриотов, юных тимуровцев, помогающих власти восстановить справедливость и вернуть награбленное у трудового народа. Казино было ответственным участком, и почти каждый вечер В. получал вместе с табельным оружием фишки для игры и шел в царство греха, где с огромным удовольствием играл, а утром сдавал оружие, а выигрыш слегка отщипывал из комитетского общака. Два раза в неделю он проводил установочные занятия с группой дилеров на предмет психологической устойчивости и проверял их отчеты по игрокам, бывшим в разработке. Дилеры жаловались ему, что игроки оскорбляют их, посылают по матери, желают смерти им и их будущим детям, проклинают до седьмого колена.
Майор рекомендовал обливаться холодной водой и терпеть в интересах дела.
Когда банк закрыли, В. перешел на перспективное направление тоталитарных сект и карликовых партий, этот новый фронт требовал новой крови, и они пришли карать и миловать. С партиями справились легко, кому-то дали немного денег, кому-то в морду, и народ партийный понял, кто в доме хозяин, а кто не понял, того нагнули, и они запели: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…» Пусть поют решили кураторы, лишь бы не пиздели. С сектами было сложнее, людишки подобрались ушлые, смущали народ грамотно, но и с ними разобрались потихоньку, возглавили, своих из резерва подтянули, из религиозного подразделения люди освободились, из церкви, кое-кого с пенсии подняли — служба есть служба.
Так В. познакомился с Пророком…
Прошел уже месяц. Дорога двигалась, обрастая новыми путниками. Олигарх создал ООО «Найди Дорогу», акции продавались хорошо. Пророку дали два процента как рекламщику, но ему уже было все равно.
Пророку уже надоело пить, и он решил поговорить с олигархом о своем будущем.
Вечером, в часов десять, когда олигарх (далее О.) пришел домой, Пророк вышел на террасу и робко спросил его об аудиенции.
О. посмотрел на него с удивлением — он не понимал, что еще нужно этому лузеру, случайно одаренному красивой темой Дороги.
Отказать грубо он не хотел — считал себя интеллигентным человеком, в прошлом даже участвовал в фестивалях бардовской песни, где люди, которым на работе нечего было делать, пели песни о туманах и дождях, о сильных людях и дальних странах, где они никогда не были.
Они пели о далекой Амазонке и «В Кейптаунском порту» — о девушке из Нагасаки и о том, что у нее «маленькая грудь и губы алые, как маки».
Они пели эти песни, потому что про «широка страна моя родная» у них язык не поворачивался, а вот «Он капитан, и родина его Марсель…» завораживала и скрашивала серые будни.
О. пригласил Пророка на ужин, они сели на маленькой кухне для прислуги — в парадном зале он ужинать не любил. Так, понты погонять перед западными партнерами — это бывало, а со своими лучше, чем на кухне, не бывает — все рядом и не надо изображать потомственного графа. Удостоверение и титул у О. были, но он точно знал кто он и откуда.
Стол у его всегда был простой: сегодня стояли килечка, «Докторская» колбаска с майонезом и сало, ледяное, как взгляд О.
Он смотрел на нового родственника, которого привела в дом дочь-идиотка — она часто приводила в дом тех, кто не отказывался от желания поиметь папу-одигарха и заодно утонуть на время в омуте жирной и толстожопой дочери, оборзевшей от денег и кокаина.
Папа любил ее, как родную кровь, но не одобрял ее образ жизни и избранников. Он махнул на нее рукой, но деньги давал исправно, чтобы конкуренты и враги через нее не обобрали и не отравили.
Выпили по третьей. Пророк тихо произнес:
— Это надо кончать, — имея в виду историю с дорогой. — Это может плохо кончиться, — добавил он для полной ясности.
О. пожевал килечку, закурил и сказал:
— Тебе дали шанс, сиди и не пизди, дело ставится на большие рельсы, есть одобрение в центре. Людей тебе жалко? А кто все затеял? Все вы, интеллигенты, такие — промяукаете, а потом в кусты. Ты сыт, обут, сиди и изображай пророка, а мы тебе ребят подгоним ловких, они твой бред систематизируют, и будешь ты, как Махатма Ганди. Может, Нобеля тебе сделаем, если выделываться не будешь.
— Но люди погибнут, — вяло промямлил Пророк, — большая кровь будет.
О зло прокаркал:
— Будет, а тебе какое дело! Болеешь за человечество? Что же вы за люди такие — весь мир жалеете, а себя заставить копейку с пола достать — жопу не оторвете! Иди отсюда! Нет, подожди! Не балуй! Ты в деле! Пошел вон!
Пророк выпил еще рюмочку и пошел к себе, не понимая еще, во что вляпался.
Дорога обрела стройную структуру, людей уже везли на транспорте под охраной МВД в вагонах, постепенно расселяя по местам, где до этого народ жить не хотел.
Их оставляли именем Пророка, пользуясь его электронной подписью.
Вежливый не приходил, это смущало. Пророк узнал от Олигарха, что с Учеником договорились. Пророк понял, что Ученик предал — это уже бывало.
На берегу Северного Ледовитого океана строились ледяные горы для Дня окончания Дороги. День Дороги должен был совпасть с днем выборов в органы власти. Пророк увидел этот день ясно, зримо и похолодел — люди Дороги должны были проголосовать, а потом броситься в пропасть, как свиньи в известной притче.
Пророк, задыхаясь, открыл глаза: над ним стояла жена, приехавшая из Хотькова.
Она ему улыбалась и приглашала на завтрак, который она давно не готовила. На столе стояли его любимые сырники с изюмом и чай — хороший, английский, заварной, не из пакетов. Она сказала, что звонил его шеф — просил вернуться на работу.
