Эта Ольга и ее спутники… Мой «сканер» отчетливо воспринимал их как биологические объекты. Но и только. Я не улавливал никаких вибраций чувств, эмоций, представлений — ничего. Они были наглухо закрыты для меня. Мой внутренний «детектор лжи» просто не срабатывал. Существовало серьезное отличие от настоящего «полиграфа». Тот не выдавал соответствующих показателей, если испытуемый не врал или был натренирован обмануть аппарат. Оператор «полиграфа» практически не может различить эти две ситуации. Правда и умение скрывать ложь для него одно и то же. Но не для меня. Если мой «полиграф» не фиксировал ничего, это настораживало само по себе. Возможно, эти люди умеют так управлять собой, что не только машина, но и мой инстинкт не способен пробиться через их защиту. Возможно, их так натаскали на тот случай, если они попадут в руки врагов. Но мы-то для них не враги. Почему же и с нами они остаются запертыми в себе? Не потому ли, что мы… и есть их враги, а они вовсе не те, за кого себя выдают? Впрочем, так легко дойти до паранойи. С чего бы им полностью нам доверять? Они ведь тоже впервые видят нас. Быть может, их боссы как раз и рекомендовали вести себя с нами осторожно. Мы ведь, в сущности, вспомогательное звено, которому совсем необязательно знать всю стратегию. Наши гости запрограммированы на скрытность и, проявляя ее подсознательно, заслонились от моего «шестого чувства». Вот и все.
— …как ты их станешь проверять? — Голос Директора вывел меня из задумчивости. — Куда ехать, с кем разговаривать? Ты посмотри, что на улице творится! Стрельба то там, то здесь. Трупов везде валяется немерено. Пожары. Война, одним словом, и конца ей пока не видно. Наши разведчики доносят, что трудно разобраться, кто с кем и против кого. Они, кажется, еще сами не определились. Интересно, с чего это они сцепились? Разведчики говорят, что многие явно под кайфом. Не пьяные, а обкуренные или обколотые чем-то. На территории никаких наркотиков давным-давно нету. Откуда взяли? — Директор вдруг коротко глянул на меня. — Ты не знаешь?
Я отрицательно покачал головой.
— Жаль. Ты всегда все знаешь.
— Я в бандитские дела не лезу, вам же известно.
— Вот за это и молодец, — похвалил Директор. — И еще про одну штуку разведчики говорят. Будто тех, кто под кайфом, трудно убить. В них десяток пуль всажен, а они не умирают. Только потом, когда кайф выветрится, концы отдают. От этого, кстати, жертв еще больше. Потенциально убитые еще десяток успевают уложить. Или зелье какое-то особое, или опять местные причуды. Ольга, когда про это узнала, отчего-то сильно встревожилась.
Я-то знал про эти «причуды». Путь в Зону наркотикам сразу перекрыли именно потому, что они, особенно опийные, особенно героин, в наших краях действовали несколько иначе. Они поддерживали жизнь в смертельно поврежденном организме. Но проделывали с человеком и что-то еще, о чем испытавшие на себе рассказывали по-разному. А, вернее, просто не умели рассказать. Об этом знала братва, а особенно Контрабандисты, которых немало полегло с кайфовым грузом под пулями охранников. Пока попытки переправлять в Зону наркоту не прекратились окончательно. Но тревога приезжей особы… С чего бы ей так разволноваться?
— Когда мы уедем, вы тут не расслабляйтесь, — сказал я.
Директор широко улыбнулся.
— Я в тебе, Сережа, не сомневался. Спасибо. А за нас не переживай. У нас сил хватит. Население наше теперь сильно уменьшилось. И отнюдь не за счет лучшей своей части. Так что…
— Бандитов-то теперь, конечно, поубавилось. И патроны они поизрасходовали. Но раньше вы имели дело с несколькими враждующими группировками, а теперь их остатки скорее всего объединятся. Если Комод жив, вы его в поле зрения держите.
— Не боись, — отмахнулся Директор. — Лучше иди… поспи. А то видок у тебя.
Но спать я не пошел, хоть мне и очень хотелось.
ГЛАВА 15
Возле ворот Крепости меня остановил караульный. Он сунул голову в каске в окошко моего джипа.
— Ты куда, Серега, намылился? Головой, что ли, сильно стукнулся?!
— Еще в детстве, — отвечал я.
— Должно уже было зажить. Там же ад кромешный. Там пальба за каждым углом, не слышишь, что ли?!
Пальбу я слышал, но ее интенсивность караульный сильно преувеличивал. Короткие автоматные перебранки вспыхивали кое-где в центре и его окрестностях. Но глобальными военными действиями я бы это не назвал.
— Открывай давай, — проворчал я.
— А ты пропуск предъяви.
— Мне пропуск не нужен, я не ваш кадр. Хочу — приехал, хочу — уехал.
— А я хочу — открыл, а хочу — не открыл, — осклабился караульный.
— Врешь. Ты-то как раз команды выполняешь. Ну позвони Директору.
— Да ехай, шут с тобой! — махнул рукой охранник. — Не нарвись только нигде.
Я изобразил ему дружелюбный оскал.
…По пустынным улицам и площадям разрушающегося города гулял ветер, налетевший из-за реки. Он нес низкие клочковатые облака. На лобовое стекло упало несколько капель, но дождь так и не собрался. Ближе к центру я проехал мимо двух горящих зданий в обрамлении неподвижных человеческих фигур на асфальте. Бой здесь давно закончился, догорающее пламя лениво выплескивалось в почерневшие оконные проемы.
Я свернул к резиденции Ментов, располагавшейся в здании бывшей мэрии. Новые хозяева давно изгадили и разбили колесами прилежащие газоны, а фасад облупился от времени сам собой. Претенциозная лепнина вдоль карнизов местами пообвалилась, местами обросла мхом. Окна первого этажа давным-давно заложили бетонными плитами, а на верхних вместо стекол кое-где была натянута полиэтиленовая пленка. Бывшая мэрия еще в первый год после Чумы стала смахивать на грандиозный свинарник, будто проявив наконец свою истинную, сокровенную сущность. Сейчас ее стены были изъедены частыми оспинами от пуль.
Здесь тоже были видны следы недавнего пожара, но, похоже, он так и не разгорелся, пощадив здание. Зато напротив парадного крыльца дымился с десяток остовов сгоревших легковушек. На ступеньках я увидел генеральского ординарца-шута, бывшего помощника мэра. Я помнил его еще до Чумы. От его былого лоска не осталось и следа. Сгорбленный, неопрятный старик сидел, пригорюнившись, и тупо жевал кусок хлеба. Я остановил машину и подошел к нему.
Он глянул на меня заплаканными глазами, а потом вдруг спросил:
— Вы к кому? Вам назначено?
Мне стало его жаль. Всю жизнь он был и оставался холуем. Даже в прежние времена в собственной конторе он являлся лишь холуем своего шефа. А в вышестоящих инстанциях его холуйство становилось кратным положению упомянутых инстанций в бюрократической иерархии. И при прапорщике-Генерале он продолжал исполнять привычную роль. Потому что не хотел загибаться в трущобах, питаясь отбросами. А к унижениям и издевательствам ему было не привыкать. Разница лишь в том, что после Чумы самому ему издеваться стало не над кем и унижать некого.
Я присел рядом, достал из кармана плитку шоколада и протянул ему. Он машинально взял, содрал обертку и принялся жевать — так же безучастно, как только что хлебный ломоть.
— Где все? — спросил я.
— На совещании, — ответил он без выражения.
— Когда будут?
— Позже. Лучше зайдите завтра с утра.
Я взял его за плечи и легонько встряхнул:
— Очнитесь, уважаемый! Отразите реальную действительность. Ну!
Он выронил шоколадку, и она запрыгала вниз по ступенькам. Но он не обратил на это внимания, вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на меня. В его глазах едва заметно блеснула искорка осмысленности.
— Где все? — повторил я. — Что здесь произошло?
Он вдруг задрожал и попытался заслониться от меня рукой. Но я еще раз встряхнул его, и он ответил:
— Ночью, когда стали стрелять, все куда-то побежали. Я не знаю куда. Мне ничего не сказали, и я остался.
— А потом?
— Потом приходили другие… Все перевернули и переломали, подожгли машины и вестибюль и тоже ушли. Вестибюль я потушил, а машины сгорели. Генерал будет очень недоволен.
— Твоего Генерала, — сказал я, — ночью пристрелили, как собаку. Так что недовольным он быть никак не сможет. Вали-ка ты отсюда. Знаешь двухэтажные дома за вокзалом?
Он кивнул.
— Там есть печное отопление, поэтому есть люди. Старики в основном. Иди туда, они тебя не обидят. С ними проживешь.
Он послушно поднялся, проковылял по ступенькам и, прихрамывая, поплелся по улице — в противоположном указанному мною направлении.
Я вернулся в джип и поехал дальше. На центральной улице трупы валялись на каждом углу. Среди них хватало всех: Урок в кожанках, Ментов в камуфляже, Святош, по случаю войны обрядившихся в черные танкистские робы с военных складов. Стены домов пестрели пулевыми выбоинами, плитка мостовой кое-где была разворочена взрывами гранат. Тут шел нешуточный, но беспорядочный бой, в котором наверняка не оказалось победителей.
