«Я потерялся, о да, о да…»
Солнце село. Над горизонтом светился оранжевым лишь одинокий след от самолета. На поверхность океана легло иссиня-черное покрывало. Остались только два серфера, и они уже направлялись к берегу в промежутке между волнами.
Джейкоб встал, стряхнул с себя песок, вытащил из ушей наушники и обернул их вокруг плеера. Поколебавшись, он аккуратно положил плеер рядом с велосипедом и пошел к пляжу по петляющей между кустов и зарослей травы тропинке. Он приблизился к воде, стараясь не хромать, и замер у границы мокрого песка, где останавливались волны. Вода казалась черной и холодной. Вокруг никого не было. Волны в неизменном ритме с шипением ползли по песку, а потом отступали, оставляя после себя блестящий мокрый след, который впитывался в песок, но после следующей волны появлялся снова.
Кто будет переживать о нем? Никто. Кто будет по нему скучать? Никто. Может, только родители, но тем хуже для них. Джейкоб представил, как они сидят на диване в гостиной и плачут, закрыв лица руками, и эта картина принесла ему чувство удовлетворения. Она казалась ненастоящей. Родители это переживут. В школе их сын учился из рук вон плохо, а дом был для него камерой пыток из притворного веселья. На самом деле отцу и матери все равно. После аварии они позволяли ему делать все, что ему хочется, никогда не проверяли домашние задания, не заставляли мыть посуду – просто позволяли все время лежать в своей комнате и играть в видеоигры. Ему было жалко родителей, но к этому чувству примешивалась злость. Отец был невыносимо наивен и глуп, полагая, что может просто сделать робота, чтобы тот стал ему «другом», раз у него нет настоящих друзей. А мать была за рулем, когда они попали в аварию, и с ней ничего не случилось. Другая машина врезалась им в бок и раздробила ему ногу. И с тем водителем тоже ничего не случилось – за исключением неприятностей из-за того, что он был пьян.
Никто не расстроится. Всем станет только легче. На самом деле он всем им сделает одолжение.
Злость стала последней каплей, и Джейкоб зашагал по мокрому песку. Волны с шипением накатывали на берег, заливая туфли и носки, а он все шел и шел, пока вода не дошла парню до бедер. Покалеченная нога жутко разболелась от холода, и это его обрадовало. Джейкоб преодолел внутренний барьер и двинулся дальше в обжигающе холодную воду, пока его ноги не оторвались от дна. Он смешался с чернотой воды, и его стало уносить в море. А потом, когда терпеть холод уже не было сил, ему вдруг снова стало тепло, и наступил покой, о котором все говорили. Он перестал шевелить руками и ногами. Голова его опустилась в воду, и подросток раскинул руки, чувствуя, как его тело медленно опускается в теплую, ласковую черноту.
* * *
Он почувствовал какую-то суету, а потом его начали тянуть, толкать, шлепать, и при этом все вокруг громко кричали. Дальше он кашлял, и его рвало, и он лежал на одеяле на пляже, а люди толпились вокруг в истерике. А позже другие люди подняли его и понесли к мерцающим огням. И холод вдруг стал мучительным.
20
Через час ожидания в лагере у костра Форд услышал ружейный выстрел, эхом прокатившийся по склонам гор. Великолепный закат окрасил пушистое облако над Бланка-Пик, сделав его похожим на пурпурный шарф, тянувшийся от вершины.
Минут через десять в лагерь вернулась Мелисса Шепард с ружьем на плече. Она держала за ноги мертвого кролика, с пушистых ушей которого капала кровь. Уайман испытал облегчение, увидев ее: он боялся, что девушка исполнит свою угрозу и скроется в горах. Однако детектив прекрасно осознавал, что обманываться не стоит – в любой момент Мелисса может сбежать.
– Сезон охоты на кроликов открыт? – спросил Форд.
Шепард бросила тушку, и та плюхнулась на землю прямо перед ним, разбрызгивая кровь.
– Я сама себе устанавливаю сезон, – сказала она. – Кишки и шкуру, пожалуйста.
– Я похож на человека, который умеет это делать? – приподнял бровь Уайман.
Программистка смерила его взглядом и усмехнулась:
– Такой большой и сильный мужчина – и боится крови?
– Ешьте кролика сами. Я удовлетворюсь своей лапшой и вяленой говядиной.
– Никогда не видела, чтобы кто-то приносил в горы столько нездоровой пищи. – Мелисса указала на его запасы раздавленных картофельных чипсов, супов быстрого приготовления и пакетиков с вяленой говядиной.
– Люблю нездоровую пищу, – пожал плечами ее собеседник.
– А меня от нее тошнит. Давайте займитесь кроликом. Я скажу, что нужно делать.
Короткая охотничья экспедиция, похоже, вернула Шепард – хотя бы отчасти – в ее обычное состояние. Раздражительное и язвительное. С усиливающимся отвращением, отбившим всякий аппетит, Форд под руководством девушки выпотрошил кролика и снял с него шкуру. Хуже всего было именно сдирать шкуру, издававшую влажный, хлюпающий звук. Мяса в костлявом кролике оказалось немного – оно не стоило таких усилий. Тем не менее Мелисса разрубила тушку на части и бросила их в кипящую на костре воду, а потом добавила туда дикий лук, какие-то неизвестные растения и грибы, которые успела собрать еще до охоты. Вскоре вода закипела, и Форд был вынужден признать, что это лучше лапши и вяленого мяса, – если только они не отравятся.
Шепард все еще отказывалась объяснять свое странное заявление о том, что ей угрожает Дороти. Сыщик подумал, что она сама похожа на дикое животное: пугливое, нервное, в любую секунду готовое сорваться и убежать. Ее сарказм и задиристость – это всего лишь маска.
Но теперь, когда в котелке варился ужин, Форд решил, что настал подходящий момент еще раз поднять эту тему:
– Я тут все гадаю, что вы имели в виду, когда сказали об угрозах от Дороти.
Ответом ему было долгое молчание.
– Я не уверена, что смогу объяснить, – заговорила наконец девушка.
– Попробуйте.
Мелисса ткнула в огонь длинной палкой, и пламя осветило их лица.
– Дороти не была уничтожена взрывом, – призналась Шепард. – Она спаслась. Выгрузилась из «Эксплорера» перед самым взрывом и скопировала себя в компьютерную сеть Годдарда, а оттуда в Интернет.
– Разве программа способна на такое?
– Так работает любой бот или вирус. Программа искусственного интеллекта была разработана так, что могла выполняться на любой платформе.
– Почему Дороти так поступила?
– Только не нужно ее одушевлять. Я не знаю ответа на ваш вопрос. В нее не закладывалась такая мобильность.
– А потом она… в общем, угрожала вам?
– Дороти позвонила мне по «Скайпу», когда я лежала в больнице. Злая. Обезумевшая. В первый момент я подумала, что кто-то из коллег обвиняет меня в аварии. Но это, вне всякого сомнения, была моя программа. Звонивший знал то… что было известно только нам с Дороти, и никому больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
