– Вы правы. Но и это вопрос политического диалога, хотя следующий после военного. Не хочет чеченский народ Масхадова, пусть изберет себе другого, и Москва будет разговаривать с тем, новым. Однако пока чеченцами избран Масхадов, надо сидеть за столом с ним… Не исключено, что после всего происшедшего Масхадов и сам примет какое-то решение. Но дайте сделать ему это с достоинством.
– А с кем-то, кроме Масхадова, сейчас возможны мирные переговоры?
– Нет. Пока он – президент республики.
– Республики, которой фактически нет?
– Есть республика или нет, а он – президент, юридическое лицо. Плохой, хороший, слабый, но первое лицо
для переговоров – Масхадов. Не надо повторять наш российский дурдом с презрением к закону. Представьте, вы приходите на завод, он весь разбит, зарплаты нет, кругом воры. С кем вы будете разговаривать?
– С директором.
– Так о чем же вы меня в который раз спрашиваете?! У Масхадова – печать, флаг и все остальное. Какую еще силу вы желаете найти в Чечне? Конечно, можно еще какого-нибудь чеченца привезти из Москвы и посадить в большое кресло – но он будет нелегитимным.
– Много разговоров об отсчете нового времени с 26 марта 2000 года, с выборов президента в России. Что будет значить для Чечни этот рубеж?
– Ничего. Абсолютно. После 26 марта наступит 27-е, 28-е… 1 апреля. Солнце, тепло – а значит, интенсивность боевых действий увеличится в два-три раза.
– Это ваша теория?
– Нет, практика 1996 года. Тогда было не более трех тысяч боевиков на всю Чечню. 800 человек вошли в Грозный и решили всю проблему. До нынешней войны, если послушать военных, бойцов бандформирований насчитывалось 25-26 тысяч. Если уже пять тысяч уничтожено (хотя у меня другие цифры, меньшие), куда делось 20 тысяч? Где остальные?
– Растворились…
– Правильно. Они ждут своего часа.
– Но с пустыми руками воевать нельзя. Откуда боеприпасы у боевиков?
– Им помогают…
– Кто? Ведь все окружено? Так по телевизору сказали.
– Продолжайте слушать телевизор, а реальность в том, что полного кольца нет. Все, что требуется, они получают. Оружие и боеприпасы у них есть.
– Как вы относитесь к информации о беспрецедентной жестокости федералов по отношению к гражданскому населению?
– Ненависть в этой войне с обеих сторон – просто бешеная, ошеломляющая. Военные люто ненавидят чеченцев и при первой возможности делают, что хотят. Чеченцы в ответ также ненавидят федеральные войска.
Я не представляю, как дальше они будут говорить друг с другом.
– Как сбить эту волну взаимного отвращения? Жить-то дальше надо? Причем рядом?
– Это не сегодняшний вопрос, я убежден. Но пока будут воевать, ненависть только увеличится. Сбить волну сейчас можно только одним способом – перестать убивать друг друга и прекратить болтологию по телевидению о всех чеченцах как о бандитах. Хватит оскорблять народ скопом! И еще – не надо больше обманывать свой народ. Если в течение месяца антитеррористическая операция не удалась, оказались невыполнены поставленные задачи – то все! Ну не бывает антитеррористических операций на протяжении семи месяцев…
– Вы – часть политического истеблишмента страны. Знаете ли вы сейчас кого-то из политической элиты России, кто исповедует здравомыслие в чеченском вопросе?
– Что-то здравое говорит лишь Явлинский. У всех остальных – националистический угар. В том числе и у народа, который говорит: «Бомбите». Что касается Ингушетии, то мы людей в беде не бросим. Но главное для меня по-прежнему – убедить власть, что военного решения в Чечне нет. Будут переговоры – будет стабильность – рассосется беженская проблема. Вот принципы здравомыслия.
Остается добавить немногое: все, о чем говорил тогда Аушев, сбылось – все так и получилось.
За одним исключением: Аушева нет в президентском кресле. И, так и не сумев справиться с беженской проблемой, в мае 2002 года, когда преграда в виде президента Аушева окончательно пала с воцарением в Ингушетии нового президента – генерала ФСБ Мурата Зязикова, Москва просто-напросто стала насильно переселять беженцев обратно в Чечню, на пепелища и под пресс «зачисток», похищений и бессудных казней.
Погром по национальному признаку
– Они заставляли нас раздетыми ползать по полу из комнаты в комнату…
– Они ходили по нашим кроватям прямо в ботинках…
– Они называли нас обезьянами, черными тварями…
– Они плевали нам в лицо…
– Они били нас по голове книгой «Судьба чечено-ингушского народа»…
– Они драли у нас волосы…
– А вы?…
– Лично я? Я – Труффальдино. Который из Бергамо. У меня сейчас эта роль. А вообще-то я – Бес. Беслан Гайтукаев, староста группы. Сам из Грозного.
– И вы тоже ползали по полу?
– Да. Они мне кричали: «Задний ход! Заползай в комнату!» И я полз… Потом: «Хватит! Двигай обратно в коридор». И я опять полз…
28 марта 2001 года студенты национальной чеченской театральной студии «Нахи», созданной при Московском госуниверситете культуры и искусства для подготовки ядра будущей труппы грозненского театра, впервые не вышли на занятия. В полном составе: 6 девушек, 19 юношей, художественный руководитель – профессор Мималт Солцаев, народный артист России, а также куратор – заслуженный артист и Кабардино-Балкарской, и Чечено-Ингушской АССР доцент Алихан Дидигов.
Это была не забастовка. В 5.30 утра на пятый этаж общежития, где все они, вместе с педагогами, живут в подмосковных Химках, без стука и звонков, орудуя кувалдами для взламывания дверей и замков, ворвался отряд крепких вооруженных мужчин в масках и с собаками.
Ловко, как при штурме захваченного террористами самолета, братва моментально рассредоточилась по комнатам, и уже через секунды у каждого «спящего» виска был автомат или пистолет.
Следующий акт последовал без антракта: полусонных студентов-актеров принялись стаскивать за волосы с кроватей, одновременно избивая, пиная и вопя всяческую непотребную нецензурщину.
Беслан-Труффальдино пришел в чувство первым – и зря. Он лишь еще больше разгневал захватчиков. Лежа в одном нижнем белье на полу, староста только и спросил: «А одеться можно?» И получил, во-первых, добротную зуботычину, во-вторых, витиеватый, с отборным матом, отпор в переводе: «А чайку не принести?…» После чего дюжий битюг в камуфляже распахнул балконную дверь.
Три с лишним часа студенты, разложенные в одних трусах по полу, «прохлаждались» на весеннем утреннем сквозняке. Пока длился погром по национальному признаку.
– Нас обзывали грязными чичами, обезьянами, черными тварями, быдлом, моджахедами, которых надо резать, чабанами… Говорили, что чеченцы всю жизнь пасли баранов и они нам устроят возврат к пастушьей жизни. Вопили, что раз мы чеченцы – значит, во всем виноваты… – вспоминает Шудди Зайраев, элегантный юноша с манерами героя-любовника. Он – Сильвио из «Труффальдино».
Шокирует, что в его рассказе нет ни тени изумления. Только констатация. Их эмоции перегорели еще в Чечне – студентов в студию «Нахи» набирали по беженским лагерям и в Грозном, а там ведь теперь живут особые люди – привыкшие к геноциду больше, чем к завтраку.
Самый младший в студии – Тимур Лалаев. Ему только что исполнилось семнадцать. Худющий, улыбчивый, юркий и смешливый, будто Купидон на модернистской картине.
28 марта его травили собаками: наверное, непоседливостью не приглянулся…
О своих переживаниях Тимур рассказывает скупо. Говорит о других:
– Шудци больше других досталось. Они спросили: «Есть тут кто из Старопромысловского района?» Шудци ответил: «Я». И началось!… «Мы туда, в Старопромысловский, в 95-м заходили… Сколько наших ребят там полегло…»
Шудди-Сильвио, у которого действительно в паспорте прописка на одной из улиц Старопромысловского района Грозного, исколошматили вдосталь. А потом сказали, что повезут в лес, расстреливать, и закопают там в яме.
– Вы о чем тогда подумали? Что просто пугают?
– Нет. Решил, конец мне… С другими тоже не шутили: Тимуру Батаеву и Орце Зухайраеву вырвали клочья волос…
Так, постепенно, выплыла разгадка страшного утра – кто же они, собственно, эти невменяемые, что ввалились к студентам «Нахи» на рассвете? И главное – зачем?
28 марта в Химках лютовал подмосковный РУБОП, 9-й его отряд, не раз и не два замеченный в подобных «подвигах». На сей раз отряд к тому же объединился «по интересам» с областным СОБРом. Прикрытие карательной акции – якобы проверка анонимного звонка в милицию о возможном местонахождении тротила. Настоящая цель – поразмять «душу». Истинный повод к мероприятию – национальность студентов.
– Вам было понятно, что же конкретно они хотят?
– Нет. Абсолютно. Били, крушили. И все.
По ходу «зачистки» выяснилось: большинство «масок» только что вернулись из боевой командировки в Чечню. Естественно, никакой реабилитации после боев они не прошли. И вот итог налицо: руки чешутся, головы шалеют, души, как только наступает рассвет, горят и требуют похода на «зачистку», совсем как наркоманские вены – иглу. Постчеченский синдром обуревает тех, кто прошел через все мерзости нынешней чеченской войны, и накал внутренних страстей еще очень надолго остается душевным вулканом, требующим выхода.
