воле, Йодль — что это может быть сделано «силой характера».
Когда Судетский кризис осенью 1938 г. закончился (позорным Мюнхенским сговором Англии и Франции с Гитлером, которому была отдана Судетская область Чехословакии, а с нею огромный промышленный потенциал и вооружения миллионной чехословацкой армии. — Ред.), Йодля назначили начальником артиллерии дивизии в оккупированной Австрии, откуда его призвали 23 августа 1939 г. по мобилизационному назначению начальником штаба оперативного руководства ОКВ. Он вернулся в Берлин и 3 сентября встретился с Гитлером. С этого момента он был преданным учеником фюрера, а его восхищение Гитлером еще более возросло. Уверенность Йодля в победе была безграничной: «Мы выиграем эту войну, даже если это на 100 % противоречит доктрине Генерального штаба, потому что у нас лучшие войска, лучше вооружение, крепче нервы и целеустремленное руководство».
Во время Польской кампании Йодль сопровождал Гитлера, а сразу после нее он и Кейтель поселились в старой рейхсканцелярии. По этой причине они оказались под прямым и постоянным влиянием Гитлера, в то время как их собственный штаб и Генеральный штаб сухопутных войск устроились в другом месте — внешний и заметный признак увеличившегося раскола между ними и их коллегами.
Роль, которую сыграл Гитлер в планировании Французской и Норвежской кампаний (против последней Йодль поначалу возражал), укрепила в нем убеждение, что в вопросах военной стратегии фюрер — настоящий «феномен».
Йодль стал рассматривать Гитлера (особенно после Французской кампании) как «классического командующего», и этому может быть только одно объяснение. Как и Гитлер, Йодль также увлекался сиюминутными проблемами; они настолько погружались в мелкие технические вопросы, что не постигали больших стратегических вопросов. Кроме того, некоторые идеи Гитлера, удивительные для профессионала, ослепляли и поражали Йодля. Наконец, не следует забывать, что ежедневная рутина, когда приходилось иметь дело с огромным количеством документов, да еще шесть — восемь часов уходило на совещания с Гитлером, то, понятно, времени на настоящую штабную работу просто не оставалось, а еще меньше — на обдумывание долгосрочной перспективы.
Первые сомнения у Йодля появились во время Русской кампании, особенно в отношении огромного количества целей. Но после вмешательства Гитлера зимой 1941/42 г., когда он только силой воли прекратил разговоры о неминуемой катастрофе и отступлении, — все это показалось Йодлю вершиной командного искусства. В 1942 г., однако, даже Йодль стал замечать нереальность планов Гитлера. Он ощущал, что имеет дело с изменившимся Гитлером, и это впечатление усилилось после переезда ставки фюрера под Винницу. Может быть, фюрера подводили нервы; с нарастающей частотой он пытался спрятать свою истинную натуру за одной из своего множества масок; его приказы становились все более странными, переменчивыми и нереалистичными, а поведение все более упрямым. Возможно, он впервые осознал реальность проигрыша войны летом 1942 г., но вместо того, чтобы сделать военные и политические выводы, он просто затягивал эту войну. Разногласия между главнокомандующим и его главным «техническим» советником становились все более частыми. Йодль уже меньше говорил о гении Гитлера и его «шестом чувстве», пытался предотвратить ошибочные действия Гитлера, используя тактику задержек, и, наконец, нашел своего рода убежище в некоем роде пассивного сопротивления. Его отношения с Гитлером постепенно ухудшались, ибо (говоря словами неопубликованного отчета) «Йодль был не из тех, кто пресмыкался и ползал перед Гитлером. Он разговаривал с ним открыто, не смягчая смысла и часто в крепких выражениях… Он видел проблемы ясно и трезво. Его почти циничные выражения безошибочно показывали, что в руководстве операциями он считал себя лучшим, нежели Гитлер… Он не сдавался, иногда даже спрашивая Гитлера, кто из них идиот — Гитлер или Йодль. Но Гитлер никогда на это не отвечал. Он отмахивался от всего, говорил Йодль, даже не реагируя…».
Операции на Кавказе в конце концов привели к серьезному расхождению во мнениях между Йодлем и фюрером, вызвав «кризис, который сотряс штаб ОКБ до основания». С той поры Гитлер приказал стенографировать ход ежедневных совещаний. В это же время он сам составил во всех подробностях печально известный «боевой приказ». Йодля на его посту после предполагавшегося взятия Сталинграда должен был сменить фельдмаршал Паулюс, но сложившаяся там ситуация, а также неохота Гитлера видеть вокруг себя новые лица поставили крест на этом предложении. Йодль сам просил перевода на фронт, но Гитлер отказал ему, заявив: «Это я решаю, уходить ли вам и когда уходить». Уже длительное время Гитлер не здоровался с Йодлем, не бывал на совещаниях и отказывался есть вместе с ним в столовой. Позднее Йодль описывал жизнь в ставке фюрера как «пытку» и говорил, что был одним из немногих, «кто осмеливался смотреть фюреру в глаза и говорить ему такие вещи, от которых у присутствовавших перехватывало дыхание в предчувствии катастрофы».
Старые доверительные отношения так и не восстанавливались, хотя Гитлер должен был понимать, что вряд ли найдет другого офицера Генерального штаба, который бы выполнял свои обязанности так же самоотверженно, с такой же преданностью и с совершенным отсутствием личных амбиций. Несколько грубоватая манера поведения Йодля также, возможно, подходила фюреру больше, чем поведение какого-нибудь типичного офицера прусского Генерального штаба. Соответственно в январе 1943 г. Гитлер наградил Йодля золотым партийным значком — частично чтобы показать, что топор «винницкого кризиса» закопан; это была единственная награда, которую Йодль вообще получал от своего Верховного главнокомандующего. В конце того же года Йодль ощутил, что обязан подать заявление о вступлении в НСДАП и 1 января 1944 г. был принят в ее ряды.
Йодля нельзя назвать другом Гитлера — он сам особо отрицал это. Гитлер не был способен на дружбу. Тем не менее Йодль понимал, что может справляться с растущими сомнениями и страхами лучше, чем кто-либо другой. Точно так же, как мятеж 1918 г. на кайзеровском военном флоте (который перерос в революцию. — Ред.) поверг Йодля в шоковое состояние, в нем, как и в других, жила память об этом «ударе в спину». Поражение Германии в Первой мировой войне Йодль объяснял результатом раскола между тылом и фронтом. Поэтому во Второй мировой войне он считал опасной любую критику вермахтом своего Верховного главнокомандующего, который к тому же являлся главой государства. По его мнению, это могло привести только к развалу. В случаях принятия решений, которых он не мог предотвратить, Йодль все чаще уходил в каменное молчание, позволяя многим подозревать, что он подражал фельдмаршалу Мольтке, известному как «великий молчун». Он делился мыслями лишь с немногими друзьями; он всегда был сдержан. Теперь к тому же усиливалась изоляция Йодля; без личного контакта с Гитлером и с растущим отчуждением между ним и его собственным штабом и Генеральным штабом сухопутных войск он оказался
