«В конце концов сумма производства данного года только обменивается всегда на сумму производства прошлого года» (I, 121).
Тут уже накопление совершенно отрицается: выходит, что рост общественного богатства невозможен при капитализме. Русского читателя это положение не очень удивит, ибо он слышал то же и от г. В. В. и от г. Н. -она. Но Сисмонди был всё-таки учеником Смита. Он чувствует, что говорит нечто уже совершенно несообразное, и хочет поправиться:
«Если производство возрастает постепенно, – продолжает он, – то обмен каждого года причиняет лишь небольшую потерю каждого года (une petite perte), улучшая в то же время условия для будущего (en même temps qu'elle bonifie la condition future). Если эта потеря легка и хорошо распределена, то каждый перенесёт её не жалуясь… Если же несоответствие между новым производством и предшествующим велико, то капиталы гибнут (sont entamés), получается страдание, и нация идёт назад вместо того, чтобы прогрессировать» (I, 121).
Трудно рельефнее и прямее высказать основное положение романтизма и мелкобуржуазного воззрения на капитализм, чем это сделано в данной тираде. Чем быстрее идёт накопление, т. е. превышение производства над потреблением, – тем лучше, учили классики, которые, хотя и не умели разобраться в процессе общественного производства капитала, хотя и не умели освободиться от ошибки Смита, будто общественный продукт состоит из двух частей, но выставляли всё же вполне справедливое положение, что производство само создаёт себе рынок, само определяет потребление. И мы знаем, что такое воззрение на накопление приняла от классиков и теория Маркса, признав, что, чем быстрее рост богатства, тем полнее развиваются производительные силы труда и обобществление его, тем лучше положение рабочего, насколько оно может быть лучше в данной системе общественного хозяйства. Романтики утверждают прямо обратное и возлагают все свои надежды именно на слабое развитие капитализма, взывают к его задержке.
Далее, из непонимания того, что производство создаёт себе рынок, вытекает учение о невозможности реализовать сверхстоимость.
«Из воспроизводства проистекает доход, но производство само по себе не есть ещё доход: оно получает такое название (ce nom! Итак, различие производства, т. е. продукта, от дохода лишь в слове!), оно является в качестве такового (elle n'opère comme tel) лишь после того, как оно реализовано, после того, как каждая произведённая вещь нашла себе потребителя, имеющего в ней нужду или находящего в ней наслаждение» (qui en avait le besoin ou le désir) (I, 121).
Таким образом, из отождествления дохода с «производством» (т. е. всем тем, что произведено) вытекает отождествление реализации с потреблением личным. О том, что реализация таких, напр., продуктов, как железо, уголь, машины и т. п., вообще средств производства, происходит иным путём, – Сисмонди уже забыл, хотя раньше вплотную подошёл к этому. Из отождествления реализации с потреблением личным, естественно, вытекает учение, что капиталисты не могут реализовать именно сверхстоимость, ибо из двух частей общественного продукта заработную плату реализуют своим потреблением рабочие. И Сисмонди действительно пришёл к этому выводу (впоследствии развитому более подробно Прудоном и постоянно повторяемому нашими народниками). В полемике с Мак-Куллохом Сисмонди указывает именно на то, будто последний (излагая Рикардо) не объясняет реализации прибыли. Мак-Куллох говорил, что при разделении общественного труда одно производство есть рынок для другого: производители хлеба реализуют товары в продукте производителей одежды, и наоборот[93].
«Автор предполагает, – говорит Сисмонди, – труд без прибыли (un travail sans bénéfice), воспроизводство, которое возмещает только потребление рабочих» (II, 384, курсив Сисмонди)… «он не оставляет ничего на долю хозяина»… «мы исследуем, чем становится излишек производства рабочих над их потреблением» (ib.).
Таким образом, у этого первого романтика мы находим уже вполне определённое указание, что капиталисты не могут реализовать сверхстоимости. Из этого положения Сисмонди делает дальнейший вывод – опять-таки именно тот, который делают и народники, – что по самым условиям реализации необходим внешний рынок для капитализма.
«Так как труд сам по себе составляет важную часть дохода, то нельзя уменьшить спрос на труд, не делая нацию более бедной. Поэтому выгода, ожидаемая от открытия новых приёмов производства, почти всегда относится к иностранной торговле» (I, 345). «Нация, совершающая впервые какое-либо открытие, в течение долгого времени успевает расширять свой рынок соответственно числу рук, освобождаемых каждым новым изобретением. Она употребляет их тотчас же на увеличение количества продуктов, которые её изобретение позволяет производить дешевле. Но наступает, наконец, эпоха, когда весь цивилизованный мир образует один рынок и когда нельзя уже будет в какой-либо новой нации приобретать новых покупателей. Спрос на мировом рынке будет тогда величиной неизменной (précise), которую будут оспаривать друг у друга различные промышленные нации. Если одна поставит больше продуктов, то это будет в ущерб другой. Общая продажа не может быть увеличена иначе, как увеличением общего благосостояния или переходом товаров, бывших в исключительном владении богатых, – в потребление бедных» (II, 316).
Читатель видит, что Сисмонди представляет именно ту доктрину, которую так хорошо усвоили наши романтики, будто внешний рынок есть выход из затруднения по реализации продукта вообще и сверхстоимости в частности.
Наконец, из этой же доктрины о тождестве национального дохода с национальным производством вытекло учение Сисмонди о кризисах. После всего вышеизложенного нам едва ли есть надобность приводить выписки из многочисленных мест сочинения Сисмонди, посвящённых этому вопросу. Из учения его о необходимости соразмерять производство с доходом вытекло само собой воззрение, что кризис и есть результат нарушения такого соответствия, результат чрезмерного производства, обогнавшего потребление. Из приведённой сейчас цитаты ясно, что Сисмонди именно это несоответствие производства с потреблением считал основной причиной кризисов, причём на первое место выдвигал недостаточное потребление масс народа, рабочих. Поэтому теория кризисов Сисмонди (перенятая также Родбертусом) и известна в экономической науке как образчик теорий, выводящих кризисы из недостаточного потребления (Unterkonsumption).
IV. В чём ошибка учений Ад. Смита и Сисмонди о национальном доходе?
В чём же состоит основная ошибка Сисмонди, поведшая ко всем этим выводам?
Своё учение о национальном доходе и о распределении его на две части (часть рабочих и часть капиталистов) Сисмонди перенял целиком у Ад. Смита. Сисмонди не только не добавил ничего к его положениям, но даже, сделав шаг назад, опустил попытку Адама Смита (хотя и неудачную) доказать теоретически это представление. Сисмонди не замечает как будто того противоречия, в котором оказалась эта теория к учению о производстве вообще. В самом деле, в стоимость отдельного продукта, по теории, выводящей стоимость из труда, входят три составные части: часть, возмещающая сырой материал и орудия труда (постоянный капитал), часть, возмещающая заработную плату, или содержание рабочих (переменный капитал), и «сверхстоимость» (mieuxvalue у Сисмонди). Таков анализ единичного продукта по его стоимости у А. Смита, повторенный и Сисмонди. Спрашивается, каким же образом общественный продукт, состоящий из суммы единичных продуктов, состоит только из двух последних частей? Куда же девалась первая часть – постоянный капитал? Сисмонди, как мы видели, только ходил кругом да около этого вопроса, но А. Смит дал на него ответ. Он утверждал, что эта часть существует самостоятельно лишь в единичном продукте. Если же рассматривать весь общественный продукт, то она разлагается, в свою очередь, на заработную плату и сверхстоимость – именно тех капиталистов, которые производят этот постоянный капитал.
Давая такой ответ, А. Смит не объяснил, однако, на каком основании в этом разложении стоимости постоянного капитала, ну, хоть машин, отброшен опять-таки постоянный капитал, т. е. в нашем примере железо, из которого сделаны машины, орудия, употреблённые при этом, и т. п.? Если стоимость каждого продукта включает в себе часть, возмещающую постоянный капитал (а это признают все экономисты), то исключение её из какой бы то ни было области общественного производства является совершенно произвольным.
