Майоров вздрогнул, и сигарета из его пальцев упала на пол. Он поднял ее и со злостью швырнул в раскрытую форточку.
— Ты хотела убить меня? — Несмотря на грозность интонации, с которой он задал этот вопрос, я почувствовала, как голос его слегка дрогнул.
— Я не только этого хотела, милый мой Аркаша, — ласково произнесла Плашкина. — Но и обязательно сделаю это. Не сомневайся.
— Постойте-ка, Ирина Юрьевна, — вновь подал голос Жемчужный. — А как же театр? Что станет с театром?
— Ничего не станет, Костя.
— Но… — хотел что-то возразить мой друг, но Плашкина жестко произнесла:
— Ты что же думаешь, театр не сможет существовать без Майорова?
Костя удивленно воззрился на Ирину Юрьевну.
— Вы шутите? У Аркадия почти все главные роли. Репертуар полетит к чертовой матери.
— А ты на что? — Плашкина была непробиваема. — Или не уверен в своих силах, Жемчужный?
— В каком смысле? — не понял он.
— Все роли Майорова я отдаю тебе. И поторопись, Костя. Не дай бог, как ты выражаешься, репертуар полетит к чертовой матери.
— О чем вы говорите? — Аркадий Александрович бледнел на глазах. — Вы что, уже списали меня со счетов?
— Это вопрос времени, Аркадий, — Ирина Юрьевна бросила взгляд на меня, но я промолчала, оставаясь совершенно бесстрастной сторонней наблюдательницей.
— Ира… — Майоров метнулся было к ней, но что — то остановило его.
— Я все сказала. — Эта реплика Плашкиной относилась ко мне. — У вас есть еще вопросы, Женя?
В ответ я расплылась в добродушной улыбке. Вот он — мой шанс! Взвесив все «за» и «против», я решила, что поступлю правильно, если отомщу заносчивому Майорову. Несмотря на все его извинения и попытки загладить вину, я не простила Аркадию Александровичу нашего утреннего разговора, в котором он недвусмысленно указал мне на мое место. Теперь ему пришло время проглотить горькую пилюлю.
— Нет, вопросов больше к вам не имею, госпожа Плашкина, — сказала я. — Не смею больше вас задерживать.
Она поднялась с кресла.
— Я не понял, — глаза Майорова округлились. — Вы что, отпускаете ее?
— Поговорим об этом чуть позже, Аркадий Александрович, — я заговорщицки подмигнула ему.
Самолично проводив Ирину Юрьевну и закрыв за ней дверь, я вернулась в гостиную. Никто не проронил ни слова. Ждали чего-то от меня. Я же прошла к окну и, глядя на улицу, при свете фонаря увидела, как Плашкина забралась в темно-вишневую «шестерку» и укатила прочь.
— Женя! — окликнул меня наконец Майоров.
— Что? — я с невинным видом обернулась к нему.
— Почему вы ее отпустили?
— Разве вы не слышали, Аркадий Александрович? — Я села на диван рядом с Олей и потянулась. — Она же ясно сказала, что моей клиентке ничто более не угрожает. Моя работа закончена. А остальное меня не касается.
— А я? Как же я? — Правый глаз Майорова задергался в нервном тике.
— Вы нанимали меня охранять только Олю, — напомнила я.
— А теперь я нанимаю вас для себя лично.
— Не так быстро, Аркадий Александрович, — открыто улыбнулась я ему. — Вы еще со мной не расплатились за предыдущую работу, а уже говорите о новой.
Рука Майорова моментально нырнула во внутренний карман его модного пиджака и снова появилась с зажатым в пальцах бумажником. Ни слова не говоря, он отсчитал необходимую сумму и протянул деньги мне. Я так же молча взяла их.
— А теперь? — спросил он.
— Что теперь?
— Я могу вас нанять?
— Не совсем. — На моих губах по-прежнему играла улыбка. — Вы можете предложить мне работу по поводу вашей охраны.
Ничего не понимая, Аркадий Александрович заморгал глазами. Закурил.
— Хорошо. — Он с трудом справился с теми противоречивыми чувствами, которые клокотали у него в душе. Раздражение и страх. — Женя, я хочу предложить вам стать моим телохранителем.
— Нет, — коротко бросила я.
Губы Майорова затряслись.
— Что нет?
— Мой ответ — нет, Аркадий Александрович, — пояснила я. — Вы предложили мне работу, я подумала и решила отказаться.
— Но почему? — закричал он.
— Вы мне не нравитесь, Аркадий Александрович.
Сигарета в его руках плясала, как заводная.
— Оля, — перевел он взгляд на Тимирбулатову. — Оля, скажи что-нибудь. Почему ты молчишь?
— Я? — Тимирбулатова впервые за последнее время включилась в разговор. — Что я должна сказать?
— Меня хотят убить, Оля, а ты не знаешь, что сказать! — уже не говорил, а визжал Аркадий Александрович.
Оля гордо вскинула голову. Взгляд ее за последний час кардинально изменился. В нем появилась решимость. Думаю, это отметила не только я.
— Тебе лучше уйти, Аркадий, — произнесла она с каменным выражением лица.
— Ты с ума сошла, Оля! — Майоров сел на стул, на котором недавно располагалась я, и обхватил голову руками. — Ты должна помочь мне. Я люблю тебя. И ты любишь меня. Мы поженимся, Оля. И обязательно будем счастливы. Я обещаю, клянусь. Ты веришь мне?
— Послушайте, что я вам скажу, Аркадий Александрович, — подчеркнуто официальным тоном сказала Тимирбулатова, вставая с дивана. — Да, я вас любила. Очень любила. Но я не настолько убога, чтобы оставить все как есть после того, что произошло. Надеюсь, вы все поняли? А теперь пойдемте, я провожу вас.
Бледный, с трясущимися руками и вовсе не похожий на великосветского льва, Майоров поднялся и направился в прихожую.
— Дура! — обернувшись, бросил он Ольге. — Дура ты набитая! Не надо меня провожать!
С этими словами он скрылся в коридоре, а спустя секунду глухо хлопнула входная дверь. Неподражаемый король сцены ушел.
Тимирбулатова вновь села на диван. Ее взгляд был каким-то отсутствующим.
— Женя, я действительно дура? — спросила она, не меняя позы.
— Нет, Оля, напротив, твой последний поступок заслуживает похвалы и восхищения.
— Это верно, — ввернул свое веское словцо Жемчужный.
— И все-таки я дура, — тихо произнесла Оля. — Я дура потому, что всю свою жизнь мечтала стать актрисой. И что теперь? Плашкина в любом случае уволит меня, и я пополню ряды безработных. Глупо все вышло, конечно.
— Не расстраивайся. — Я осторожно накрыла ее руку своей и слегка пожала. — Все наладится, Оля. Тебе просто нужно время для того, чтобы прийти в себя.
Она попыталась улыбнуться.
— Пойдемте ужинать? — последовало предложение.
— Я думаю, не стоит, — ответила я. — Тебе лучше лечь сегодня пораньше спать.
— А вы?
— А мы поедем. Костя проводит меня до дома. Надеюсь, возражений нет? — обратилась я к нему.
— Небольшие есть, но об этом тет-а-тет.
— Нет-нет, — запротестовала Тимирбулатова. — Так не пойдет. Я, конечно, понимаю, Женя, что твоя миссия окончена, но не могу смириться с мыслью, что ужин будет испорчен.
Я хотела сказать ей, что он и так уже испорчен, но не стала. Однако решила закрепить свой отказ.
— Бог с ним, с ужином, Оля. Тебе надо побыть одной и о многом подумать.
— Не хочу, — упрямо заявила она.
— Это тебе сейчас так кажется, — улыбнулась я. — А во время ужина тебе будет не до веселья и не до разговоров. Мысли, они, как известно, никуда не денутся.
— Я боюсь оставаться одна, — призналась Тимирбулатова.
— Тебе уже ничто не грозит. А что касается одиночества, Оля, то тут уж сама посуди: я все время не смогу быть рядом.
— Жаль, — сказала она.
Я похлопала ее по руке и поднялась.
— Все будет нормально. Вставай, Кастет. Нас ждут великие дела.
— Как? Еще великие дела? — шутливо ужаснулся он.
— Конечно. А ты думал, что уже все переделал?
Оля проводила нас к двери и сказала мне на прощание:
— Если будет желание и время, заезжай в гости.
— Заеду, — подмигнула я ей, хотя в душе прекрасно понимала, что времени на это уж точно не будет. — Пока.
Оля стояла на лестничной площадке до тех пор, пока мы с Костей не скрылись из виду.
— Лови такси, новый король, — сказала я Жемчужному, оказавшись на улице.
— Почему новый король? — хитро прищурился он.
— Ты добился главного, Костя. Ты теперь в театре «Крейзи» актер номер один.
— Ошибаешься, Женя, — насупился он. — Моя главная мечта заключалась совсем в другом.
Я уже поняла его намеки, но намеренно молчала, ожидая продолжения.
— Сегодня она готова была сбыться, — в том же духе повествовал он. — Но, увы, разбилась в пыль. Я понимаю, что у Ольги и Аркадия не заладился романтический вечер по вполне объективным причинам, но почему должны страдать другие?
— Другие — это кто?
— Мы с тобой, — ответил Костя. — Я уже было настроился на чудесный ужин, затем и на бесподобную ночь, а тут…
— Размечтался, — оборвала его я.
И тем не менее, несмотря на все колкости, которые я время от времени отпускала в адрес Жемчужного, он мне нравился. С ним было и весело, и приятно, и, наверное, я даже была бы не прочь завязать с Костей куда более глубокие и близкие отношения, но почему-то не могла решиться на это. Причину я и сама не знала.
