– Просто великолепно, что ты решила быть откровенной со мной, – произнес он. – Посмотрим, сможем ли мы справиться с этим без рукоприкладства.
Тень сомнения заволокла глаза Саммер, и в сумраке, который пытались прогнать сотни развешанных над аллеями ламп, Джеймс увидел замешательство на освещенном разноцветными бликами лице девушки.
– Мы будем говорить о чем-то конкретном? – осторожно поинтересовалась Саммер.
С трудом удержавшись, чтобы не рассмеяться – она непременно подумала бы, что он смеется над ней, а не над абсурдностью ситуации, – Джеймс вскинул бровь.
– О нескольких вещах, если быть точным.
– Боюсь, я потеряла нить разговора. – Саммер ослепительно улыбнулась.
Джеймс взял девушку за подбородок. Все было не так просто. Как он начнет расспрашивать ее о жизни, не показав, насколько это важно для него? И почему она до сих пор ничего не рассказала о себе? Она уже знала о нем гораздо больше, чем он о ней, и Джеймс не понимал, почему так произошло. А ведь он спрашивал, и не раз.
– Расскажи мне о капитане Киннисоне, – попросил он и убрал руку от лица девушки.
– О Гарте? – Казалось, она была удивлена. – Откуда вы знаете его имя?
– Ты сама назвала его. Тогда, у конторы в порту. – Джеймс улыбнулся. – Такая оплошность. Но наверное, ты проговорилась потому, что была расстроена.
– Да, – пробормотала Саммер. – Так оно и есть.
– Ты любишь его?
Девушка вздрогнула.
– О Господи! Мне кажется, мы собирались быть откровенными друг с другом сегодня вечером, не так ли? Так почему вы не скажете мне, что вход в парк стоил три шиллинга и десять откровений? Это слишком дорогая плата.
– Чувствуешь себя маленькой и несчастной?
– Потому что невозможно чувствовать себя иначе. – Саммер произнесла это с горьким вздохом.
– А ты никогда не пыталась отыскать положительную сторону во всем случившемся, дорогая? В конце концов, ты нашла защитника, который поможет тебе добраться домой. Ручаюсь, не многим девушкам, оказавшимся в Лондоне, так везет.
Саммер еле заметно покачала головой.
– Наверное, я кажусь вам ужасно жадной? Просто в одночасье я лишилась всех своих идеалов, а жизнь ничего не дала мне взамен. – Губы девушки изогнулись в печальной улыбке. Интересно, позволит ли она ему попробовать их на вкус, пока они стоят так близко.
Саммер взялась за тонкую ветку дерева и сорвала с нее листья, которые приобрели в ее руке форму цветка – зеленого и блестящего. Рука сжалась, и иллюзия растворилась в дожде изумрудных лепестков.
– Похоже, в последнее время я только и делаю, что жалуюсь, – произнесла Саммер, встряхивая головой.
– Я заметил, – сухо ответил Джеймс. – Это у тебя семейное?
Девушка не могла не засмеяться, хотя смех этот скорее напоминал рыдание.
– Похоже на то. Мой отец всегда говорил, что все мы пессимисты! Все, кроме моего брата. Он был слишком молод и беспечен, чтобы думать о чем-либо серьезном.
– В твоей жизни было не так много смеха, да? – Джеймс картинно поставил ногу на каменную скамью.
– Думаю, достаточно. Иногда, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что мы всегда смеялись. А иногда я вспоминаю только горестные моменты. – Она пожала плечами. – Увы, в моей жизни уже давно нет места смеху и радости.
– Зато в ней появилось место для Киннисона?
Саммер быстро взглянула на него, и Джеймс увидел ужас, ясно написанный на ее лице. Губы девушки дрожали. Он хотел было сменить тему, но потом решил не делать этого, потому что – Бог свидетель – она просто обязана была ответить на несколько вопросов.
Судорожно выдохнув, Саммер откинула золотистые пряди волос, упавшие ей на лицо.
– Наверное. Если не принимать во внимание тот факт, что я любила его с десяти лет. Или с тринадцати. Но сначала он казался мне таким недоступным.
– Слишком долгий срок для романа, – улыбнулся он, когда Саммер, вскинув голову, посмотрела на него.
– Вы так считаете? Но я подразумевала платонические отношения!
– Я тоже. Все-таки десять лет – это очень рано, даже для американки.
Саммер начала водить кончиком туфли по гравию, пытаясь сгрести его в кучки, а потом принялась сосредоточенно разглядывать свою работу. Затем она прижала кучку гравия ногой и разровняла ее.
– Я думала, что интересую Гарта больше, чем другие девушки, – и я ошиблась. – В бездонных голубых глазах Саммер сквозила такая боль, что Джеймс невольно посочувствовал ей. Однако он не произнес ни слова.
Саммер подняла глаза и посмотрела куда-то мимо него.
– Видите ли, сначала Гарт считал меня просто костлявой нескладной девчонкой со спутанными волосами и усыпанным веснушками лицом. А потом, когда я немного подросла, он отдалился от меня. Я думаю, его смутили изменения, произошедшие в моем теле. – В уголках ее губ зародилась слабая улыбка, а изящные пальцы теребили кончики ленты, которой было перехвачено ее платье.
– Думаю, ты права, – произнес Джеймс, потому что девушка выглядела так, словно ждала от него хоть какой-то реплики. – Однажды, когда мне было одиннадцать, я страстно влюбился в жену одного из приятелей моего отца. Она считала меня милым, очаровательным мальчиком до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать лет, и я не вырос до шести футов. Меня уже нельзя было назвать милым ребенком, и отец, отведя меня в сторонку, сказал, что если я не перестану ходить за ней по пятам, то непременно окажусь лицом к лицу с рапирой ее мужа. Это был сокрушительный удар.
– Мне слишком сложно представить, чтобы отказ смог сразить вас наповал, сэр, – произнесла Саммер, слегка приподняв свои изящно очерченные брови. – Я не удивилась бы, если бы вы сделали по-своему и сбежали вместе с ней.
Но у Джеймса не было ни малейшего желания рассказывать Саммер, что, когда ему исполнилось двадцать лет, он все же довел дело до конца, вступив в любовную связь с овдовевшей к тому времени леди Элгин. Это вовсе не относилось к делу.
– Зато ты поступила именно так, – предположил он. – Сбежала со своим возлюбленным капитаном.
Немного поколебавшись, Саммер ответила:
– В какой-то степени. Это была случайность.
Джеймсу не составило труда представить «случайность», о которой она говорила. Он уже имел опыт общения с молодыми леди, которые сами не знали, как оказывались в его постели. Однако подобные случаи не доставляли ему ничего, кроме хлопот. Энергичные и умные женщины, решившие во что бы то ни стало заполучить мужчину, были способны на такое, чего ни один представитель сильного пола себе даже вообразить не мог.
И все же, глядя в несчастное лицо Саммер, Джеймс не мог не посочувствовать ей. Она оказалась в чужой стране, не подозревая, что у нее могут возникнуть проблемы. Ей дали набитый деньгами кошелек, позаботились о билете на корабль, а потом забыли. Он, по крайней мере, всегда старался завершить роман так, чтобы не оскорбить никого, и никогда не бросал женщину, хлопнув ее на прощание по заду и весело помахав рукой.
