Сделка несколько мгновений молчала.
— Что касается меня, мне трудно вас переоценить. Мы, торговцы, в большом долгу перед вами за те неприятности, которые породило наше неверное понимание. Как нам лучше всего возместить вам ущерб?
Я повернулся к Гаре.
— Вся эта постройка сделана из ваших крохотных машин. Могли бы они разобрать ее и снова возвести в каком-нибудь другом месте?
— Да.
— Отлично. — Я снова повернулся к Сделке. — Мне грозит перспектива утонуть в исках, и беда в том, что Брэдли и другие мои соседи правы. Это заведение действительно опасно. У меня возникла идея, как спасти свою филейную часть без нового вмешательства федералов, что вызовет еще большее недовольство против меня. Я бы хотел продолжать лечить моих пациентов-людей в своей Каюте, но я хочу переместить основную часть клиники в другое место.
— Куда-нибудь вдали отсюда?
— Не так далеко, чтобы мне приходилось несколько часов добираться туда из дома, но в место, изолированное от людей.
— Ваши желания противоречат друг другу. Вы имеете в виду определенное место?
Я усмехнулся.
— Нет, но вы же не ожидаете, что я решу все проблемы, правда?
То, как Сделка опустила вниз несколько конечностей, создало у меня впечатление, что она улыбнулась в ответ.
— Тогда у меня, возможно, есть решение, хотя это может означать, что данное строение нельзя просто передислоцировать в колясочке на новое место.
— Передислоцировать! — хрипло воскликнул Л, без сомнения, горя желанием броситься к ближайшему словарю.
— Изложите мне его, — попросил я Сделку.
— Мы в данный момент находимся недалеко от одного из ваших крупных океанов. При имеющемся у тсф опыте управления окружающей средой не вижу причин, почему вашу клинику нельзя разместить на некотором расстоянии в море.
Я несколько мгновений стоял и моргал.
— Вы хотите сказать, она будет плавать на поверхности?
— Я хочу сказать, она окажется глубоко под водой. Несомненно, ваши соседи будут удовлетворены, а мы снабдим вас средством передвижения под водой для коротких поездок на работу. Или вы предпочитаете клинику в небе?
* * *
Вот, в основном, и вся история. О, я мог бы рассказать о последующей встрече со Смит, Джоунзом и толпой других чиновников, но даже меня уже начинает тошнить от собственного голоса. Кроме того, вы получили ответ на ваш вопрос. Поэтому пусть эти колеса не вводят вас в заблуждение. Теперь вы знаете, почему мне приходится ездить на работу в субмарине.
Перевела с английского Назира ИБРАГИМОВА
© Rajnar Vajra. Doctor Alien's Five Empty Boxes. 2010. Печатается с разрешения автора.
Повесть впервые опубликована в журнале «Analog» в 2010 году.
Павел Амнуэль
Чайка
Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВА
На набережной Утоквай она часто встречала старика, одетого в длинное пальто — холодное зимой и слишком теплое летом. Сутулый, с нечесаной седой гривой, он брел вдоль берега, ни на кого не обращая внимания, и что-то бормотал себе под нос. Поравнявшись с ним, она всегда говорила: «Добрый день, герр профессор», — хотя не знала, был ли старик рассеянным ученым или неопрятным бродягой.
Сегодня старик не встретился. Может, потому что она пришла не одна?
— Посидим здесь? — обратилась она к своему спутнику и, не дожидаясь ответа, присела на ажурную скамью, подобрав оборки платья.
Ее спутник сел рядом — не так, как она, не на краешек, а основательно, — откинулся на гнутую спинку, прищурился (солнце, стоявшее довольно высоко, светило в глаза) и сказал:
— Двадцать шестого я отплываю в Англию из Остенде.
— Вы, — поправила она. — Вы отплываете. С Эльзой.
Он молча разглядывал далекие крыши домов на противоположной стороне озера.
— Ты не захотел повидаться с Тете, — осуждающе сказала она.
Он наконец ответил:
— Не думаю, что это было бы полезно для нас обоих.
— Полезно, — повторила она с легким презрением. — Ты весь в этом слове. Тебе не приходило в голову, что Тете хочет увидеться с отцом?
— Не будем спорить, — терпеливо проговорил он и положил ладонь ей на колени. Она не ожидала этого жеста, означавшего, возможно, попытку примирения, может быть, просьбу о прощении или, на худой конец, знак понимания, которого не было между ними долгие годы — точнее, четырнадцать лет и два месяца. Она подсчитала мгновенно: столько времени прошло после того, как ей пришел по почте конверт федеральной службы, в котором лежало двумя днями ранее подписанное ею свидетельство о разводе.
Она не убрала руку, только посмотрела удивленно в его глаза. Он не отвел взгляда, смотрел изучающе, напряженно. Ей знаком был этот взгляд: он размышлял о чем-то, не имевшем отношения к реальности, думал о том мире, который всю жизнь хотел понять.
— Ты снова на перепутье? — спросила она. — Тебя беспокоят открытия Хаббла? Я иногда просматриваю научные журналы. Это не ностальгия, мне просто интересно.
— Нет, — он покачал головой. — Хаббл меня не беспокоит. Я написал об этом статью в «Нахрихтен», она должна была выйти в июне, но ее выбросили из номера… Ты слышала, я отказался от звания и гражданства?
— Кто же не слышал? — она все-таки сделала движение, и ему пришлось убрать ладонь. — Об этом писали газеты, а фрау Молнаг…
— Неважно, — прервал он рассказ, который мог затянуться. — Скажи лучше вот что: если ты иногда читаешь научные журналы, то знаешь… думаю, ты не могла это пропустить… ты всегда этим интересовалась…
— Да, — кивнула она, поняв, что он хотел сказать, прежде чем ему удалось сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал не напоминанием о невозвратимом, а всего лишь желанием обсудить новую проблему теоретической физики. — И мне это уже не кажется странным.
— Странным, — повторил он, изобразив непонимание. — Что именно?
— Все, что было тогда.
— Тогда… У нас было много разных «тогда».
— Хочешь поговорить об этом? — спросила она спокойно, но он ощутил в ее голосе глубоко скрытое напряжение, а значит, говорить об этом не нужно, и вернулся к теме, занимавшей его последние месяцы.
— Мир меняется, — сказал он. — Мир становится все более неопределенным и грубым. Такое ощущение, будто квантовая неопределенность играет роль и в тезаурусе человеческих страстей. Никогда не знаешь заранее, чем закончится даже простой разговор о погоде, — пожаловался он, и она вспомнила прежние баталии, когда в их берлинскую квартиру приходили друзья, тоже физики, а иногда не только. Разговоры, громкие, как военная музыка, велись далеко за полночь, и никто не знал, к чему приведут эти яростные споры, тем не менее он был прав в своих ощущениях: она всегда знала, что произойдет потом, когда все мысли окажутся высказаны, все слова произнесены, гости и хозяин (сама она никогда не присоединялась к мужчинам, хотя ей было что сказать) в изнеможении сникнут, бросая друг на друга усталые и злые взгляды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
