моложе, проходили испытание перехода из подростков в мужчины, а он позорно не выдерживал, оставался на следующий год, потом еще на следующий, пока не изгнали из племени вовсе…
Первый парень не мог даже пошевелить губами, только глаза тупо следили за руками чужака. Таргитай перепилил лыковую веревку на руках и ногах, затем только догадался перехватить главную, на которой висел несчастный. Остальных троих освободил уже быстрее. Они долго лежали на земле, медленно приходя в себя, дышали тяжело, но Таргитай видел, как жизнь возвращается в их тела. Первый наконец встал, медленно сделал шаг, держась за хижину, покачнулся, перевел дух, сделал еще шажок, уже увереннее…
Таргитай вздохнул, тихонько попятился. Земля ровная, как каменная плита, но он ухитрился споткнуться, а когда поднялся, перед глазами были только столбы хижин, уже не сухие, а покрытые мелкими капельками даже не росы, а той влаги, что, не дожидаясь дождя, выкарабкивается из воздуха и увлажняет лицо, одежду, стены.
Олег спал таким богатырским сном, словно не волхв, а тоже оборотень, только чуть помельче и рыжий. Огромный валун все так же медленно поднимался и опускался на его груди. Похоже, тяжелый кулак нисколько не мешал спать безмятежно, словно и не волхв, что горами трясет, бедных зверей пугает.
Вздохнув, Таргитай тихохонько лег с самого краешка. В груди пели сладкие пташки вирия: он сумел заставить себя проснуться и встать среди ночи, он спас от мучений четверых парней… Его не спасли, а вот он, помня все, спас!
Гром прогремел глухо, гроза проходила стороной, но дождь застучал часто, торопливо, потом зашумел, словно по стенам и крыше разом забегали тысячи и тысячи крупных муравьев. Два раза блеснуло так ярко, что Таргитай рассмотрел даже ресницы спящего Олега, потом блеск померк, начал удаляться, а вскоре и шорох затих, только воздух оставался чистым и свежим, словно гроза бушевала здесь долго и мощно.
Засыпая, он успел еще чуть погордиться своим подвигом, а затем провалился… нет, взлетел в сверкающие выси, где он был красивый, сильный и очень умный, где спасал, бдил, рассуживал, повелевал и всюду делал людей счастливыми. Даже когда те упирались.
Воздух был влажный, но утреннее солнышко быстро изгоняло сырь. Ночью прошел дождь, даже не дождь, а так, дождишко. Мрак в проем видел мелкие лужи, в которых отражалось солнце. Люди их боязливо обходили, но что поразило и встревожило Мрака, так это ребятня, что при виде луж вовсе пряталась в хижинах, вместо того чтобы скакать козликами, разбрызгивая воду.
Снизу доносились встревоженные голоса. Он ловко спрыгнул, не обращая внимания на лестницу, под ногами чавкнуло. Не лужа, только сырость, но с его весом можно выжать воду даже из сухой земли.
На краю деревни, где стояли хижины простого люда, толпился народ. Мрак услышал крики ярости, отчаяния, даже вопли. Встревожившись, он пошел прямо по лужам, не замечая, как испуганно смотрят на него все, как отпрыгивают от капель воды.
Он прошел сквозь толпу, как проходит тур через мелкий кустарник. Перед ним расступались, открывая дорогу. Сердце в груди начало колотиться тревожнее, почуяло беду. Он еще не понимал, что тревожное в тех деревцах, что зеленеют прямо перед хижинами, одно вовсе выросло прямо перед лестницей, словно пыталось взобраться, но передумало… или не успело.
Разве то тревожно, что они вдруг появились на голой земле, где еще вчера ничего не росло, он помнит, только утоптанная земля, но сердце билось все чаще. Он остановился, в груди стало внезапно холодно, как зимой голым.
Все четыре молодых дерева еще были людьми, вон их лица, только глаза уже закрыты, руки подняты кверху, из пальцев выбились зеленые листочки, а ступни стали широкими, от них в землю пошли молодые тонкие корешки.
– Боги, – прошептал Мрак, – это же те… четверо!
Народ начал расступаться. Мрак резко обернулся, пальцы застыли на полдороге к поясу. Подходил вождь, которому он всю ночь рассказывал об их удивительных странствиях. Вождь смотрел мимо гостя, в зеленых глазах, все больше похожих на наплывы дерева, появилась глубокая печаль.
– Ты узнал их, чужеземец.
– Узнал, – ответил Мрак, голос дрожал и срывался. – Это… из-за дождя?
– Им оставалось всего сутки, – ответил вождь мертвым голосом. – Их ступни выжгло бы солнцем так, что они уж не смогли бы… разве что попав в большую воду надолго… Но им не дали окончить испытание. Это сделал ты?
Мрак качнул головой:
– Не я, но моей заслуги нет в такой мудрости. Я сидел с тобой, да и… мне просто все равно, сколько из вас выживет. Но кто-то из моих спутников не стерпел… И, кажется, я знаю, кого подвело доброе сердце!
Лица всех четверых превратившихся в деревья были спокойными, даже счастливыми. Светло-зеленая кожа медленно грубела, превращаясь в кору, но Мрак чувствовал, что еще не одну неделю их человеческие лица будут напоминать о трех злобных и глупых пришельцах.
– И ничего нельзя? – вырвалось у него.
Вождь покачал головой:
– Человеком быть трудно, а деревом – легко и счастливо. Потому так силен зов каждого к воде, сырости, а в своих снах видим, как счастливо пускаем корни, как человеческое сознание меркнет, а мы погружаемся в бездумное счастье… Потому у нас каждый шаг окружен запретами! Нам многое нельзя, иначе – ты видишь… всего шаг отделяет от бездумного существования. Трудно быть человеком!
Сердце Мрака стиснули холодные лапы ужаса. Он чувствовал, как похолодели губы.
– Нам тоже нельзя многое. Иначе превращаемся в зверей.
Издали послышались сильные голоса. Толпа расступилась, но и поверх их голов было видно рослых изгоев. И Таргитай, и даже Олег шли уверенно, напористо. У обоих за плечами походные мешки, оба собрались идти в лес прямо сейчас. Мрак сжал челюсти, шумно выдохнул дважды, стараясь сдержать слепую ярость. Голос его был страшнее медвежьего рева:
– Тарх, дрянь!.. Ты хоть понимаешь, тварь, что сделал?
Таргитай гордо вскинул голову:
– Да, это я освободил! Бейте меня, мучайте! Но я не могу, когда люди страдают.
Толпа зашумела, Олег тревожно оглядывался. Потом его зеленые глаза уставились на молоденькие деревца. Мрак увидел, как щеки волхва стали белыми как снег.
– Ты освободил их! – прорычал Мрак. – Освободил от жизни! Смотри!
Таргитай обиженно хлопал глазами. Олег повернулся и бросил что-то резкое. Таргитай сперва вскинул брови, лицо сохраняло глуповато-упрямое выражение, потом кровь отхлынула, щеки стали воскового цвета.
Олег обошел деревца вокруг, одно осторожно потрогал. Брови сшиблись на переносице, что-то прикидывал, но когда посмотрел на Мрака, в зеленых глазах было отчаяние.
– Нет, – ответил он на немой вопрос. – Мрак, мы опоздали. Они сами не
