имел что. Вроде наша свадьба, мы оба там, в здании, вместе смеемся и разговариваем, однако…
– Извини. Это не камень в твой огород, – сказал я тишине. – Просто… Само вырвалось. Я скучаю.
– Чувствую себя ужасно…
Я хотел сказать: «Тогда возвращайся», но сдержался.
– Не стоит.
– Хуже всего то, что большую часть времени я не чувствую… Я не всегда так себя чувствую. То есть я уже привыкла…
– Ага.
– И когда я это понимаю, мне еще хуже становится.
– Я не хочу, чтобы ты себя корила. Нам сейчас тяжело. Мы знали, что будет трудно…
– Я люблю тебя, ты это знаешь. Но раз я приехала сюда, то надо работать.
– Я понимаю.
– Если я буду постоянно разрываться… Это будет… Ну…
– Я понимаю.
– Аж отвращение от своих слов берет.
– Все хорошо, – сказал я, но прозвучало неискренне.
Некоторое время мы молчали. Имоджен вернулась на экран компьютера с массивным спутниковым телефоном.
«Смотри, – подумал я. – Эта женщина собирается позвонить мужу, потому что ей не все равно и она беспокоится о том, как прошел его день. Будь добр к ней, потому что ты ее любишь, и потому что она хороший человек, и потому что она очень старается, и потому что она очень, очень далеко».
– Не стоит себя упрекать, – сказал я уже с большей уверенностью. – Не хочу, чтобы тебе было плохо. И я тебя ни в чем не виню, честно.
– Спасибо.
– Честно.
– Спасибо. Но мне от этого не легче.
Имоджен из душа набрала номер и стала ждать ответа. Она улыбнулась и одними губами произнесла: «Прием, Юстон».
– Я так понимаю, тебя там объял жуткий страх.
Имоджен рассмеялась.
– Да, так и есть.
– А ты не позволяй. Скажи: «А ну, пошел отсюда».
– И все-таки, как так вышло? Знаешь… Мне кажется, тут как со сказками братьев Гримм: какие-то элементы из древней, оригинальной версии, более страшной и жуткой, пробрались в новую. Я про песню об ангеле и пастухах, если что.
– Да, я понял.
– Хорошо.
В этот момент пузырек воспоминания вырвался из-под тины лет и всплыл на поверхность сознания.
– Кажется, только низшие чины ангелов выглядят как люди с крыльями.
– Чины? У ангелов есть чины?
– Да. Не помню, сколько точно, девять или двенадцать, но только парочка нижних рангов выглядят так, как обычно представляют ангелов люди.
– А остальные?
– Опять же, не особо помню, но очень странно. Они жуткие. С кучей рук, голов и крыльев. А, и сотней глаз, кажется.
– Серьезно?
– Да. И чем выше ранг, тем более жутко они выглядят. Первые чины самые странные. Геометрические фигуры, непонятные абстрактные формы внутри непонятных абстрактных форм. Одним словом, кошмар.
– «Не бойтесь, молвил он, когда объял их жуткий страх».
– Да, может, поэтому и жуткий страх. Значит, если это был один из высших…
– Спустился такой с неба гигантский стоглазый треугольник…
– Тогда понятно, почему у пастухов поджилки затряслись.
– Жуть.
– Да уж. Если и существовала какая-то оригинальная версия, то она явно была в стиле Лавкрафта.
Имоджен рассмеялась.
– В фильме «Реальная любовь» ребенок играл осьминога в рождественской пьесе.
– Вот видишь. Все сходится.
В кадре появился мужчина с парой бутылок пива в руках. Имоджен подняла голову и пробормотала «Минутку».
Он кивнул, ухмыльнулся и ушел.
– Тебя ждут? – спросил я.
– Что?
– К тебе парень с пивом приходил.
– Черт. Как время пролетело. Мы с ребятами договорились собраться в парке, чтобы немного выпить и обсудить… Неважно, избавлю тебя от деталей. Но, да, мне, наверное, уже пора…
– Хорошо, понял. Беги, пока они не разошлись.
– Нет.
– Да, – сказал я. – Выпей пива.
– Ладно. Я скоро тебе позвоню.
– Хорошо, люблю тебя.
– И я тебя люблю.
– Хорошенько повеселись.
– Хорошо. Пока.
– Пока.
– Пока.
– Пока.
Раздался ровный гудок.
Имоджен на экране продолжила разговаривать по телефону, но выглядела теперь напряженной, на взводе. Парень в кадре – это был Джонни. Гребаный Джонни. Я старался не думать о его глупой, слишком знакомой ухмылке и убеждал себя, что две бутылки пива в его руке – не одна, не четыре, не шесть, а две – абсолютно ничего не значили.
* * *
Я прошел на кухню и на секунду удивился – уже в третий раз за вечер, – какой она была чистой и опрятной. Я поставил чайник, стараясь не обращать внимания на кучу нераспечатанных уведомлений о задолженности на столешнице, и начал рыться в шкафу в поисках банки кофе.
Стоит отметить одну важную деталь. Даже когда на кухне воцарялся полнейший хаос, даже когда я, устав от него, затевал генеральную уборку, я никогда не трогал предмет на кухонной столешнице.
Кружку с надписью «Я ♥ Чай».
Кружку Имоджен.
В день отъезда она осторожно поставила кружку на столешницу.
– Оставляю ее здесь, – сказала она. – Не трогай ее.
Заметив мое замешательство, она добавила:
– Не двигай кружку. Когда утром будешь готовить кофе, представляй, что я тоже дома.
Я поцеловал ее.
– Нет, постой, – она попыталась выкрутиться из объятий и донести до меня мысль. – Я даже пакетик чая туда положила, видишь? Все приготовила. И когда я вернусь и зайду в квартиру, то смогу сразу налить себе чаю. Эта чашка – моя. Не забывай, хорошо?
После этого мы долго стояли, обнявшись.
– Люблю тебя, – сказала она мне в плечо.
– Я тоже тебя люблю. Как думаешь, как быстро я залью туда кипяток и испорчу твой план?
– Ха. Продержишься три дня максимум.
Я с большой осторожностью поставил «Я ♥ Кофе» рядом с пыльной «Я ♥ Чай». Как и всегда, я удостоверился, что моя кружка не коснулась кружки Имоджен и не сдвинула ее ни на миллиметр. Ничто и никто не трогал кружку «Я ♥ Чай» с тех пор, как моя жена поставила ее туда. Имоджен касалась кружки последней, и только Имоджен сможет вновь ее взять, когда вернется домой.
«Это чашка – моя».
Я заварил кофе.
Я продержался уже сто шестьдесят восемь дней.
* * *
Час спустя, около половины второго ночи, я сидел за компьютером, уставившись на полупустой документ под названием «КАПИТАН СКАРЛЕТТ СЦЕНАРИЙ», в то время как наше свадебное видео крутилось по телевизору в третий раз за ночь.
Ало-золотая Имоджен произносила тост.
– Я прочитала пару отрывков из второй книги, – сказала она.
Я не отводил взгляда от мигающего на экране курсора. Смотреть не было необходимости. Я видел запись так много раз, что без проблем мог воспроизвести ее в голове. Имоджен стоит за главным столом перед притихшими гостями, нервно поглаживая ножку бокала с шампанским. Останавливается, опускает взгляд на сидящего рядом в смокинге меня и улыбается. Имоджен счастлива, взволнована, возбуждена, немного пьяна и очень, очень мною гордится.
– Я прочитала пару отрывков из второй книги и хочу сказать, – теперь она обращалась непосредственно ко мне. – Не волнуйтесь, мы никого из вас не забудем, когда мой муж… – гости радостно загудели, – получит Букеровскую премию и мы станем ужасно богатыми и будем жить в огромном замке.
Я поднимаю кружку и отпиваю остывший кофе.
Моя исключительная Имоджен. Снова вспомнилось, как вдохновил меня ее собственный проект, зародившийся через четыре года после свадьбы; как она упорно шла к его осуществлению, несмотря на трудности, за
