осень, как и у нас, и тоже идёт дождь. Тоскливо на сердце. Хоть что-то бы сдвинулось с этой мёртвой точки. Я устал ждать и гадать. Я по эту сторону стекла, а весь мой мир, всё, что я знал и любил, всё, чем дорожил, было там, по другую сторону…
Я думал, а память вдруг сама собой напомнила мне слова одной старой песни, я не помнил её всю, помнил лишь отдельные строки:
«…И никуда не торопясь, сползают капли по стеклу…
А если ты ещё не спишь, наверняка, поймёшь меня,
Что ничего не может быть печальней и теплей дождя…
Две стороны стекла — дождь и ладонь…»
Я не помнил, как звалась эта группа, её песни были популярны в девяностые годы, я тогда ещё не родился, а матери моей эти песни нравились. Я тоже часто слышал их, когда она включала эти песни на диске во время очередной генеральной уборки в нашей квартире, они поднимали ей настроение. А мне приходилось быть невольным слушателем, честно признаться, я никогда и не был сильно против. И кстати, а как называлась та группа? Где-то в голове совсем рядом, и название-то незамысловатое и слова совсем простые:
«…Я положу свою ладонь на запотевшее стекло.
Когда ещё вернётся он и постучит в моё окно…
Две стороны стекла — дождь и ладонь…»
«Браво»! Эту группу зовут «Браво»! Конечно! Как я мог забыть?
Этот мир словно поглощает меня, я начинаю забывать своё, родное, то, что всегда хорошо помнил и знал.
Я даже дышать перестал при таких мыслях.
На каком тралике я обычно ездил домой, какой номер? Какая пара у меня первая в понедельник, а как зовут куратора нашей группы?
Я не помнил. Вернее, я могу ещё это вспомнить, если напрягу память, но все эти мелочи ускользали от меня. Что это? Неужели в самом деле этот мир поглощает меня? И что потом? Я забуду всё, что было там? Я не вспомню лица матери и ребят-одногруппников? Я останусь здесь…
Нет, нет и нет!
Я должен выбраться отсюда, пока не стал своим!
Как говорил этот граф: «Надо было смириться и просто жить… Прожил бы здесь свою жизнь, женился, нарожал детей и забыл, кто ты и откуда…» Он так сказал! Он был у нас, и он говорил об этом непонаслышке. Он сам через это прошёл! Только его, наверное, поглощал наш мир? Ведь он сам признался, что не был у нас уже лет двадцать. Почему так много, если это не создавало бы никаких проблем?
Двадцать лет — большой срок. За это время наш мир здорово изменился, и ты, граф, многому удивился бы, окажись там опять в наше время. Что ты принёс оттуда? «Таганрог»? Сейчас ты привёз бы цифровой фотоаппарат и ноутбук, смартфон и гарнитуру… Это бы взорвало твой дремучий, скучный мир, уж поверь, это точно.
Может быть, поэтому меня и заперли тут, чтобы я забыл свой мир и вжился в этот? Если граф Бернат не убил меня (ему же меня, типа, жалко), то, может, он решил привязать меня к своему миру иным способом? Я врасту в него, стану своим, и останусь тут, перестану задавать вопросы, рваться домой, стану своим.
Кем стану? Слугой? Пажом? Оруженосцем? Да я ничего не умею! Для пажа я по возрасту уже не подхожу — слишком взрослый. А для оруженосца навыков во всём у меня — кот наплакал! В седле я держусь неважно, меч только в руки взял, ну, научился разве что немного стрелять из арбалета, и то я очень долго вожусь с ним. Я — не воин, одним словом. Даже грамотность моя здесь мне не поможет.
Зачем я нужен кому? Тут таких слуг — подай-принеси — и своих полно! Да и если бы я нужен был графу Бернату как слуга, вряд ли меня держали бы в таких условиях… Отдельная кровать, стол, камин, кормёжка два раза в день…
Это не разумно! Это — курорт… Для кого? Для очередного слуги?
А дождь всё шёл и шёл.
Скоро принесли завтрак и растопили камин. Третий день я разговаривал только сам с собой. Интересно, и сколько дней меня так продержат? Сколько времени на всё это надо? Язык местных я начал понимать довольно быстро, а вот всё остальное… А что, остальное? Имена местных я помнил, осталась только письменность.
Всё равно я не привыкну к этому миру. Я хотел выпить горячего чаю, кофе с молоком, я хотел банальной жареной картошки! Я бы пожевал «Орбит», съел пару кубиков тёмного шоколада. Я хотел помыться или принять душ, почистить зубы. Меня достала местная одежда, она практически вся из грубой шерсти и колется, рубашки с привязывающимися на вязочки рукавами, мелкие пуговички. И даже в самом тёплом дублете холоднее, чем в простой толстовке из флиса. Я не хочу прожить здесь всю жизнь! Не хочу забыть всё самое лучшее из моего мира!
Граф Бернат не дождётся этого от меня! Тебе придётся держать меня здесь годы, а не дни! Выжигать мой мир из меня другими способами. Я не забуду свой дом. Не дождёшься!
А вечером пришёл сам граф. Спускались сумерки, и горничная торопливо зажигала свечи на каминной полке и не столе. Я молча следил за лицом графа, хотя мне хотелось завалить его вопросами. Но молчал хозяин Лоранда, и я молчал. Наконец, служанка ушла, и граф неторопливо прошёл и сел в кресло, развернув его ко мне, сложил руки на груди, рассматривая меня с ног до головы внимательным взглядом.
— Ты не стал переодеваться?
— Там ваш герб…
— Конечно. А ты что, хочешь разгуливать по Лоранду с гербом барона Эрно? Тебя прирежут местные, как вражеского лазутчика. Ты этого хочешь?
В его словах был смысл, но я выловил и своё:
— «Разгуливать по Лоранду»? Вы собираетесь выпустить меня? А я думал, что вы… — Граф перебил меня:
— Что я буду держать тебя здесь вечно? Зачем мне?
— Чтобы я забыл свой мир… Я понял. Ваш мир поглощает меня, он
