Однако тем временем утверждалась еще одна истина: изучение арабского языка становилось все более необходимым не только потому, что это был священный язык, язык одной из Книг откровения (многие ли были готовы признать его таковым — это уже другой вопрос), но и потому, что это был язык великой культуры. На арабский язык были переведены сочинения древних греков — подлинные источники мудрости. Существовали и переводы непосредственно с греческого на латынь, однако в то время они были менее доступны для западноевропейцев, чем переводы на арабский, благодаря тесным мусульманско-христианским контактам в Испании. Кроме того, арабские версии оказывались гораздо предпочтительнее — благодаря серьезным комментариям арабских ученых и переводчиков и обилию предпринятых ими новых исследований. Была и еще одна причина: стало понятно, что через арабский язык Запад мог получить доступ — пусть даже косвенным, опосредованным образом, — к знаниям и кое-каким технологиям еще более удаленных стран и цивилизаций, от Персии до Индии и даже Китая.
Пиренейский полуостров — настоящая колыбель обновления западной науки, где также впервые распространился один из важнейших материальных носителей этого обновления. Известно, что бумага, изобретенная в Китае и распространенная в Центральной Азии с VIII века, в мусульманской Испании появилась уже в X веке: ее производили бумажные фабрики в Толедо и особенно в Ятиве, на востоке полуострова, где Хайме I Арагонский учредил нечто вроде монопольного производства для всего Валенсийского королевства. В XIII веке новый ценный материал распространился из Арагона по всему Западу.
Испания дала, кроме того, деятеля, сильно способствовавшего изучению языка Корана и, следовательно, знакомству с мусульманской наукой из первых рук, — Герберта Аврилакского. Еще в юном возрасте он путешествовал по Каталонии и в 967–970 годах получил начальные познания в арабской и, возможно, также греческой математике и астрономии — благодаря своим связям с церковными властями города Вик и монастыря Риполь. Став впоследствии схоластом епископской школы Реймса и затем аббатом Боббио, Герберт получил возможность распространять полученные знания, пока не взошел на папский престол под именем Сильвестра II. Влияние, оказанное Гербертом на Фульберта, епископа Шартрского с 1008 по 1028 год, очень важно для дальнейшего развития шартрской школы, откуда вышел фундаментальный перевод арабской версии «Планисферия» («Planispherium») Птолемея, выполненный под руководством Германа Далматского. Переводчики Корана приравнивались к переводчикам научных трудов; религиозный интерес поддерживался и замещался интересом философским и научным.
С другой стороны, начавшийся в Испании процесс, главными действующими лицами которого были переводчики группы Петра Достопочтенного, не был бы таким простым и не привел бы так скоро к серьезным последствиям, если бы из-за стремительного развития экономики и торговли не возникла насущная необходимость установить контакты с арабской культурой (и с другими культурами через арабский язык). Благодаря сперва жителям Амальфи, а потом венецианцам, пизанцам и генуэзцам, довольно скоро получили известность (чаще в виде переложений или кратких изложений, а не полноценных переводов) различные труды, полезные в практическом плане: сочинения арабских географов, математиков, врачей. С арабского был переведен великий трактат Птолемея «Альмагест», труды ал-Хорезми по алгебре, работы по астрономии и астрологии, например, известное самому Данте сочинение Абу л-Аббаса ал-Фаргани (Альфрагануса) «Книга о собирании знания о звездах» («über de aggregatione scientiae stellarum»), а также «Введение в астрономию» («Introductorium in astronomiam») и «О великих связях и годовых вращениях, а также об их происхождении» («De magnis coniunctionibus et annorum revolutionibus ac eorum profectionibus») Абу Ма'шара (Альбумасара в западной традиции). При этом европейцы не просто усвоили этот обширный материал: они тщательно его переработали, как видно по «Книге абака» («Liber abbaci»), написанной в 1202 году пизанцем Леонардо Фибоначчи (1170–1240), который создал обобщающий труд по элементарной арифметике, а своим сочинением «Практика геометрии» («Practica geometriae», 1220) познакомил западный мир с алгеброй. Событием, еще более важным в практическом плане и революционным в плане концептуальном, было введение цифр, которые арабы называли «индийскими», а европейцы — «арабскими»; эпохальную роль сыграло введение нуля.
Особое внимание переводчики уделяли сочинениям по медицине. Уже в XI веке монах Альфан из Монте-Кассино перевел с греческого несколько медицинских текстов. Во второй половине XI века еще один монах того же монастыря, Константин Африканец, уроженец современного Туниса, существенно обогатил западную медицинскую науку, переведя с арабского и греческого на латынь такие труды, как «Прогностика» и «Афоризмы» («Liber aphorismorum») Гиппократа с комментариями Галена, а также «Книгу ступеней» («Liber graduum») ал-Газзара. Важным центром медицинских исследований стал Салерно, где накапливались сведения, полученные от греков, арабов (через Сицилию и Северную Африку) и евреев.
Переводы работ по математике и медицине вызывались в основном практическими соображениями. Иначе дело обстояло с философией, которая на Западе приобретала особое значение для развития теологии. В первую очередь состоялось открытие трудов Аристотеля: но это был совсем другой Аристотель, переведенный и переработанный при аббасидских халифах в VIII–IX веках, глубоко пропитанный неоплатоническими элементами, взятыми главным образом у Плотина и Прокла. Необычайно важными для Европы стали переводы сочинения ал-Кинди «Книга о разуме» («Liber de intellectu») и комментариев ал-Фараби, который сравнивал тезисы Аристотеля со взглядами неоплатоников, в первую очередь Порфирия. Но самое большое значение имели переводы трудов Ибн Сины (для европейцев — Авиценны). Его знаменитый медицинский трактат «Канон» в XVI веке неоднократно переиздавался, а в XVII веке широко использовался в европейских университетах. Этот трактат сделал Авиценну (вместе с ар-Рази) самым известным на Западе автором работ по медицине после классиков — Гиппократа и Галена. Были переведены и философские трактаты Авиценны (в первую очередь «Китаб аш-Шифа» — «Книга исцеления»), которые стали фундаментальными в университетской жизни XIII–XIV веков и без которых были бы немыслимы философские рассуждения Фомы Аквинского и Бонавентуры. Разумеется, переводы внесли в европейскую культуру также отголоски ожесточенных споров внутри мусульманского мира: они разгорались между теми авторами, которым была близка «языческая» греческая философия и ее аргументы, и теми, кто опасался, что влияние этой философии может подорвать авторитет Книги пророка, на которой основан ислам. Знаменитым в этом отношении был труд «Опровержение философов» («Destructio philosophorum») ал-Газали, в котором он обрушивался на ал-Фараби и Авиценну. Как бы то ни было, Авиценна заметно повлиял даже на тех мусульманских мыслителей, которые были озабочены преимущественно вопросами веры и откровения. У таких авторов, как Ибн Баджжа (для европейцев Авемпаце) и Абу Бакр ибн Туфайл (Абубацер), влияние Авиценны ощущается очень сильно, но с XIII по XVI век это влияние можно обнаружить у всех европейских философов, последователей как Платона, так и Аристотеля. Только один мусульманский ученый мог сравниться с Авиценной по силе воздействия на западноевропейскую мысль — кордовец Ибн Рушд, пользовавшийся огромной известностью под именем Аверроэса, которого одни теологи называли «нечестивцем» и «врагом Христовым», а другие почитали как подлинного наследника аристотелевской мысли. Так считал и сам Альберт Великий, учитель Фомы Аквинского, хотя неоплатонические взгляды, которых он придерживался, казалось бы, должны были увести его далеко от Аверроэса. Наряду с арабскими авторами большое влияние на Запад оказали еврейские мыслители, среди них нужно упомянуть Соломона ибн Габироля (Авицеброна), Иехуду ха-Леви, Ибн Эзру и особенно великого Моше бен Маймона (Маймонида) из Кордовы, бывшего также придворным врачом Саладина. Благодаря комментариям к сочинениям Маймонида, особенно к блестящему «Путеводителю колеблющихся», Аверроэса приобрел в еврейском мире такое же влияние, как в мусульманском и христианском.
В течение второй половины XII века из мастерских толедских переводчиков вышли латинские версии астрономических трактатов Альбатения, Алькабиция и Альфрагана, трактата ал-Кинди «О разуме», частично «Книги исцеления» Авиценны, работ ал-Газали. Воистину достойна восхищения работа неутомимого Герарда Кремонского, несмотря на все недостатки, которые позднее ей приписывали — поспешность, ошибки, недопонимание, варваризмы. Герард перевел «Канон» Авиценны, «Альмагест» Птолемея (примерно в 1160 году на Сицилии неизвестный переводчик уже выполнил перевод этого трактата с греческого), труды ал-Кинди и, возможно, ал-Фараби, множество сочинений Аристотеля и псевдоаристотелевскую «Книгу причин» («Liber de causis»). Наряду с произведениями арабских авторов Герард Кремонский переводил труды еврейских мыслителей — например, «Книгу определений» и «Книгу элементов» неоплатоника Исаака Израэли, который испытал влияние ал-Кинди; его работы переводил также Доминик Гундисальви.
