Окончился последний псалом. Те, кто были незнакомы со здешними порядками, тотчас повскакали со своих мест, чтобы первыми очутиться у котлов с похлебкой. Но не тут-то было! Теперь начинался самый важный номер программы – спасение душ. Под барабанную дробь на кафедру влез проповедник брат Кундзыньш – сухопарый муж, грязный воротничок, мятый галстук и небритый подбородок которого должны были свидетельствовать о принадлежности к трудовому люду. Бывалый краснобай, он прекрасно владел своим голосом, заставляя его то гудеть громовым басом, то заливаться свирелью.
– Братья и сестры! Не существует греха большего, чем лень. Сам господь бог сказал: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из коей ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься».
Какой-то нищий, очевидно постоянный потребитель даровых обедов, а посему отличный знаток библии, выкрикнул с места:
– Однако сказал же Иисус: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и отец ваш небесный питает их».
Брат Кундзыньш покраснел от негодования, однако быстро овладел собой:
– Сие относится к лицам, коих творец от рождения наделил дарами своими, коих избрал для иной, высшей стези. А у вас на уме должно быть другое мудрое изречение: «Не в лени и праздности возвысишь народ свой»! – Проповедник потряс своим костлявым перстом и пригрозил слушателям: – Не в лени и праздности! А что мы зрим окрест себя? Совращенные безбожниками рабочие бросают работу и предаются лености. Пусть те, кто забыл об этом назидании божьем, о вере, содрогнутся в страхе пред карой небесной! Ибо сказано господом богом: «Сурова будет кара моя, и велик будет скрежет зубовный». Все десять египетских казней низвергнутся на ваши грешные головы. Посему, любезные братья и сестры, пока вы еще не окончательно погрязли в греховном болоте, призываю вас изгнать дьявола-искусителя из сердец ваших! Вернитесь на путь истинный! Кто желает облегчить свою совесть?
– Я! Я! – послышалось из задних рядов.
– Пусть брат выйдет вперед! – пригласил проповедник.
К кафедре протиснулся щуплый, юркий человек. Из его жуликоватых глаз катились крупные слезы.
– Я много грешил перед господом богом! – каялся он, колотя себя в грудь кулаками. – Я всю жизнь предаюсь лени! Уже в детстве, когда мать посылала меня полоть свеклу, я увиливал от работы. Так вот я и увязал все глубже в проклятом болоте греха. Семя дьявольского искушения нашло во мне благодатную почву! Я был одним из тех, кто подстрекал легковерных бастовать и поднимать руку на чужое добро. Но только что мне явилась пречистая дева Мария и сказала: «Закрыты будут для тебя врата райские! Не знать тебе покоя ни в земной жизни, ни в загробной!» О господи, простишь ли ты меня, грешного?
Проповедник казался очень растроганным. Он сошел с кафедры и сердечно потряс руку кающемуся грешнику.
– Как зовут тебя, брат? – спросил он, и влага заблестела на его очах.
– Шноринь, Свимпулис Шноринь! – всхлипнул тот в ответ.
– Вот ведь ханжа какой! – прошептала соседка Робиса, крупная женщина с красными руками прачки. – Будто сам не знает его имени… Уже третий раз гляжу на эту комедию.
– Велика милость божья, брат Шноринь, – утешил его проповедник, – не отчаивайся, ты еще можешь искупить свои грехи! Ступай с сестрой Эммой и поведай всем о явившемся тебе чуде! – И с этими словами он вручил Шнориню несколько экземпляров «Спасательного круга» и листков с псалмами.
Сестра Эмма нацепила на себя кружку для пожертвований, и оба, сопровождаемые усмешками, покинули зал. Робис тоже подошел к двери и убедился в том, что на улице торчат шпики.
– Берите пример с брата Шнориня! Кто еще желает исповедаться в своих грехах и обрести душевный покой?
Робис выступил вперед и произнес громким голосом:
– Братья и сестры, выслушайте меня! И на меня снизошло просветление. Я отказался повиноваться доброму хозяину, который милостиво дозволил мне в поте лица зарабатывать хлеб насущный. Я в своем недомыслии хотел, чтобы сыты были те, кто сеют и жнут.
Брат Кундзыньш был не настолько глуп, чтобы не понять скрытую насмешку. Но признаться в этом он не смел и предпочел побыстрее отделаться от этого грешника. Даже не спрашивая имени, он отпустил Робису все грехи оптом:
– Ступай с богом, дорогой брат…
Робис отнюдь не собирался покинуть зал в единственном числе. Наивно моргая, он обратился к собранию:
– Нет, я не успокоюсь, пока не наставлю на путь истинный все заблудшие души…
Видя, что дело осложняется, проповедник подозвал ближайшую миссионерку:
– Сестра Анна, чего же вы дожидаетесь? Забирайте его и ступайте. Да благословит вас бог!
Сестра, особа не первой молодости, взяла Робиса под руку. Но он не двигался с места.
– А тексты псалмов? – нисколько не смущаясь, потребовал он.
Наконец они оказались на улице.
– Вы так душевно говорили… – зардевшись, признала сестра Анна. – С вашим красноречием мы соберем больше других. Я позабочусь, чтобы вас за это как следует накормили…
Робис не ответил, так как заметил приближавшегося шпика. Крепче вцепившись в руку сестры, он принялся бормотать молитвы. Агент не обратил внимания на святую чету. Зато другой, тот, что дежурил на углу, пристально вгляделся в здорового парня, которому совсем не подходила роль брата-миссионера.
Робис счел, что на сей раз самое лучшее – воспользоваться приемом Атамана. Он подошел к шпику и, подавая ему листок с псалмами, обратился:
– Брат, не проявляй склонности к нравственному падению! Вместо того чтобы пьянствовать и предаваться распутству, пожертвуй сколько можешь на доброе дело.
Шпик что-то промычал по-русски. Но, отойдя от него, Робис почувствовал, что тот следует за ними.
Что делать? Выхватить револьвер и задать тягу? Это может кончиться скверно. На первый же выстрел сбегутся агенты, которыми, несомненно, кишит все вокруг. «Вот, как говорится, влип, несмотря на все псалтыри!» – подумал Робис невесело. Так или иначе, но надо оставаться в своей роли, пока не подвернется другой выход. И вскоре он подвернулся. Затащив сестру в Агенскалнский парк, где толпился народ, Робис облегченно вздохнул. Где люди – там спасение!
– Вот они, эти забастовщики! – сказала сестра Анна. – Попробуем спасти их души от ужасного заблуждения.
– Сию минуту! – И Робис запел в полный голос.
Как и многие песни девятьсот пятого года, эта тоже была на общеизвестный церковный мотив:
Смотри, что ни день, то все шире растетБорцов свободы племя!В его очах святой огонь цветет,И на его руках седого мира бремя.
Робис знал, что делает. Шпик не понимал слов, зато их поняли те, на чью поддержку он надеялся. Что с того, если вокруг нет знакомых, рабочие никогда не отказывали в помощи своему брату – рабочему.
