Бурцев кивнул. Порядочки тут, однако… Городские ворота, оказывается, работают на вход-выход по очереди…
– Вот тогда и получите свое оружие обратно, – продолжал эсэсовец. – Не волнуйтесь, брат-кастелян ведет учет тщательнейшим образом. До сих пор у нас не потерялось ни одной стрелы. Правда, за хранение вам придется заплатить. И за право посещения Иерусалима благородным рыцарям, как и купцам, полагается вносить пошлину…– Надо же! Даже здесь цайткоманда СС и братство Святой Марии умудряются урвать свою маржу. Впрочем, въездная пошлина и плата за два дня пользования арсенальной «камерой хранения» оказалась необременительной. По крайней мере, для кошеля сира Бейрута Жана Ибеленского, который и расплатился за всех трахеями Романии[47]. Несколько медных с добавлением серебра монет, изображавших святого Петра, удовлетворили угрюмого брата-кастеляна. Оружие и доспехи перекочевали в привратную башню. Кастелян сделал пометки в огромном свитке. Предупредил хмуро:
– После вечерней молитвы выходить на улицу нельзя. Колокольный звон на башне Святой Марии Латинской и призывы благочестивых Хранителей Гроба известят о начале запретного часа. Нарушители умерщвляются ночной стражей на месте. Поэтому первым делом позаботьтесь о ночлеге.
Вот так так! В Иерусалиме действует комендантский час!
– Мы позаботимся, – заверил тевтона Бурцев. – Спасибо за добрый совет.
Кастелян поднял на него выцветшие глаза:
– Это не совет, это приказ. Отправляйтесь на постоялый двор или в приют для паломников. Или, если хотите, устройтесь на ночлег у какого-нибудь горожанина. Если к вечеру не найдете крышу над головой и окажетесь на улице – пеняйте на себя. Когда будете возвращаться из города, сообщите, где останавливались и сколько платили за постой. Следующий!
Прилежные тевтонские кнехты одинаково бесцеремонно обыскали и «слуг», и благородных «господ» из отряда Бурцева и уже потрошили поклажу. Пускай, не страшно – в седельных сумках ничего запретного нет. А вот повозка со свиными тушами, что тихонько поскрипывает в мусульманском потоке, – другое дело…
Повозку остановили. С воинами Бейбарса в обличии бедных дехкан сарацины-полицаи даже не пожелали разговаривать. Остальных, впрочем, мунафики тоже не очень-то и слушали. А ребята старались… Сыма Цзян угодливо улыбался и кланялся. Хабибулла что-то втолковывал – вкрадчиво и осторожно. Бурангул ждал молча, склонив голову, как и подобает слуге-телохранителю. Даже вспыльчивый эмир-мамлюк, будущий султан Египта, вел себя на редкость тихо. Что, впрочем, немудрено. Тому, кто хоть немного побыл рабом, нетрудно вновь сыграть эту роль, скрывая под маской покорности истинные чувства.
Сарацины с нарукавной свастикой сдернули полог повозки. Отпрянули. Из-за высоких бортов на них смотрели пяточки разделанных свиных туш. О, вот когда зазвучала быстрая, громкая и резкая арабская речь! Брызжа слюной и потрясая оружием, стражники наседали на «купца» и его свиту. Те оправдывались, объяснялись. Указывали пальцем на Бурцева и его отряд. Бурцев на всякий случай кивнул, давая понять, что знает торговца свининой.
К счастью, тевтоны и эсэсовцы уже занялись следующей группкой рыцарей-пилигримов. И на шум в мусульманском потоке не обращали ровным счетом ни малейшего внимания. Видимо, сарацинская стража в служебном рвении слишком часто и без особой нужды орала на своих соплеменников, так что германцы успели привыкнуть. Только две овчарки, которых выводили из ворот на смену убитым псам, уловив запах несвежей свинины, потянули носами воздух. Но на большее не осмелились.
Досмотр повозки длился недолго. Как и предполагал Бурцев, табу, впитанное с молоком матери, значительно ускорило этот процесс. Лишь один из арабов брезгливо ткнул саблей в свиные туши. Ткнул и тут же вытащил клинок, не нащупав ничего подозрительного. Воз улыбчивого «купца», сопровождаемый руганью и проклятиями, прогромыхал под воротной аркой. Контрабанда въезжала в город.
Глава 36
Иерусалим ошарашил и озадачил. После толкотни у Иосафатских ворот даже тесные кривые улочки показались Бурцеву пустынными и безлюдными. А еще – какими-то уж слишком цивильными для средневекового города. Улицы окаймляли аккуратненькие сточные канавы, больше похожие на неглубокие траншеи. Видимо, новые хозяева Эль Кудса не хотели разводить грязь в своих владениях.
В одной из канав, под присмотром эсэсовца и двух орденских кнехтов, возились несколько человек. Все перепачканы липкой вонючей жижей с ног до головы. В руках лопаты, корзины, тележки. Видимо, расчищают забитый сток… Чистенькие немцы покрикивали по-барски. Грязные рабочие пахали. По-рабски.
Редкие прохожие казались пугливыми и настороженными. Что арабы, что европейцы. Люди жались к высоким дувалам, к глухим стенам домов. Иерусалимцы торопливо уступали дорогу всадникам, отводили глаза, старались сделаться маленькими и незаметными. Оккупация, однако…
Бурцев глянул направо. Там, над плоскими крышами невысоких домишек из щербатого известняка и глины, виднелись католические кресты.
– Церковь Святой Анны, – пояснил Жан д'Ибелен.
Бурцев повернул голову налево. Здесь было интереснее. Над улицей нависала стена – поменьше внешней городской, но густо оплетенная поверху колючей проволокой. Наверное, что-то вроде детинца. Или кремля. Или замка. В общем, внутренняя цитадель цайткоманды. Бурцев прикинул: да, именно туда должны вести Золотые ворота.
В стене этой тоже, кстати, имелись свои воротца, и притом весьма внушительные. Над ними меж выкрошившихся зубцов застыли часовые – автоматчики СС. За стеной высился холм, гора целая с целым архитектурным ансамблем. Довольно живописным ансамблем, надо сказать.
Самым грандиозным сооружением была восьмиугольная постройка. Мраморные стены и колонны с золочеными капителями, арки, окна, разноцветные витражи, купол, сияющий позолоченной медью… Размеры купола впечатляли: метров двадцать в диаметре, более тридцати в высоту. Наружные стены тоже немаленькие – поднимаются над фундаментом метров на тридцать пять.
А рядом… Рядом торчали пулеметные вышки.
За вышками – по ту сторону холма – тянулась к небу труба. Высокая, кирпичная. Именно ее Бурцев принял издали за закопченный минарет со снесенной верхушкой. Теперь видел – ошибся. Труба – она и есть труба. Но вот на кой она здесь? Этакая-то громадина. Для очага такие не используют. А вот для крематория…
Ему стало нехорошо. Труба навевала жуткие мысли.
На этот раз в роли гида выступил Хабибулла:
– Это крепость в крепости – Священный Двор ал-Харам аш-Шариф. Здесь, на Храмовой горе, когда-то стояло святилище Соломона, здесь же воздвигнута мечеть аль-Акса, что значит «Дальняя». И здесь находится Куббат ас-Сахра – Купол Скалы лли Мечеть Скалы о восьми углах. Ее величие ты можешь лицезреть даже через стены ал-Харам аш-Шариф. Под Куполом сокрыта скала Мориа, с которой пророк Мохаммед, перенесенный в Иерусалим ангелом Джибриилом, поднялся в небо на крылатом скакуне аль-Бураке. Там же лежит камень, сохранивший след Пророка, и ларец с волосом из его бороды. Увы, святыни эти недоступны более для правоверных.
– До прихода Хранителей Гроба за этими стенами располагался дворец иерусалимских правителей и резиденция тамплиеров, – дополнил рассказ араба Жан д'Ибелен. – Теперь все принадлежит немецким колдунам. Теперь это их логово, и там они творят свои бесовские обряды. Говорят, немцы жгут в большой печи людей.
Все-таки крематорий… Бурцева передернуло.
– А пробраться на этот Священный Двор никак нельзя? – спросил он Хабибуллу. – Я вижу ворота.
– Это Райские ворота, – невесело усмехнулся араб. – Да, они ведут к Храмовой горе, но, как и Золотые ворота Эль Кудса, открываются только перед Хранителями Гроба.
Словно отзываясь на его слова, воротные створки вдруг вздрогнули, распахнулись. М-да, то еще зрелище! Из Райских врат с тарахтеньем выкатывал мотоцикл. Коляска облеплена ящиками с боеприпасами. Пулемет на турели. Все тот же, знакомый еще по Чудскому озеру «Цундапп»…
Мотоцикл свернул влево, пророкотал по улице. Эсэсовец за рулем пер нагло. И не подумал притормозить. Отряду Бурцева пришлось спешно уступать дорогу. Посторонились, отошли на обочину, едва не опрокинули повозку со свининой. То-то было бы шуму, если б перед мотоциклистами вдруг посыпались танковые фугаски!
Сухой грязью и пылью из-под «цундапповых» шин окатило всех. Самодовольные рожи под касками даже не повернулись в их сторону. Хозяева жизни, блин!
Освальд, Гаврила, Дмитрий и Жан Ибеленский не сдержались – выругались тихонько. Остальные отряхивались угрюмо и молча. Брань сейчас бессмысленна и опасна: не дай бог, кто услышит!
– Хабибулла, сколько ворот в крепости Хранителей? – спросил Бурцев.
– Золотые и Райские ты уже видел. Есть еще Ворота Печали. Были Великолепные ворота, но сейчас их уже нет. На их месте – большой пролом и начало Прохода Шайтана.
