За таким роскошным столом даже неловко есть, и я расстроенно оглядываю мою грязную тунику.
«Я чувствую себя недостойной такого», – признаюсь я Ли Вэю.
«А как, по-твоему, себя чувствую я? – отзывается он, указывая на свою полузеленую рубашку. – Такой дикарь, как я, ничего поделать с этим не сможет. А вот ты…»
Он возвращается к своему походному мешку и, к моему изумлению, вынимает из него красный шелк, который выиграл как часть ставок на скорпиона. После всех остальных событий я совершенно про него забыла. Ткань льется между его пальцами, словно вода; когда он ее расправляет, я вижу, что это – не отрез, как мне раньше казалось, это – платье с завышенной талией и длинной струящейся юбкой. Он вручает его мне.
«Вот, это тебе».
Такой текстуры я себе даже вообразить не могла. Ткань гладкая и прохладная у меня под пальцами – и невероятно легкая. Вблизи я различаю вытканный на ней узор из золотистых цветков сливы. Перекинув платье через руку, я переспрашиваю:
«Мне?»
«Ну, я же его носить не буду! – говорит он. – Давай. Примерь его».
Я медлю. На фоне происходящего это кажется настолько глупым… И тем не менее я заворожена. Во «Дворе Зимородка» я постоянно восхищалась шелковой отделкой на одежде Старейшин. Мне трудно поверить, что я держу в руках целый предмет одежды из этой ткани. Не дожидаясь уговоров, я ныряю за ширму с красными летучими мышами и сменяю свой костюм художника. Платье мне чуть длинновато, что и неудивительно, если вспомнить мой небольшой рост. Пояс помогает его чуть подтянуть, и, поддавшись порыву, я по-другому укладываю стянутые в пучок волосы. Когда я выхожу из-за ширмы, то обнаруживаю Ли Вэя у решетчатой стены: он смотрит в зал. Я подхожу к нему, Ли Вэй поворачивает голову и замирает.
«Ты что? – встревоженно спрашиваю я, боясь, что выгляжу нелепо. – В чем дело?»
Он отвечает мне не сразу.
«Вот в этом, – говорит он наконец. – Помнишь, ты еще спрашивала, чего ради мне было рисковать укусом скорпиона? – Он обводит рукой меня и платье. – Ради вот этого. И я даже согласен был бы получить укус».
«Не надо так говорить! – Я чувствую, как мои щеки начинают пылать. – Давай есть, пока все не остыло. Хватит тратить время на мое тщеславие».
Ли Вэй еще несколько мгновений восхищенно любуется мной: его взгляд ощущается почти как прикосновение. Когда он наконец кивает и садится, во мне борются облегчение и разочарование. Я сажусь рядом с ним, нервно расправляя пышную юбку.
Та еда, которую нам дали у подвесной дороги, была потрясающая, но эта трапеза – нечто невероятное. Лапша очень редко появлялась в корзинах с продуктами, которые мы получали в поселке. А в таком приготовлении мы ее вообще не ели: сваренную в пряном мясном бульоне, со свежайшими овощами. Те, что присылают нам, всегда бывают привядшими. Аромат просто головокружительный, так что я спешу приняться за еду. Вкус – сказочный, очень скоро я уже подбираю последние капли со дна. В моей жизни еда всегда была простой необходимостью. Я даже не думала, что она может дарить наслаждение.
А вот рисовое вино меня совсем не впечатляет. Давлюсь первым же глотком. Ли Вэй смеется при виде моей реакции, и я придвигаю свою чашечку к нему.
«Можешь выпить и мое».
Он с улыбкой качает головой.
«Нам надо сохранить ясность мысли. – Он обводит взглядом комнату, и у него на лице снова появляется изумление. – Представляешь себе, что можно жить вот так? И есть такую еду? Иметь доступ к такому множеству вещей, знакомиться с людьми со всего света?»
«Я над этим не задумывалась, – отвечаю я честно. – Может, после того как мы поможем нашему поселку, у нас останется время еще что-то узнать».
Он хмурится и смотрит так, словно готов возразить, но в эту минуту входит Лу Чжу. Она многозначительно смотрит на мое платье и быстро убирает опустевшую посуду. Заметив, что вино осталось нетронутым, она возвращается с чайником чая и крошечными фарфоровыми чашечками. Нелечебный чай у нас в поселке тоже роскошь, и его пьют в основном Старейшины. Может, Ли Вэй и прав, мечтая жить в таком мире.
Новый шум выводит меня из раздумья. Я застываю, слушая новые звуки. Они повисают в воздухе, словно краски на холсте, напоминая мне песню дрозда.
«Что там?» – спрашивает Ли Вэй.
«Не знаю, – отвечаю я ему, вставая. – Но это потрясающе!»
Я подхожу к решетчатой стене и смотрю вниз. Лу Чжу вернулась в общий зал и теперь сидит там и держит то, в чем я по свиткам опознаю музыкальный инструмент. Кажется, это лютня. Она осторожно перебирает струны, и я вижу, что ее игра заворожила не только меня. Некоторые из посетителей смолкли и неотрывно наблюдают за ней. Кое-кто кладет к ее ногам монеты.
«Там музыка, – говорю я Ли Вэю. Он знает само слово, но его содержание для него бессмысленно. – Она чудесная… как сон».
Я уже успела убедиться в том, что звуки могут быть полезны для общения и выживания, но до этой минуты не догадывалась, что они могут приносить наслаждение. Это – вид искусства. Слушая лютню, я чувствую, как успокаиваюсь, меня наполняет тихая радость. Напряженность отступает, и я ненадолго забываю о бедах нашего поселка. Ли Вэй не способен воспринимать музыку, однако мое настроение отчасти передается ему. Он становится у меня за спиной, обхватывает за талию и притягивает к себе. Сначала я застываю, охваченная страхом. Но очень скоро расслабляюсь и поддаюсь. В этих мгновениях есть неоспоримая правильность, которую я сама не смогла бы сформулировать.
Забыв про музыку, я поворачиваюсь к нему и поднимаю голову, чтобы видеть его лицо. Он держит меня за талию. Его взгляд порождает слабую дрожь, которая разбегается по моему телу. Я даже не подозревала, что можно испытывать одновременно восторг и ужас. Мне не сразу удается опомниться и найти нужные слова.
«Ты… ты не должен так на меня смотреть!» – говорю я ему.
Он поднимает руки для ответа, и кончики его пальцев скользят по мне.
«Как?»
«Сам знаешь», – ворчу я.
«Почему? – спрашивает он, приближаясь еще на шаг. – Потому что ты художница, а я шахтер?»
Я судорожно сглатываю: близость его губ меня завораживает.
«Да, – говорю я. И еще… потому что… потому что это – платонические…»
«Ну да. – Он наклоняется ко мне. – Ну да, конечно».
У меня колотится сердце. Я закрываю глаза и поднимаю лицо навстречу ему. Я чувствую себя пьяной – не от вина, а от того, что мы оказались так близко. Я понимаю, что дело не в этом помещении, не в одежде, не в еде. Это мгновение становится особенным потому, что впервые за все время нашего знакомства исчез фактор статуса. Здесь нет художницы и шахтера. Есть только мы.
И Сю Мэй. Звук двери и ее вход в комнату развеивают чары. Я вздрагиваю и отшатываюсь, Ли Вэй тоже отступает назад, и я знаю, что у нас обоих вид виноватый. Однако даже если она и заметила что-то, то ничего не стала говорить.
«Как вам обед?» – осведомляется она.
«Просто невероятный, – честно отвечаю я, все еще до конца не опомнившись. – Мы никогда ничего подобного не ели».
«Дивные ощущения», – добавляет Ли Вэй.
«Приятно слышать, – говорит Сю Мэй. – А я закончила работу, так что теперь могу отвести вас к Нуань».
Мы с Ли Вэем обмениваемся быстрыми взглядами: мы оба думаем об одном и том же. Надо забыть об этих грезах. Краткая пауза закончилась. Пора вернуться к своей задаче и думать о том, как помочь нашему поселку.
«Это платье чудесное, – говорит мне Сю Мэй. – Но, наверное, ты захочешь переодеться».
«Конечно, – соглашаюсь я, грустно трогая красный шелк. – Не хотелось бы его испачкать».
«Дело не столько в этом, сколько в том, куда мы идем. – Сю Мэй заметно мрачнеет. – Поверьте мне, в той части города не стоит привлекать к себе внимание. На самом деле, туда и ходить-то никому не хочется».
Глава 12
Размышляя над ее странными словами, я снова надеваю свой костюм художника и помогаю Ли Вэю собрать наши немногочисленные вещи.
«Не забывайте: не разговаривайте руками и не привлекайте к себе внимания на людях», – снова предупреждает нас Сю Мэй.
Внизу в зале мы видим хозяина постоялого двора, но он на нас внимания не обращает. Он разговаривает с кем-то из клиентов и, гордо выпятив грудь, указывает на свою коллекцию произведений искусства.
Когда мы проходим мимо Лу Чжу, она нам подмигивает. Отец Сю Мэй молча кивает, и что-то подсказывает мне, что он рад нашему уходу. Пусть он и не одобряет королевского приказа, но боится, что, разговаривая с нами, его дочь подвергает себя опасности. Помня о Чжан Цзин, я понимаю это стремление ее уберечь. Когда мы проходим мимо него, я кланяюсь в знак признательности.
На улице мы обнаруживаем, что солнце уже село, но воздух остался теплым и мягким. Сю Мэй снова кутается в плащ и ведет нас по кривым улицам города. Я не слишком знакома с малыми и большими городами, однако вскоре понимаю, что мы с ней направляемся в отнюдь не престижный район. На том рынке, где мы побывали раньше, пахло не слишком хорошо, но здесь по-настоящему воняет, мне то и дело хочется заткнуть нос. Улицы тоже стали грязными, а дома больше не могут похвастаться украшениями. Мы выходим к скоплению шатров и нескольких обветшалых сараев. Перемещающиеся между ними люди не носят разноцветной одежды из тех тканей, которые мы видели на рынке, и они все такие же худые, как и мы.
