кажется, своих выводов сюда приплели немало, Михаил Викторович. Между мной и Леной в настоящем ничего нет и не будет. Моя единственная женщина — это СОНЯ! Ни одна другая. Только она…
— Что ж, тогда придется тебе постараться, чтобы это доказать. Ты очень сильно обидел мою девочку.
— Я хотел бы приехать и увидеться с ней.
— Не раньше, чем она сама подойдет и скажет: «Я хочу увидеться и поговорить с Демидом…» Она тебе звонила. Ты, как всегда, был слишком сильно занят. Занят чем угодно, только не тем, чтобы спасать свою якобы любимую семью. Извини, у меня много работы. Всего хорошего, Демид.
* * *
Гудки обрываются. Я продолжаю держать телефон возле уха.
Чудовищное осознание катастрофы обрушивается на меня сверху.
Запоздалое, должно быть.
Апокалипсис в моей семье уже случился, но я понял это только сейчас.
Работать не могу. Не получается.
Предупредив, что сегодня меня не будет, еду домой.
Гоню даже быстрее, чем нужно. Лифт тоже ждать не в состоянии, бегом поднимаюсь по лестнице, задыхаясь.
Возле самой двери настигает безумной надеждой, от которой даже ключи не сразу попадают в замочную скважину.
А вдруг… она там… Моя жена, дочь…
Вдруг все по-старому? И все те ужасные слова никогда не были мной прочитаны:
«Я от тебя ухожу, потому что больше не чувствую себя счастливой, думая о тебе»
Меня встречает тишина. Чистота…
Квартира уютная, теплая, но пустая.
Ни звука голосов, ничего…
Судя по всему, Соня взяла совсем мало вещей. Шкатулка с ее любимыми украшениями стоит на прежнем месте, а мой последний подарок просто лежит рядом. Она и это… оставила.
Опускаюсь на пол возле дивана, слушая звенящую тишину и гул сердца, которое растревожилось и никак не в состоянии успокоиться.
В голове никак не остановится хоровод мыслей. Больше всего покоя не дает одна мысль: отчим угрожал моей Соне…
Глава 28
Она
Половину дня я проспала. Без всякого зазрения совести спала. Будто восстанавливала силы за все то время, что переживала из-за проблем с Демидом в нашей семье.
Под вечер меня разбудила Ева. Надо накормить ее.
Направившись на кухню, я становлюсь свидетельницей разговора между отцом и его женой.
Застываю в полутемном коридоре, слушая разговор на довольно напряженных тонах.
— Миш, ты должен был сначала посоветоваться со мной, — настойчиво повторяет жена отца.
— Я сказал тебе, что Соня поживет у нас.
— Ты просто меня перед фактом поставил, — говорит с обидой.
— А что мне прикажешь делать? Закрыть глаза на проблемы и отмахнуться, как это сделала ее мать? Я более, чем уверен, что Вера ни делом, ни словом не поддержала ее.
— Она ее мать! — настаивает. — Вот и поговори, чтобы поддержала.
— Маша, это временно. Я не брошу дочь на улице и точка. Позднее подберу квартиру…
— Прекрасно. Мы планировали взять в ипотеку новостройку. Как раз было в запасе куча времени, чтобы дом построили, сделали бы ремонт в квартире. Прекрасный запас времени для того, чтобы на совершеннолетие подарить сыну квартиру! А теперь, что? Или ты мало содержал свою первую семью? Я ни разу тебя не упрекнула рублем, когда ты тратился сверх положенных алиментов, но сейчас… Миш… Я твои действия не разделяю.
— Мы не нуждаемся и не будем нуждаться. Я детей не разделяю. Никто не будет обделен вниманием, даю тебе слово. И потом, Маша, я не требую от тебя любить Соню, как родную, не прошу даже быть ей хорошей мачехой. Просто отнесись к ней с пониманием и уважением.
Услышав эти слова, делаю несколько тихих шагов назад, но Ева решает дать знать о себе и громко говорит, что-то очень похожее на «деда, деда»
Похоже, план, как остаться незамеченной, провалился.
Мне только и остается, что обнять дочку покрепче и войти с высоко поднятой головой.
В чем моя вина? Только в том, что я полюбила беззаветно и верила безоговорочно, пока розовые очки не разбились…
* * *
— Привет, па. Мы проснулись, — адресую теплую улыбку отцу. — Добрый вечер, Мария.
— Здравствуй, — отвечает прохладно и выходит. — Проверю, как там поживают уроки Дани. Этот балбес в последнее время часто начал отлынивать…
Напоследок она бросает пронзительный взгляд на отца.
Повисает неловкость. Отец пытается исправить ситуацию, переведя разговор на другую тему.
— Так, смотри, я привез из гаража старый стульчик Сашки. Он из него уже вырос, а Еве, кажется, будет в самый раз. Сашка его очень любил…
— Спасибо большое.
Стульчик Еве понравился, несмотря на мальчуковую расцветку, она с удовольствием начала тянуть в рот ремешки. Я размяла ложкой подогретый творог, отдельно положила яблочное пюре, буду поощрять Еву, чтобы она хорошо кушала.
Начинаю кормить Еву. Приходится пускать на разного рода хитрости, развлекать ее. Пюре она готова слопать целую баночку, а с творогом всегда сложнее. Но совместными усилиями с папой мы справляемся. Его младший сын, Сашка, не так давно был возраста Евы. Сейчас Саше три с небольшим, он еще доставляет много хлопот.
— Я слышала ваш разговор, — вздыхаю. — Совестно, что я так сильно осложнила тебе жизнь. Если бы я могла…
— Брось. Не бери в голову. Маша отходчивая, говорила не со зла.
Да, может быть, не со зла, но и тепла в ее голосе не было.
И мне ли ее упрекать?
Я и сама не хотела в своей семье чужого ребенка…
Я помнила Марию улыбчивой, доброй, но с тех пор минуло немало времени, и я пришла в дом папы отнюдь не погостить на час или два. Принесла с собой проблемы, сложности и, как думает Мария, плюсом сюда же идут большие финансовые затраты.
— Пап, тебе не нужно меня содержать и все такое. Я поговорю с Демидом. Пусть… помогает. Ева — его дочь, — добавляю. — Не думаю, что он оставит нас без денег.
Внутренне добавляю тихое: «Надеюсь, что не оставит…»
Боже, я только сейчас понимаю, как спонтанно сбежала. Перепугалась до смерти, схватила Еву в охапку и сбежала. Ведь даже не попыталась сразу позвонить Демиду…
Просто в последнее время у меня сложилось впечатление, будто он меня совсем не слышит. Вдруг бы не поверил, сказал, что мне почудилось, что зря себя накручиваю…
Внезапно все простое стало невероятно сложным.
— Будет ли этот прохвост помогать, — бурчит отец. — Вот в чем вопрос.
— Папа, Демид не такой.
— Не такой не стал бы утаивать ребенка в секрете. Ладно, давай не будем, а? Он, кстати, тебе звонил. Я ответил.
— Когда?
— Ты спала. Я предупредил его, чтобы не расслаблялся. Завтра я попрошу