жизнь, а потом решил отложить эти тяжёлые мысли:
— Ладно, не будем о грустном. У меня есть хорошие новости!
Не зря столько времени проторчал у генерала.
— В среду мы с тобой идём на благотворительный вечер!
У Анастейши буквально упала челюсть:
— Мы?!
— Ну конечно! Это же твой проект — капремонт в детдоме — ты им горишь, вот и будешь очаровывать старых седых морщинистых толстосумов, а я, так и быть, окажу тебе моральную поддержку.
— Но что, где и как будет происходить?
— В среду, в "Маджестик холле", начало в семь вечера. Дресс-код — вечерний. Я добыл два пригласительных для нас.
— О, боже… — Настя прикрыла ротик ладошкой. — Вечерний дресс-код…
— Ну. Платье.
Она покачала головой с выражением горечи на лице:
— Нету у меня такого платья, которое к толстосумам на приём можно надеть. Да и очаровывать я никого не умею.
Я замотал головой:
— Платье возьми у подруги, а уметь тебе ничего не надо. Хлопай глазками, улыбайся, рассказывай про детей и их тяжёлую жизнь. Поверь, никто не сможет отказать.
— Да откуда у меня такие подруги!
Да, да, давай, развивай эту мысль…
Я знаю, это непорядочно — ставить человека в безвыходное положение и покупать его признательность за платья, но как ещё мне ускорить наше сближение? Уж хотя бы объятия я могу таким образом получить — не так это ужасно…
Негромко, стараясь казаться равнодушным, я пробормотал:
— Могу тебе купить… платье.
Настёна, конечно, испуганно замотала головой:
— Ни в коем случае!
— Ну ладно, поживут детки без капремонта — ничего страшного.
У девушки задрожали губы.
— Как ты можешь…
— Что?
— Тебе не стыдно?
— За что?
— За эту… манипуляцию.
— Да какую манипуляцию?
— Как я… потом с тобой расплачиваться за это буду?
— Настюш, слушай, я ведь тебя не заставляю никуда идти… ну, выпросил пару билетов у организатора — не переживай, они просто улетят, если я кому-то предложу. С руками оторвут, и ещё заработать можно.
— А если… я всё-таки возьму что-то у подруг… может, не очень фешенебельное, но… зато ещё больше жалости смогу вызвать..?
Я отрицательно покачал головой:
— Тебя могут вообще не пустить внутрь. Но если и пустят, никто не воспримет всерьёз.
— А если напрокат взять? Я слышала, сдают платья напрокат…
— Угу, в поношенном с чужого плеча прийти — не намного лучше.
Она сокрушённо вздохнула и уронила личико в ладони.
— Насть… А чего я добиться-то хочу?
— Что? — непонимающе захлопала она глазами.
— Ну, зачем я тобой манипулирую?
— Это лучше у тебя спросить.
— Ну предположи.
— Ты что-то хочешь получить взамен.
— Что, например?
— Я не знаю… мою сговорчивость?
Умная девочка. Но и я не лыком шит.
— И? На что сговориться?
— Я не знаю! — в отчаянии. — Просто мозгов не хватает сообразить, но разве хоть один нормальный человек потратит такие деньги просто так?
— То есть, ты можешь альтруизмом заниматься, а я нет?
Она долго молчала, кусая губы. И наконец выдала:
— Ты обещаешь, что ничего не попросишь взамен?
— Обещаю.
На самом деле, попрошу. Но скажу, что это не взамен, а просто так. А она всё равно будет чувствовать себя обязанной. И это свинство, наверное, но, блин, а она не стрёмно поступает? Я перед ней наизнанку выворачиваюсь и хочу в благодарность всего лишь объятия получить, а она нос воротит…
— Ну… ладно. Я постараюсь платье беречь, может, мы его потом сможем сдать обратно в магазин…
— Да не парься. Будет тебе подарок. Компенсация за надзор надо мной на исправительных работах.
— Мне всё равно некуда в таких платьях ходить.
— Найдёшь. В театр, на выпускной какой-нибудь. Ты, кстати, любишь театр?
— Нет-нет-неет… — хитро улыбнулась Настёна. — Больше я на эту удочку не попадусь. Терпеть не могу театр. Скукота и тягомотина…
Ну и как её не тискать? Вредина, упрямица и кокетка. Руки сами тянутся. Козявка это видит, торопливо вскакивает с покрывала и даёт дёру. А я несусь следом, надуваясь, как парус, от переполняющих меня ощущений. Тут и азарт, и эйфория, и ещё целый коктейль. Она нужна мне не только потому, что убегает. Она САМА мне нравится, я буквально теряю голову от общения и соприкосновения с ней. Мне легко её догнать, но сама гонка доставляет удовольствие, поэтому ещё некоторое время мы носимся по парку, как малолетние идиоты, с визгами и рыком. А потом… Настя оказывается в моих руках, и это состояние ни с чем нельзя сравнить. Догнал. Добыл. Моя. Никому не отдам. Не отпущу. Девушка тоже выглядит слегка невменяемой после бега. Волосы растрепались, щёки горят, глаза сияют нездешним светом. И губы… дрожат… как будто ждут, просят поцелуя. А уж я-то как жду… Голова кружится и сама клонится к ней. А Настя не отстраняется, только смотрит ошалело. Наши губы даже соприкасаются на секунду — я успеваю почувствовать тепло и сладковато-терпкий запах дыхания. Я успеваю испытать зверский голод и нечеловеческую жажду по этому поцелую, но в самый последний момент нас прерывает чей-то окрик. Настя вздрагивает и отстраняется.
Глава 20. Игра в дружбу
Настя
— Молодые люди, это ваши вещи там? — усатый коренастый охранник указывает пальцем в ту сторону, где осталась подстилка и рюкзаки.
— Наши, — киваю я, высвобождаясь из объятий молодого человека, поправляя волосы и быстро приходя в себя.
Божечки мои, это что сейчас было?!
Это мы с Ярославом Дмитриевичем чуть не поцеловались?! Омг, неужели этот эгоистичный мальчишка всё-таки добился своего? Я ведь даже не сопротивлялась… и если бы не охранник — бог знает, чем бы это всё закончилось!
Но прислушавшись повнимательнее к себе, я не слышу никаких голосов сожаления. Мне не обидно,
