— Хочешь сказать, твое участие — лишь борьба за правое дело? Но мало кто решится работать среди больных, зная, что сам может заразиться.
— Вероятность, что заболею я, не так уж высока. Намного выше, что болезнь расползется. Порой незначительные на первый взгляд события влияют на судьбы государств.
— Как луарский тиф?
— Как неловкая служанка, смахнувшая со стола тарелку, напугавшую мышь, за которой бросится охотящаяся кошка, о кошку споткнется повитуха, пришедшая на кухню за горячей водой, упадет, ударится головой об угол стола и умрет, а через неделю любовница государя родит задушенного пуповиной младенца, которого та повитуха бы спасла. И бастард, который мог объять войной всю страну, погибнет, не сделав ни единого вздоха. А казалось, служанка только не выспалась, всю ночь пробалагурив со знакомым ратником. Мы не знаем о таких вещах, дар предвидения чаще встречается в сказках, нежели в жизни, но кое-что изменить можно. Например, коровий мор или луарский тиф.
— Или исток, который мог бы попасть не в те руки?
— Например, исток. Так что дело не в моей доброй и нежной душе. — Майорин свернул на пустынную по ночному времени улочку, на ходу пряча замерзшее лицо в воротник.
— Или просто удобно прикрывать логикой добрую и нежную душу, — с насмешкой бросила я.
— Не обольщайся. Много вероятней, что я последую логике, чем сердцу.
— Хочешь сказать, если будет надобность, ты убьешь меня, чтобы предотвратить мнимую беду? — парировала я.
Колдун повернул голову, из-под капюшона на меня смотрели холодные прозрачные глаза. Почти такие же белые как снег вокруг.
— Не знаю, — наконец, сказал он. И впервые за полгода я увидела в этих глазах страх.
Еще через седмицу монашки начали выздоравливать, будто успокоенная их хорошим самочувствием, заболела я. Майорин беспокойно прислушивался к сухому кашлю, рвавшему мне горло, но признал его не тифом, а обычной простудой, наказав пить молоко с медом и хвощом.
Когда вскрылись реки, мы начали готовиться к отъезду. Колдун купил себе лошадь, странно похожую на проданную в Грионе, назвал ее ради разнообразия Потехой. Мы подновили одежду, подсчитали деньги, заготовили травы и снадобья и выехали по еще не сошедшему до конца снегу, чтобы вернуться лишь через полгода. И я с тоской глядела на дом колдуна на окраине Вирицы, поймав себя на мысли, что опять прощаюсь с домом. В этот раз совсем с другим.
Монашки обнимали меня на прощанье, надавали подарков в дорогу, просили возвращаться. Корчмарь обещал хранить старенькую лютню, а в последний вечер в корчме народ накидал полную шапку мелкой монетой. Ее почти хватило на новую куртку. А я задумалась, как часто мне приходится расставаться с полюбившимися людьми в последнее время. Но каким бы горьким ни казалось прощание, неведомая сила звала дальше, подманивая дорогой и неизвестностью.
— И куда мы?
Колдун придержал кобылу, оглянулся:
— А куда ты хочешь?
— Не знаю… Мне все равно.
— Мы едем в Кордер. Красивый город. Орник как раз просил передать весточку тамошнему архимагу, — ответил колдун и направил Потеху к восточным воротам.
В воздухе пахло весной, на деревьях набухали почки, которые скоро прорежут первые зеленые лезвия. Перелетные птицы, коротавшие зиму в краях, где морозы не такие трескучие, оглядывали зимовавшие без хозяев угодья. Не переменилось ли что? Зимовавшие здесь просто победно горланили, радуясь теплым дням, красуясь друг перед другом. Звенели прорвавшие снежные одеяла ручьи.
Может быть, он однажды попытается меня убить, видя в этом свою сермяжную правду. Может быть и так. Но не сегодня…
4
Весна на севере наступала медленно, робко шагая по снегу босыми ступнями, но в неглубоких следах девичьих ног оставалась талая вода. К ней жадно тянулись первые ручьи, голося раззадоренными петухами и силясь друг дружку перекричать. Под их отчаянным натиском не выдерживал снег, сдавалась усталая зима. Нежными руками Весна расправила первые травинки, подняла слабые стебельки подснежников, выпустила из почек светло-зеленые лепесточки.
Но как любая девица, была Весна влюбчива да ветрена. И красавец Лето в этот раз захватил ее с наскока, поглотив без остатка, обжигая жаркими объятиями июньских лучей тонкую прозрачную кожу.
Когда мы повернули коней на юг, прочь из Кордера, Лето только обнял сговорчивую подружку. Но через неделю пути я почувствовала его горячее дыхание и на собственной коже, с каждым днем темнеющей под нещадно палящим солнцем. Коса натирала шею, а черноволосый Майорин крепился, казалось, только из самолюбия, хотя голову пекло даже мне, несмотря на быстро побелевшие пряди, до которых удавалось дотянуться обжигающей руке Лета.
Высушило солнышко и землю, и траву, отчего первая растрескалась, а вторая пожелтела и пряно пахла сеном. Селяне только за головы хватались от такой погоды и с ужасом косились на горящие леса, боясь, как бы и до полей не добрался огонь. Боялись и купцы, зная, что могут остаться без товара на осень. Боялись и предпочитали с эдакой напастью бороться самыми надежными, пусть и дорогостоящими методами. Так что ни колдунам из Инессы, ни цитадельским магам маяться от скуки не пришлось. Вернувшись из Сауринии, мы с Майорином кочевали от села к селу, туша, заговаривая, отгоняя огонь. Колдун все чаще печалился о нежити и нечисти, и неспокойное кладбище в Лосином логу стало лучшей новостью за прошедшие несколько недель. И кабы не преследующий Майорина лошадиный рок — охромевшая кобыла, были бы там. Но с судьбой споры всегда проигрышны, и в этот раз лошадиная хромота завела нас в Выбеленки — широко раскинувшееся богатое село на берегу речки Беленькая.
— Милсдарь колдун! Обождите! — Мужичок поднялся с лавки и призывно замахал руками.
— Чего тебе? — обернулся Майорин.
— Милсдарь колдун, дело есть. Может, подмогнете?
Колдун равнодушно пожал плечами и продолжил двигаться к выходу из корчмы. Я посмотрела на его спину, потом на мужичка. На вид зажиточный, хоть и простой. Удачливый селянин, может, даже староста села.
— Майорин, — я вцепилась колдуну в рукав, — давай хоть узнаем, что за дело!
— Нет, — заупрямился он. — Очередной пожар я тушить не буду, у меня уже от дыма голова болит.
— Ну давай!
— Зачем тебе? Деньги есть, к чему время тратить?
— Ну, пожалуйста, — заныла я. — Можешь ничего не делать… Полежишь денечек, погуляешь. Жалко тебе, что ли? Все равно два дня тут торчать!
— Я сказал нет. — Колдун вырвал руку. — Пошли.
«Ну не хочешь и не надо», — мысленно договорила я. И повернулась к потенциальному заказчику. Ожидая, когда гордец выйдет из корчмы. Дверь хлопнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
