Надо сказать, король добивался хороших результатов в работе над самим текстом, который содержал 980 слов и требовал на произнесение от 10 до 12 минут. Но оставалась еще задача справиться с этим, удерживая на голове тяжелую корону. Когда Лог пришел на очередное занятие накануне церемонии, то с удивлением увидел, что король сидит на стуле, повторяя речь, с короной на голове.
«Он надел корону и пытался определить, насколько может наклониться вправо или влево, не уронив ее, — записал Лог 25 октября. — Корона сидела на голове так плотно, что не было ни малейшего повода для беспокойства». Дважды пройдя текст от начала до конца, король отложил корону в сторону.
Оба они были ободрены результатом, несмотря на недосягаемый пример короля-отца. «Никогда я еще не слышал, чтобы он говорил так хорошо, никогда не видел таким счастливым, и никогда прежде он не был так красив, — записал Лог. — Если завтра король справится со своей задачей, это принесет ему огромную пользу. Ничто не мешает ему делать все, что он делает, только отлично. Мешает лишь комплекс неполноценности по отношению к отцу. Голос его сегодня звучал прекрасно».
Обращение к парламенту прошло успешно. В «Санди экспресс» оно было названо триумфом. «Он говорил медленно, но без неуверенности и заиканий. Слова даже обрели дополнительное достоинство и подлинную красоту благодаря столь благоразумно выбранному темпу речи». Газета отметила также, что уверенность в себе у короля росла по ходу речи и он смог поднять глаза и обвести взглядом палату. «Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что происходило в душе королевы, — заключал автор. — Когда король закончил выступление, в ее глазах отразилась гордость женщины за своего мужа».
Но оставалось еще решить непростую задачу — как поступить с Рождеством. 25 декабря 1932 года Георг V положил начало тому, что стало традицией ежегодного радиообращения к нации. Сидя за письменным столом, под звездами Сандрингема, он прочел слова, написанные для него Редьярдом Киплингом, великим поэтом империи и автором «Книги джунглей»: «Я говорю сейчас из своего дома и от своего сердца со всеми вами, со всеми моими народами во всей Империи, с мужчинами и женщинами, отрезанными отсюда снегами, пустыней или морем так, что только голоса по воздуху могут достичь их, мужчинами и женщинами всякой расы, всякого цвета кожи, которые видят в Короне символ своего союза».
В 1935 году Георг V сделал следующее обращение по радио, в котором говорил не только о своем Серебряном юбилее, но и еще о двух значительных событиях в королевской семье, происшедших в тот год: о свадьбе своего сына Генри, герцога Глостерского, и о смерти своей сестры, принцессы Виктории. Выступление, бывшее отчасти, но не чрезмерно религиозным по тону, должно было представить монарха в роли главы огромной семьи, охватывающей не только Соединенное Королевство, но также и всю империю. Его внучка, королева Елизавета II, которая проведет на троне более полувека, станет продолжать эту традицию. Ее рождественские выступления, сначала по радио, а после на телевидении, задуманы были как важная часть рождественского ритуала для десятков миллионов ее подданных.
Ни Георг VI, ни его окружение так на эту речь не смотрели. Для них рождественское послание не было национальной традицией — это было просто нечто такое, что счел нужным делать отец короля и чему он сам не имел желания подражать. В прошлое Рождество, когда со времени отречения его старшего брата прошло всего две недели, никто, безусловно, не ждал от него выступления. К декабрю, однако, ситуация изменилась, и по всей империи раздавались громкие требования, чтобы новый король выступил с обращением. Тысячи писем начали приходить в Букингемский дворец, убеждая его произнести рождественскую речь.
Король тем не менее продолжал противиться: отчасти из обычного для него страха перед любым публичным выступлением, особенно таким, которое потребует от него в одиночестве говорить перед микрофоном, обращаясь к десяткам, а может, и сотням миллионов людей. Кроме того, он, казалось, чувствовал, что такая речь была бы в некотором роде посягательством на память отца.
Одно решение, предложенное Хардинжем на совещании 15 октября, на котором присутствовал Лог, заключалось в том, чтобы король прочел Поучение[109] в церкви рождественским утром. От этой идеи, однако, отказались из опасения, что она может оскорбить представителей других религий. Во дворце стали постепенно приходить к мысли, что королю следует прочесть короткое послание к жителям империи, и после встречи 4 ноября, когда Лог работал с королем над парой более обыденных выступлений, Хардинж показал ему приблизительный набросок, который Лог объявил вполне подходящим.
Лога между тем занимало совсем другое. Ходили ошибочные, но упорные слухи, что семилетняя принцесса Маргарет страдает тем же дефектом речи, что и ее отец. Лог предложил Хардинжу, чтобы в следующий раз, когда ее будут снимать для кинохроники, она непременно сказала несколько слов — что-нибудь вроде «Пойдем, мамочка» или «А где Джорджи?» или просто позвала собаку — «все что угодно, лишь бы доказать, что она нормально говорит, и навсегда положить конец всяким слухам о том, что у нее дефект речи».
Миновал ноябрь: речь в честь Леопольда III, короля Бельгии, прошла хорошо. Короля явно расстроило происшествие во время церемонии по случаю Дня поминовения у Кенотафа, когда бывший солдат, сбежавший из психиатрической больницы, прервал двухминутное молчание криком: «Все это — лицемерие».
Когда Лог встретился с королем 23 ноября, они долго обсуждали Рождество, и король признался, что все еще не пришел к определенному решению. Одно все же было ясно: если даже в конце концов он и выступит с обращением, это не следует рассматривать как восстановление ежегодной традиции. Лог не осуждал его, и решение намечено было принять на следующей неделе. «Он отправляется в Сандрингем, а потом в графство Корнуолл и обдумает это по дороге, — записал Лог. — Мне кажется, было бы хорошо сделать небольшое обращение по радио в это Рождество, но, конечно, не ежегодно».
Несмотря на оставшийся нерешенным вопрос, король был в беззаботном настроении, шутил по поводу официального протокола за обедом и по поводу трудностей, которые возникают, когда послы враждующих государств оказываются за столом рядом. Он смеялся, читая Логу стишок о своем брате и Уоллис Симпсон, особенно дойдя до строк:
Днем смотрел он за государством, А ночью — за миссис Уоллис.
Рождество 1937 года не обещало стать солнечным, ожидался туман. Лори Лог поднялся рано и отвез отца на вокзал Ливерпуль-стрит, где тот должен был сесть на поезд до Вулфертона, ближайшей к Сандрингему станции в Северном Норфолке, — там король и его семья проводили Рождество.
Устройство поездки Лога было в опытных руках С. Дж. Селуэя, заведующего пассажирскими перевозками в южной зоне железной дороги Лондон — Северо-Восток. Селуэй прислал Логу билет третьего класса в оба конца и официальное разрешение на проезд первым классом в обоих направлениях. Плацкарта в купе первого класса для курящих на поезд в 9.40 была зарезервирована для него на имя мистера Джорджа. Начальник вокзала зашел в купе пожелать ему доброго пути и убедиться, что купе занято тем человеком, для которого предназначено. Лог должен был вернуться в Лондон тем же вечером поездом в 18.50.
Туман висел клочьями, и они выбились из расписания между Кембриджем и Или, но в Клигз-Линн поезд опоздал лишь на пятнадцать минут. Через две станции, на платформе в Вулфертоне, Лога ждал королевский шофер. Он забрал большой мешок с почтой для Сандрингема, и они отправились в поместье.
«Ничто не могло быть уютнее и сердечнее, чем оказанная мне дружеская встреча», — вспоминал Лог. Десятка два гостей собрались в приемной светлого дуба с великолепной резьбой, девятиметровым потолком и с хорами для музыкантов. Король представил его всем присутствующим, прежде чем идти к столу. Как раз когда он собрался это сделать, рядом с ним оказалась женщина в голубом платье и, протянув руку, сказала: «Вы — мистер Лог. Очень рада с вами познакомиться». Лог низко склонился над протянутой ему рукой. В своем дневнике он потом записал: «Я имел честь познакомиться с самой замечательной женщиной, какую когда-либо видел, — с королевой Марией».
Прежде чем выйти в столовую, гости задержались в комнате церемониймейстера, где находился плоский кожаный макет обеденного стола с белыми визитными карточками, указывающими отведенные каждому гостю места. Логу было приятно узнать, что он должен сидеть между королевой и герцогиней Кентской. Король сидел прямо напротив.
Завтрак, как вспоминал Лог, проходил «очень непринужденно, весело и забавно». В половине третьего они вернулись в приемную. Но это не было просто светское развлечение — предстояла работа. Лог вслед за королем пошел в кабинет, в ту самую комнату, из которой его покойный отец обратился к слушателям пять лет назад. Здесь они обсудили текст и повторили порядок действий, чтобы убедиться, что все на месте. После этого они спустились в холл и прошли через приемную в комнату с радиоаппаратурой.