– В приступе истерики ей ничего не стоит прыгнуть за борт.
Вот почему господин де ла Уссардьер решил сопровождать девушку, чтобы, как говорил он, не упускать ее из виду. Но кто знает, не желал ли он втайне избавления от своих страхов, которые мог принести ему ее безумный поступок?
Смешавшись с толпой кули-кочегаров, заполнивших баржу, Жозеф Эйбу проник на пароход, но внимания к себе не привлек. Только Ломбарди знал об этом; а серинж, получивший деньги за свое молчание, позволил Эйбу прошмыгнуть на нижнюю палубу к чернокожим кочегарам.
Тут он чувствовал себя защищенным от опасностей, которые могли бы возникнуть в том случае, если бы исчезновение богатой пассажирки повлекло за собой расследование. Он полагал, что сможет спрятаться, когда начнутся допросы персонала, а серинж, несущий ответственность за его незаконное пребывание на судне, сделает все, чтобы в этом ему помочь. В подобных случаях чернокожие кочегары всегда помогают друг другу из расовой солидарности и из страха перед серинжем, который обладает над этими беднягами безграничной властью восточного деспота.
Все не только платят ему подать из своего жалованья, но и занимают у него деньги, и тот, кто вызовет неудовольствие серинжа, никогда не сможет наняться ни на одно судно.
«Воклюз» был грузопассажирским судном, поэтому пассажиров на нем плыло немного. После одиннадцати часов вечера палуба пустела.
Агата рано удалилась к себе в каюту, однако стояла такая жара, что в два часа утра, одетая в пижаму, она поднялась на палубу. Вахтенный ее заметил, но эта одинокая прогулка не насторожила его, поскольку она объяснялась духотой.
В задней части палубы наружный трап был всего лишь приподнят вдоль борта до горизонтального уровня, и потому, являясь как бы продолжением решетчатого настила, он в виде узкого балкона нависал над водой на высоте нескольких метров. Агата облокотилась о железный поручень трапа. Ее забавляло, что она таким образом возвышается над морем, наблюдая за тем, как бежит у нее под ногами вдоль корпуса судна фосфоресцирующая вода.
Ветерок, который то и дело задувал сквозь решетку настила, ласкал ее тело, и ткань пижамы трепетала. Отдавшись этим нежным прикосновениям, она перегнулась через поручень, может быть, для того, чтобы почувствовать себя неким сказочным существом, парящим над водой.
Узкая палуба была плохо освещена в этом месте, поэтому нельзя было разглядеть, как вдоль открытого трюмного люка молча ползет какой-то человек. Поравнявшись с выходом на наружный трап, фигура медленно выпрямилась и юркнула в тень, отбрасываемую вентиляционной трубой. Став таким образом невидимым, человек, оглядев всю протяженность палубы, убедился в том, что она пуста.
И тогда, подобно тому, как змея вытягивается всем своим телом, чтобы схватить добычу, человек распластался на палубе и пополз к трапу, потом внезапно, как кошка, он прыгнул к своей жертве и, схватив девушку за щиколотки, опрокинул ее в бездну. Все произошло так стремительно, что Агата Вольф закричала перед самым падением в воду. Тело, затянутое в водоворот, образуемый работой винта, уже не появилось на поверхности моря. А человек все так же ползком добрался до спасительной тени и исчез.
Никто не увидел его, никто не услышал короткого вскрика, тут же прервавшегося. Человек нарочно прополз по палубе, чтобы его не смогли заметить из иллюминаторов кают, выходивших на эту палубу, которые почти все были открыты из-за духоты. Если бы он знал, что в один из иллюминаторов за мадемуазель Вольф наблюдает господин де ла Уссардьер, он отказался бы от своего преступного замысла. Но заметил ли генеральный агент роковой жест убийцы? Избавим его от таких предположений, ибо, погасив в каюте свет и растянувшись на кушетке, он мог видеть только голову и верхнюю часть туловища мадемуазель Вольф. Возможно, когда девушка, перегнувшись через поручень, парила над морской бездной, его посетило что-то вроде надежды и вспомнилась фраза доктора: «В приступе истерики ей ничего не стоило прыгнуть за борт».
И вдруг увидев, как девушка кубарем полетела вниз, не ужаснулся ли он оттого, что как бы втайне внушил этот роковой поступок больной мадемуазель Вольф?
Господин де ла Уссардьер все никак не мог прийти в себя и долго не понимал, почему он не поднял тревогу, теперь уже, после нескольких минут колебаний, ставшую бессмысленной. Конечно, даже если бы он крикнул: «Человек за бортом!» – в то же самое мгновение, когда увидел, что девушка падает в воду, ее вряд ли сумели бы спасти. Спасение тонущего человека ночью, даже когда за дело берется превосходный пловец, дело практически бесполезное: на плывущем полным ходом корабле, в отличие от железнодорожного состава, невозможно остановить машину сразу же. Судно, пусть и при отданной команде «полный назад!», успевает проплыть по инерции еще очень большое расстояние. Вот почему рулевой по сигналу тревоги просто поворачивает до предела руль, и корабль описывает круг с радиусом более одной мили, прежде чем возвращается на то же место. Когда в распоряжении моряков есть световой буй и если к тому же он исправен, в чем никогда нельзя быть уверенным, его бросают за борт, но, как правило, буй падает слишком далеко от утопающего, чтобы тот мог до него доплыть, прежде чем подоспеет судно; но и если человеку это все-таки удается, то в этой драме ставят точку акулы, привлеченные огоньком.
Все эти мысли в конце концов привели к тому, что де ла Уссардьер, не испытывая угрызений совести, воспринял как должное собственное бездействие. Поскольку несчастья в любом случае было не избежать, самое лучшее – хранить молчание и ждать, когда исчезновение пассажирки обнаружится само собой, без его помощи. Конечно, все всполошатся только утром, когда горничная пойдет с завтраком в ее каюту… И тут господин де ла Уссардьер подумал: а не описала ли Агата его неудачный ночной визит на страницах своего личного дневника, на который не раз намекала? И не решит ли ее убитый горем отец, прочтя запись об этом скандальном происшествии, что именно он стал невольным виновником самоубийства?
Надо было срочно в этом убедиться, пока капитан не опечатал все вещи, принадлежавшие без вести пропавшей или погибшей.
Каюта располагалась по левому, подветренному борту – противоположному тому, где находился выход на наружный трап, куда и пришла несчастная девушка в поисках прохлады, – ниже уровня основной палубы, и хорошо проветривалась благодаря большому прямоугольному портику, который открывался на надводный борт парохода. Она предпочла поселиться именно в этой, а не в одной из других кают, выходящих на палубу, где приходится держать портик закрытым из-за нескромных взглядов.
