Но где собаки? Они ушли по левой стороне распадка. Сворачиваю влево. След соболя. Свежий. Назариха махом ушла по нему. Но где Орлик? Почему он не пошел с Назарихой? Медлить нельзя. День клонится к вечеру. Иду по следу Назарихи и соболя. Как назло, путь их больше через буреломы, чащи. Становится жарко. Пот заливает глаза.
И вот ветерок доносит еле слышный лай Назарихи. Может, ослышался? Замираю на месте. Лай доносится из-за хребта, глухой, как из-под земли.
Проходит около часа, прежде чем добираюсь до Назарихи. Стоит сухая лиственница. На середине ее толстый обломанный сук. Под ним округлое небольшое отверстие. Назариха прыгает на лиственницу, грызет ее, лает со злостью. Орлик лежит в сторонке и равнодушно наблюдает за ней. А потом поднял голову, навострил уши и умчался.
Отвязываю топор от поняги. Удар по стволу. Из отверстия показалась голова соболя. Крутнул острой рыжеватой мордочкой и спрятался. Еще удар. Соболь выскочил и растянулся на суку. Посматривает то на меня, то на Назариху, то на недалеко стоящий кедр. Движения быстрые, энергичные.
Вскидываю ружье. Раздумывать некогда. Выстрел. Слышно, как ударилась пуля. Соболь замер на миг, а затем камнем упал мне на руки. Назариха прыгает мне на грудь, старается поймать соболя. Она возбуждена. Старушка, за такую службу тебе надо живой поставить памятник.
— Пошли. Уже поздно. А до зимовья, одному богу известно, какое расстояние.
— У-у-уу, — отвечает Назариха. — Мол, не волнуйся. То ли еще будет. С соболем за пазухой можно и ночь прихватить. А каково с пустой понятой возвращаться. Но и этого не миновать ни одному охотнику.
Глава 11
Над лесом спускаются сумерки. Мне кажется, что они сгущаются слишком быстро. По моим расчетам, зимовье должно быть недалеко. А вдруг ошибаюсь? В этих местах первый раз. Тогда мои дела никудышние. Натыкаюсь на след. Мой. Утром проходил. И среди сосен показалось зимовье. Облегченно вздыхаю. Успел выбраться до ночи.
Михаил с Андреем тоже только что пришли, еще не успели раздеться. Курят, обмениваются впечатлениями. На печке варится чай. На столе горит семилинейная лампа, несмело высвечивая темные прокопченные стены зимовья.
— Ну и как? — спрашивает меня Михаил.
Достаю соболя.
— Начало неплохое. Я тоже принес соболя и семь белок.
— А ты? — спрашиваю Андрея.
— Соболь и двенадцать белок.
Раздеваемся. Михаил стаскивает чирки. Портянки мокрые, мокрые и ноги. Промокли брюки и телогрейка. Мокрая одежда и у нас с Андреем.
— Тоже мне, век химии, — Михаил, прихрамывая, подошел к печке и стал развешивать одежду. — Никто не подумал пропитать каким-нибудь составом обувь для охотника, чтобы она не пропускала влагу. Было бы не обидно, если бы в воду забрел. Ведь все от снега промокло. Для летчиков, геологов шьют, а нас, охотников, — целая армия. Или пушнина государству не нужна?
Михаил сел на нары, гладит колено и морщится от боли. От простуды обострился ревматизм, и это-то в первый день охоты. Будь хорошая обувь и одежда, не случилось бы этого.
Мы ставим на колено Михаилу компресс из спирта, даем таблетку бутадиона и садимся пить чай.
После чая тело тяжелеет. Клонит ко сну. Сейчас бы упал на спальный мешок и до утра не шевелился, но моя очередь кормить собак. Кое-как пересиливаю усталость. Надеваю сухую одежду и выхожу на улицу. Уже темно. Воздух сырой и холодный. Тянет ветерок. Шумит лес. Раскладываю костер и над ним вешаю три ведра со снегом. Близко воды нет. Андрей колет дрова. Михаил варит ужин и завтрак. Собаки лежат вокруг зимовья, отдыхают. Сегодня они хорошо поработали. Только Найда ходит за мной.
Холодный воздух немного освежает, но усталость не проходит. Сижу у костра на пне и жду, когда закипит вода. Найда сидит рядом и смотрит, как пляшут языки пламени на поленьях.
Прошло около двух часов, пока я сварил собакам еду. Поставил остывать. Теперь все садимся обдирать соболей и белок.
— Присмотрелся к хребту? — спрашивает Михаил.
— Немного. Места низкие. Можно в два счета заблудиться.
— Речки изучи. При нужде по ним выходи.
— Бывают старики — всю жизнь прожили в тайге, а плутают, — заговорил Андрей. — Жил такой дед Маркел. Ничего не понимал в лесу. Пойдет на охоту, наткнется на чей-нибудь след и гадает, когда это он здесь ходил. Утром, должно быть. И отправляется по чужому следу. Глядишь, на чужую стоянку придет. Потом стал елку привязывать к поясу. Идет, а за ним елка на веревочке волочится.
— На кой шут ему елка?
— Чтоб свои следы с чужими не путать.
Охотился как-то Маркел с Корнилом. Пошел Маркел и заблудился. Кружит день, кружит другой. На елке все сучки обломал, голая палка за ним таскается. На третий день встретил Корнила.
— Здорово, паря, — обрадовался Маркел. — Хоть тебя нашел.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает Корнил.
— Кружу, — отвечает Маркел. — Третий день стоянку найти не могу.
— И я тоже. Вдвоем веселей будет.
Сели на колодину. Давай гадать, куда идти. Один говорит, что надо направо, другой — налево. Спорили-спорили, разругались и ушли каждый своей дорогой. Ходили-ходили, опять у этой же колодины встретились.
— Ты куда идешь, Корнил? — спрашивает Маркел.
— К балагану, — отвечает Корнил.
— И я туда же. Идем вместе, веселей будет.
Спускаются с хребта. Балаган.
— Куда мы пришли? — спрашивает Маркел.
— Не знаю, — отвечает Корнил. — Я вчера сюда два раза приходил чай пить.
— И я заходил. Давай поедим да дальше пойдем.
Разожгли костер. Варят чай. Маркел заходит в балаган и говорит:
— Послушай, Корнил. Тут парка лежит, уж больно на мою похожа.
— Я тоже в изумлении. Носки висят, точь-в-точь как мои. Сам видел, как старуха вязала.
— А вот и рукавицы мои — говорит Маркел. — Это же наш балаган.
Михаил, покачивая головой, смеется.
Кормим собак. И только потом ужинаем сами. На это у меня уходят последние силы. Я ложусь на спальный мешок. Андрей что-то спрашивает, но я не могу ответить. Засыпаю крепким сном смертельно усталого человека.
Глава 12
Несколько дней нам везло: кто-то из троих обязательно принесет соболя. Андрей один раз сразу двух спромышлял, да еще как — на одном дереве.
За это время я почти вошел в форму — стал меньше уставать. Приноровился ходить так, чтобы силы распределять равномерно на весь день. Привычным стало вечером после охоты пилить дрова, варить собакам еду. Разобрался в местности. Теперь по Комариному хребту ходил как по деревне: каждый распадок знаком. Появились любимые места.
