инфосфера весьма сильно автоматизирована, использует очень продвинутые самообучающиеся алгоритмы. За подробностями опять же к Антонио.
— Брось, от него трёх слов не добиться.
— Да, — признает Фред, — он не мастер коммуникаций. Но я не так глубоко компетентен в вопросе.
— А что насчёт твоей сферы? Производство, энергетика и так далее?
— О, — смеётся Фред, — так тебя здесь интересует что-то, кроме чёрных прелестей красотки Олландрии? Ладно, а сам что скажешь? Как бы ты оценил здешний уровень?
— Ну… Тут есть автомобили, а значит, есть конвейер! — брякнул я первое, что пришло в голову.
— Из первого вовсе не следует второе.
— Как так?
— Конвейер вовсе не универсальная отмычка к технологическим цепочкам. Массовое производство не всегда является наилучшим ответом на запрос общества. Просто один из этапов развития этносов определённого типа. Даже у нас автомобили появились раньше конвейера и переживут его, вот увидишь. Что ещё увидел индеец Зоркий Глаз?
Фред надо мной смеётся, но мне ничуть не обидно. Я действительно как-то не задумывался над тем, что у меня прямо перед глазами.
— Ну… Под капот я им не заглядывал, но выхлопом вроде на улице не пахнет… Они электрические?
— Угадал, продолжай.
— Да, ещё… Они же все разные!
Мы с Фредом сидим на балконе его апартаментов, так что натура открыта пытливому взгляду исследователя. Здесь прохладно, дует морской бриз, отличный вид и великолепный бар. Редкий антрополог имеет такие комфортные условия для наблюдений.
— Надо же, заметил! — смеётся он.
Машины настолько немногочисленны, что я бы даже не назвал это дорожным движением. И среди них действительно нет двух одинаковых. Наверное, Фред прав насчёт конвейера, а я слишком травмирован историей Генри Форда.
— А вот летательных аппаратов тут нет, — констатировал я, обозрев чистейшее безоблачное небо.
— И это верно, — салютует бокалом Фред, — Что-то ещё?
— Ну… Дома, дороги, вот это всё… Одежда, еда, вино… — я отхлебнул из бокала. — Всё очень высокого уровня, но…
— И что же тебя смущает?
— Понимаешь, — сформулировал я наконец, — здесь явно высокие технологии. Такие же как у нас на родине или даже выше. То есть это технологичный срез. Может быть, самый развитой из всех, что я видел. Но при этом он это как бы… скрывает, что ли. Технологии подразумеваются, но их не видно. Как будто их стесняются, что ли. Вот, например, взять освещение.
— И что с ним? — улыбается Фред.
— Оно всегда комфортное, ровно такое, какое нужно, идеально зонированное, не слишком яркое и не слишком тусклое, но убей меня розетка, я не могу показать в комнате ни одного светильника! И так всё здесь — протяни руку и возьми, что нужно. Или, если лень тянуться, попроси прислугу. Но никогда не видно, откуда оно взялось. Знаешь, что я сейчас вспомнил?
— Что же?
— Станки на михайловских мануфактурах. Ты мне как-то объяснял, почему они без кожухов и защиты, шестернями наружу. Так вот, у меня такое ощущение, что тут ровно наоборот, и в этом тоже есть какой-то скрытый смысл. Но я ума не приложу, какой.
— Между тем, это весьма символично, — сказал Фред неожиданно серьёзно. — Ты имел редкую оказию наблюдать последовательно начало технологического прогресса и его конец. Эта финишная черта кажется недостижимой, как горизонт, чем быстрее общество к ней бежит, тем дальше она отдаляется. Но у каждого правила есть исключения.
— Так это и есть тот конец истории, который в нашем мире обнаружил, но потом потерял Фукуяма?
— Это конец всего, — ухмыльнулся Фред. — Но выглядит симпатично, не так ли?
Глава 8
Олли если и удивилась просьбе показать, как функционирует Берконес, то никак этого не проявила. Прокатила меня на надземном монорельсе и на подземке, похожей на наше метро, только не такой глубокой. Показала пригородные фабрики бытовых изделий, поля каких-то агрокультур, логистические центры, подземные грузотранспортные структуры, по которым перемещаются продукты и вещи, большую солнечную электростанцию и так далее.
Везде очень технологично, прорва автоматики, но есть и люди, контролирующие процессы. Люди мне каждый раз так радовались, что мне становилось неловко. Словно на фабрику «Большевичка» внезапно зашёл Том Круз, обещал на всех жениться, и у работниц швейного цеха случился массовый спонтанный оргазм.
Хайтек, да. Но ничего такого, что поразило бы меня технологическим уровнем. Если бы в нашем мире поменьше воевать, то, пожалуй, не сильно бы и отстали. Компьютеры, промышленные манипуляторы, автоматические сборочные линии на фабриках, беспилотные комбайны на полях. Выглядят более совершенными, чем наши, но, как это формулирует Фред, «половина технологической ступеньки», не больше.
На вопрос «Почему же здешняя жизнь так отличается от всего, что я до сих пор видел?» это не отвечает. Дело явно не в каких-то супертехнологиях, ничего сногсшибательного.
После прогулки Олли утащила меня в дворцовый бассейн, что было очень кстати, потому что в Берконесе мне нравится всё, кроме жары. Но местное население, кажется, климат полностью устраивает, по крайней мере, Олландрия и вполовину не так умоталась, как я. Привыкли, надо полагать.
Девушка купается голой, я делаю с неё наброски, она охотно позирует, мы пьём лёгкое, игристое, почти не пьяное вино и расслабленно болтаем.
— Как тебе наш город, драгоценный Док?
— Мне тут очень нравится, — сказал я искренне. — Я видел много срезов, но нигде не было так красиво и комфортно.
— Мне слышится какое-то «но», — смеётся она.
— Но я не понимаю, как вам это удаётся.
— Разве это важно?
— Наверное, нет. Просто хочется понять. Если это не секрет, конечно.
— Я бы объяснила тебе, драгоценный Док. У нас нет секретов. Но для того, чтобы указать тебе на разницу между нашим и твоим миром, мне не хватает знания твоего. Я не могу сказать, чем мы отличаемся, потому что не видела ничего другого. Я никогда не покидала Берконес. Наверное, твои друзья, наши драгоценные гости, смогут ответить тебе лучше. Ведь именно они сделали наш мир таким, каков он есть.
* * *
— Грустно, что мы не можем съездить домой, — жалуется Нагма. — Как они там? Ярк нас, наверное, вообще забудет теперь.
— Лирания поехала, — утешаю я, — передаст приветы и подарки. Расскажет потом.
— Это не то же самое.
— Само собой,
