Вот, наконец, и частокол. Олег бешено замахал рукой гридням, засевшим в привратной башенке. Створка ворот на ржавых пудовых петлях неохотно приоткрылась, и гнедочалый влетел во двор. Остужая коня, Олег сделал круг, высматривая, где мелькнет расшитая рубаха Рады. Рубахи трэлей, кожаные доспехи дренгов, поневы… Углядев зареванную Чару, он замахал ей рукой. Чара подбежала.
– Где Рада? – спросил Сухов, свешиваясь с седла. Травница сначала вытаращилась на Олега, а потом только махнула в сторону кузни:
– Там где-то!
Сухов молча развернул коня.
Странно он чувствовал себя. Умом Олег понимал, что кипит бой, что могут убить, но душа не принимала такой вариант развития событий. Словно все вокруг было не по-настоящему! Будто сидел в сердце некий клапан и не выпускал страхи наружу. Юго-Западными воротами Олег проскакал на опушку. Ошкуй с Валитом догоняли его.
Они были здесь – все, кого он искал, кого жаждал спасти и уберечь от смерти. Возле ивы лежал Вольгаст тиун. Выбеленная рубаха тиуна мокла кровью. Пончик придерживал его голову на коленях, тампонируя рану, и орал, неумело матерясь в сторону Ила-дьоги. Там, в десяти шагах, кричала Рада. Косматый пират-находник без шлема, но в чем-то наподобие пластинчатого панциря, волок девушку за косу, громко гогоча, а Рада лупила по волосатой лапе маленькими кулачками. Олег замертвел. Его сон! Он спрыгнул с коня и бросился к викингу, нащупывая за правым плечом рукоятку хазарского меча. Свей заметил его, но девушку не отпустил, только намотал косу на руку. На правую. Девушка мешала викингу, да и левой биться было несподручно, но он все не отпускал добычу. Рада не удержалась и упала на колени во взбаламученную воду. В жестокой ярости Олег рубанул по руке разбойника, вцепившейся в косу. Меч чисто оттяпал конечность. Рада упала на четвереньки, рыдая, выпутывала из волос кровавый обрубок и глядела, глядела на Олега, не отворачивая зареванного лица, не отрывая огромных умоляющих глаз.
– К троллям тебя, нидинга! – прорычал Олег. – На север и в горы!
Добрый хазарский меч обрушился на бычью шею трубно ревущего викинга… Олег только головой покачал. Повезло – викинга доконал! Хотя, может, на дурака просто нарвался, похотливого и жадного. Но об этом потом – в свободное от войны время. Вон, набегает еще один желающий сдать кровь рыбам на анализ… Этот был не столько могуч, сколько просто грузен. Хускарл. Но быстр, чертовски быстр… Олег едва успевал отбиваться от этого рубаки. Свейский меч полоснул Олегу по ребрам, рассек мышцу бедра… И тут Олегу снова повезло – клинок свея изломился у самой крестовины! Мах. Олегов меч вспорол пивной животик – сизые кишки вывалились неприятным куб-лом, плюхнулись в воду. Олег развернулся и поспешил назад, протягивая руку Раде, фиксируя каждую мелочь, – и заплаканные глаза, и пятнышко сажи у девушки на щеке…
– Пошли, маленькая, пошли, – сказал он ласково. Рада больше не плакала, всхлипывала только, когда цеплялась за него – за руку, за пояс, за шею. – Пошли, пошли… Тиуну нашему худо.
Пончик больше не орал и не ругался, сосредоточившись на оказании первой помощи. Ему пособлял Валит.
– Как он? – спросил Олег, в правой держа меч, в левой – руку девушки.
– Живой… – проворчал Пончик, закладывая черные зияния ран чистыми тряпицами, смоченными в пахучем зелье. – Крови вытекло – пропасть… Угу…
Валит вдруг вскинул голову и выдернул из тула стрелу. Ложил он ее не слева от лука, а справа, большим и указательным пальцами придерживая за пяточку, прочими оттягивая тетиву. Приседая, Олег ушел с линии огня и облегченно выпрямился – свои!
– Вона, пороки едут! – возбужденно крикнул Ошкуй, выламываясь из тальника.
Из-за ив вывернули две конные упряжки, влекущие квадратные повозки на шести катках. На повозках покачивались катапульты – онагр и баллиста, сплоченные из бруса. Онагр бил по навесной траектории, баллиста – по настильной. За пороками поспевала подвода, груженная круглыми горшками с нефтью и каменными ядрами. Катапультеры бежали рядом, держась за рамы орудий.
– Давай, батя! – закричала Рада. – Врежь им! А то сомнут наших!
– Мы и так… – пропыхтел Ярун – коренастенький бородач в плоском шлеме-наплешнике – и звонко лупанул коня мозолистой пятерней. – Но-о, мила-ай!..
– Ошкуй! Валит! – заорал Олег. – Уносите Вольгаста в лес! Рада, ты с ними…
– А чего сразу я? – вякнул было Ошкуй, но, глянув в быстро леденеющие глаза Олега, проворчал: – Ладно…
– А ты?! – закричала Рада.
– А я с батей твоим! Ну, чего стоите?!
Трэли подхватили носилки с тиуном и потащили в лес. За ними, часто оглядываясь, побежала Рада.
– Дай перевяжу! – кинулся к Олегу Пончик и вскрикнул в испуге: – О, боги! Да у тебя все штаны мокрые!
– Что?! – дернулся Олег.
– Да от крови, дурак! Блин, тут зашивать надо…
– Так шей!
– Больно будет… – предупредил Пончик.
– Быстрее!
– Тогда штаны спускай…
Лекарь достал холщовый мешочек из наплечной сумы, вынул из него кривую иглу с нитью и взялся сметывать живую плоть. Олег держался за ствол ивы и рычал, пуская розовую слюну, шипел и жмурил глаза.
– Все! – сказал Пончик дрожащим голосом, закончив операцию. – Тут еще ребра…
– Шей!
«Продолжение следует… – вертелось у Олега в голове. – Продолжение следует…»
– Все! – выдохнул Пончик.
Сзади послышалось тихое, будто бы даже вопросительное ржание. Олег обернулся, отходя от «иглоукалывания». К нему, потряхивая роскошной гривой, трусил гнедочалый.
– Ах ты, мой хороший! – обрадовался Олег и обнял коня за шею. – Понравилось тебе?
Гнедочалый потерся головой об его плечо. Кряхтя, Олег взгромоздился в седло.
– Осторожнее! – прикрикнул Пончик. – Тебе вообще лежать надо!
– Хочешь, чтобы все полегли? Догоняй!
Олег доскакал до Торга и притормозил коня, обозревая с обрывчика батальную сцену: под стенами цитадели сошлись две дружины – русская и свейская. Викинги отжимали варягов к перешейку, ведущему к отпертым воротам крепости. Русская гридь поддавалась, в нее клином вколачивалась ревущая, потная масса свеев. Звон и лязг, вой и топот, тупое бряцанье щитов, отводящих убийственную сталь, – все мешалось в обвальном шуме битвы.
Яруновы катапульты выехали на отлогий берег Ала-дьоги, усыпанный галькой. Позиция была превосходной – лодьи Эйрика конунга, числом с полтора десятка, стояли кучно, на расстоянии перестрела – это около двухсот двадцати метров. Вокруг пороков уже носился Олдама.
– Стой! – орал он Яруну. – Раскручивай вправо! Под колеса – упор!
На лодье с полосатым сине-белым парусом, подтянутым к рею, обратили внимание на подозрительное шевеление и переложили руль. Весла с левого борта пропустили один гребок, на правом борту навалились со всей дури, и лодья рыскнула к берегу.
– Выпрягай! – заорал Олдама. – Стрельцы есть?
– Как не быть, – сказал Ярун, живо распрягая шестерку.
– Луки в зубы, – скомандовал Олдама, – и по коням! Вперед не лезть, бить гадов издали!
Драккары приставали к берегу и высаживали бойцов. Свежих. Дюжих. Ражих. Корабли теснились на узкой и мелкой Ала-дьоги, тут им было не развернуться. Зато не промахнешься…
Расчеты, ритмично хэкая, крутили вороты, свертывая в жгуты ворохи воловьих кишок – упругие элементы. Стрелки, мотаясь вдоль берега, осыпали стрелами близкую уже лодью, гигантской водомеркой скользящую по глади вод.
– Натяни-и! Заряжа-ай! Поджига-ай!
Мужички-катапультщики уложили в пращу онагра сосуд с горючкой, зарядили баллисту и запалили просмоленный жгут.
– Отпускай! – рявкнул Олдама.
Метнулся рычаг онагра, с маху ударил по тюфяку на вертикальной раме – аж гул пошел. Низко прогудела баллиста. Машины подскочили передками, а снаряды унеслись, оставляя сизые шлейфы, – один по крутой дуге, другой по-над водой – и лопнули, раскалываясь о борта дальних лодий. Разбились, расплескивая вокруг лужи оранжево-копотного огня. Поднялся вой. Фигуры, объятые пламенем, заскакали по скамьям. Перекидываясь за борт, сигали в воду.
– Опускай! Заряжай! Натяни! Толкай!
Еще две зажигалки просвистели над флотилией. Одну из них кто-то расколотил меткой стрелой в воздухе – и устроил себе огненный душ. Пламя рассеялось от носа до кормы сине-черного драккара, зажгло скатку паруса, стекло по драконьей шее, пролилось в воду – и горело, горело, горело…
– Пускай!
– Недокрутили ишшо… – жилясь, выдавил Ярун, наваливаясь на рычаг.
– Тролль с ним! Пускай!
Недокрученный онагр швырнул полуведерный горшок в подплывавшую лодью. Ярун едва не промазал – гончарное изделие разбилось о ту планку, на которой крепились щиты. Жидкий огонь выплеснулся, окатил викингов. Паленые «ясени битвы» с воем и проклятиями ринулись за борт. А тут стрельцы! Гарцуя на конях, в манере степных кочевников, ополченцы-вои били прямой наводкой, дырявя и брони, и тела. Растянуть русский боевой лук – ох, как непросто. Все равно что одной рукой взрослого мужика поднять! Стрелы били с огромной убойной силой – попадая, они сносили с ног, отбрасывали свирепых вонючих мужиков на пару шагов. Вот и сам стурман, потрясая боевой секирой, прет в воде по пояс, оставляя за собой буруны. Подскакивает Алк, кладет стрелу с бронебойным граненым жалом и, трясясь и постанывая от напряжения, оттягивает тетиву до уха. Басовой струной звенит спущенная оленья жилка. Стрела сухо тюкает стурману в грудь – и 6pосает спиной в мутную воду. Ноги у главаря смешно задираются вверх, а потом бухаются в муть. Готов!
