в теории ни давала эта операция, теперь о нем в любом случае следовало забыть.
Когда по прошествии целого месяца все-таки прибыли войска, состоявшие по большей части – непропорционально – из австралийского и новозеландского пушечного мяса под вывеской «АНЗАК»[90], их сразу же прижали огнем к земле – прямо на пляжах. За четыре недели турецкая армия смогла подготовить практически неприступную линию обороны, а османские солдаты сражались яростно. Антанта понесла серьезные потери. Погибло 45 тысяч солдат, из них почти 10 тысяч были военнослужащими АНЗАК и чуть менее двух тысяч – индийцами. Турки потеряли еще больше: им пришлось похоронить 65 тысяч трупов. Однако в конце концов Антанта в январе 1916 г. оказалась вынуждена отступить.
Галлиполийское сражение – единственная крупная операция, предпринятая Черчиллем за всю войну, – закончилась унизительным поражением, катастрофой, которую никогда не забудут. Она продемонстрировала, что попытки избежать встречи с колючей проволокой во Фландрии посредством открытия все новых фронтов не принесут результата. Неудача такого масштаба означала, что должны полететь чьи-то головы. Асквита на его посту сменил Ллойд Джордж, а тори условием своего вхождения в коалиционное правительство сделали отставку Черчилля.
Охваченный сильнейшим негодованием, он ускакал прочь, чтобы принять участие в войне в качестве солдата. Проведя на фронте несколько месяцев, он вернулся в Англию, где ему предложили скромный пост министра вооружений. Никаких сожалений о Галлиполи он не изъявлял, хотя эта катастрофа будет преследовать его всю дальнейшую политическую жизнь. Горлопаны на митингах годами будут кричать ему: «Забыли уже про Дарданеллы?» Его ответом было: «Дарданеллы, возможно, спасли миллионы жизней. Не думайте, что я убегаю от Дарданелл. Я горжусь ими». Это была чистейшая бравада.
Призрак Галлиполи так никогда до конца и не исчез – и напомнил о себе Черчиллю во время Второй мировой войны накануне «Дня Д», пугая его мыслью о том, что высадка в Нормандии может стать репризой Дарданелльской операции, – не такая уж и далекая от реальности мысль в то время. Трудно не согласиться с общим выводом о Галлиполи, сделанным Роем Дженкинсом:
Позднее, подводя итог, Черчилль говорил, что сама идея была абсолютно здравой… если бы он был премьер-министром… он одержал бы великую победу, существенно сократил бы сроки войны и спас сотни тысяч жизней. Но трудно найти серьезного военного историка, который готов был бы с этим согласиться… Третьей ошибкой Черчилля было сделать вид, что «все идут не в ногу, кроме Уинстона». На определенном этапе все были на его стороне, но в конце концов все покинули его. В подобной ситуации всегда необходима толика самокритики, но самокритика никогда не была свойством натуры Черчилля{49}.
Молодой французский офицер правых убеждений, который испытал войну на собственной шкуре, а затем попал в плен к немцам, был в ярости от того, что ему довелось увидеть. В письме домой Шарль де Голль писал: «Сегодня, чтобы только не признавать того, что они оказались ослами, они оставляют в Салониках 20 тысяч первоклассных солдат и миллионы снарядов, которые, как я считал и считаю, не принесут никакой пользы и не убьют ни одного немца… Поскольку невозможно найти никакого стратегического резона в том, чтобы растранжирить впустую множество молодых жизней и множество снарядов, они пытаются найти утешение в разговорах о том, что это, по крайней мере, создаст неприятелю известные проблемы!!! Я не верю ни единому слову из всего этого»{50}.
После окончательного поражения Османской империи ее колонии уплывут в руки западных держав, которые поделят Ближний Восток. Но рождение национализма ослабляло традиционные структуры власти в исламском мире. В Галлиполи турецкими войсками эффективно командовал Мустафа Кемаль (Ататюрк), который, в отличие от Черчилля, заработал в том сражении политические очки и продолжил играть главную роль в формировании послевоенной и постосманской Турции, осуществив модернизационные реформы, которые выведут новую страну вперед сразу по нескольким направлениям. Успехи националистов придавали туркам уверенности. Они ясно продемонстрируют это во время послевоенных дискуссий: статус Стамбула не является предметом переговоров, и, если страны Антанты намерены совершить какую-нибудь глупость, они должны вспомнить о Галлиполи.
Мятежи и демобилизация
Во время войны Великобритании по большей части удалось избежать значительных бунтов в армии, но не полностью. В 1917 г. солдаты целую неделю были вне себя от негодования в Этапле – крупнейшем лагере снабжения за всю военную историю Великобритании, бывшем частью огромной сети баз во Франции, которая протянулась на юг от Дюнкерка; в ее работе было задействовано около миллиона человек. Уилфред Оуэн[91], следуя на фронт, стал свидетелем царивших там настроений:
Гигантский, пугающий лагерь. Он не был похож ни на Францию, ни на Англию и напоминал загон, где животных содержат несколько дней перед тем, как отправить на бойню… В основном я размышлял об очень странном выражении лиц у всех находившихся в этом лагере – непостижимое выражение, которое невозможно встретить в Англии; его нельзя увидеть даже в бою – только здесь, в Этапле. Это не было отчаянием или ужасом, это было еще ужаснее ужаса: как будто им всем там нацепили на глаза повязку – полное отсутствие каких-либо эмоций, как у мертвого кролика.
Один фронтовик позднее вспоминал: «В Этапле была строгая дисциплина. Это не значит, что дисциплина была на высоте, – это значит только то, что "преступление" в армейском смысле слова активно производилось и сурово каралось. Всегда был кто-то, привязанный к пушечному колесу»{51}. Мятеж 1917 г. был спровоцирован произвольным арестом одного артиллериста, после чего военная полиция открыла огонь по взбунтовавшимся солдатам, многие из которых были из Новой Зеландии и Австралии. По меньшей мере четыре тысячи солдат стали свидетелями репрессий. После мятежа Черчиллю очень хотелось, чтобы побольше бунтовщиков расстреляли, но Австралийский имперский экспедиционный корпус не предусматривал смертной казни для своих же солдат.
Возмущение солдат лишь усиливалось по мере приближения войны к финалу. К 1919 г. им не терпелось вернуться домой, что привело к волне мелких, но незабываемых бунтов. В парламенте Черчилль похвалялся тем, что вооруженные силы состоят из сознательных граждан, но в траншеях и армейских лагерях его реплики были встречены насмешками. Еще одной причиной для недовольства было то, что с немецкими военнопленными обращаются лучше, чем с британскими и колониальными солдатами. Во время одной из своих акций бунтующие солдаты освободили немецких и турецких пленных.
После окончания войны солдаты, дислоцированные на разных фронтах, жаловались на постоянные задержки с выполнением обещаний о быстрой демобилизации. Колониальные войска были возвращены в колонии, одну часть британских войск отправили в Россию, другую – на Ближний Восток. Потрепанные и по меньшей мере частично травмированные тем, что им довелось испытать на фронте, – или же подхватившие испанку, которую первоначально сочли «незначительной инфекцией» (эпидемия началась в 1916 г., а к моменту своего окончания унесла жизни 50 миллионов человек по всему миру), – солдаты была рассержены всерьез. Их требования были в основном экономического характера: улучшение условий жизни или немедленная демобилизация.
Черчилль прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если срочно не принять меры, подобные настроения могут приобрести более политизированную форму и даже перерасти в крупный мятеж. В конце концов, участники протестов были обучены обращаться с оружием и убивать. Большинство солдат были рабочими, возвращения которых очень ждали в шахтах и на заводах. Шахтеры были первыми, кого в больших количествах отпустили домой и кто, как позже выяснилось, переместился из одной зоны боевых действий в другую.
В послевоенных лагерях в Фолкстоне и Дувре солдаты открыто проявляли неповиновение армейскому начальству, покидая место расположения и маршируя по городам с грубоватыми, зато популярными антивоенными и антиофицерскими песнями. После бойни в промышленных масштабах на Западном фронте Великобританию охватили мощные пацифистские настроения. За пределами страны солдаты были взбудоражены еще сильнее. Кампания по рассмотрению жалоб, предпринятая Союзом солдат, моряков и летчиков и запущенная газетой Daily Herald, оказала особенно сильное влияние на британские войска, дислоцированные в Египте и Палестине.
Как показывают фрагменты официальных отчетов, в мае 1919 г., через шесть месяцев после того,
