— Я догадываюсь, откуда это.
Я вспомнила ее замечание о тьме и душе.
— Значит ты — майя?
— Метис. Мои бабушка с дедушкой были чистокровными майя. Мать — испанка.
Метис, я знала, был скорее культурный, чем расовый термин. Те, в ком текла смесь индейской и испанской крови и которые так себя определяли, были склонны считать себя ближе к латиноамериканской культуре.
— Твоя фамилия Май. Для истории майя это знаменитая фамилия, не так ли?
Он снова посмотрел на меня.
— Ты имеешь в виду — печально знаменитая. Думаю, ты намекаешь на одного моего дальнего родственника, генерала Франсиско Мая, который перешел на сторону испанцев. Здесь, на Юкатане, Май — довольно распространенная фамилия.
Но в его голосе было нечто, что подсказывало мне, что лучше эту тему не развивать, поэтому я не стала расспрашивать.
Мы посидели некоторое время в компанейском молчании, затем я попробовала сменить тактику.
— Кажется, я знакома с твоей подругой, — сказала я.
Он удивился:
— С кем?
— С Эулалией Гонсалес. Я познакомилась с ней в морге. Она мне очень понравилась, и вчера мы вместе выпили по чашечке кофе.
— Она моя двоюродная сестра, — сказал он.
«С кузиной целовался», — злорадно подумала я.
— Она говорила тебе обо мне? — спросил он.
— Нет. Вообще-то я видела тебя, когда подходила к ресторану.
После этих слов он на некоторое время снова замолчал.
— Да, она очень милая, — только и сказал он, касаясь этой темы.
Я попыталась снова.
— Джонатан упомянул, что на раскопках возникла какая-то проблема, — сказала я.
— Да, — ответил он.
Снова молчание.
— Ну хватит, Лукас. Поговори со мной! — сказала я с явным раздражением. — Я же видела, как ты бойко болтаешь с другими. Почему ты не хочешь разговаривать со мной?
Теперь мы ехали в гробовом молчании, глядя на мостовую.
— На раскопках остановлены работы, — наконец произнес он. — Все рабочие ушли.
— Бунт! — сказала я. — С чего бы вдруг? Конечно, работа там не сахар. Я бы даже сказала, каторжный труд.
— Да, — согласился он. — Но… взбунтовались они по другой причине.
Он на мгновение улыбнулся, произнося слово «взбунтовались».
— Они говорят, что Повелители Тьмы сердятся на нас за то, что мы там работаем. Рабочие боятся, что из-за наших работ может случиться что-то страшное и уже случилось.
— Что именно?
— Да так, кое-что. Кто-то из рабочих сильно порезался об один из кремниевых клинков, которые ты видела. Другой обнаружил знаки на песке в пещере и сказал, что это дело рук Повелителей Тьмы. И тому подобное. Невежественные люди, — сказал он извинительным тоном.
— Ну тогда это все объясняет. Или все дело в их невежестве, или что-то нехорошее действительно происходит. Мой нынешний опыт, полученный здесь, не исключает подобного развития событий.
— Да, тебе досталось, — согласился он. — Как бы там ни было, по возвращении на раскопки я переговорю с ними об условиях возобновления работ.
Он улыбнулся.
Мы прибыли в отель. Я поблагодарила его за то, что он меня подвез, и вошла в холл.
Иза и Сантьяго сидели за конторкой портье. Сантьяго сурово посмотрел на меня, без сомнения, считая, что, пока я нахожусь здесь, он является представителем моих родителей, и неважно, сколько мне лет. Однако Иза, увидев меня, улыбнулась.
— Полагаю, мое платье имело грандиозный успех, — сказала она. Я скорчила рожицу.
Для меня было оставлено два сообщения: одно от Маргарет Семпл, контактного лица в посольстве Канады в Мехико, а другое от Алекса, уведомляющего меня, что у меня в подвале небольшая протечка, ничего страшного, но неплохо будет, если я перезвоню.
Из отеля я перезвонила Маргарет Семпл. Выразив свои соболезнования по поводу кончины доктора Кастильо, она приступила к главному.
— Один противный полицейский не дает вам проходу, — начала она.
— Трудно с вами не согласиться, — сказала я. — Но что именно вы хотите этим сказать?
— Пока мне не удалось выяснить что-либо до конца, что не удивительно — местные военные и полиция не особенно с нами считаются, — но у меня возникло впечатление, что ваш майор Мартинес и сам не без греха. На вашем месте я бы не стала портить с ним отношения.
Поздно, подумала я, но поблагодарила ее за предупреждение.
— Что касается вашего паспорта, то работа ведется, хотя, как я выяснила, вам разрешается покидать отель. Но я бы не стала на вашем месте покидать город, не предупредив майора. Не давайте ему повода следить за вами.
Я поблагодарила ее и уже собиралась повесить трубку, как она сказала:
— Звоните мне каждые два дня, хорошо? Чтобы я знала, что с вами все в порядке.
Похоже, ее действительно тревожила эта ситуация. Я задумалась. Что могло заставить Маргарет Семпл так волноваться за меня? Даже я за себя так не переживала. А еще она была вторым человеком после Эулалии Гонсалес, который предупреждал меня о возможной коррумпированности Мартинеса.
Затем я выскользнула из отеля и направилась к своему любимому платному телефону в темном коридоре «Кафе Эскобар».
Алекс сразу же снял трубку.
— Я рад, что это ты. Я уже начал немного волноваться, — сказал он. Я решила не упоминать, где я провела последние пятнадцать часов.
— Алекс, ты что-нибудь узнал? — спросила я.
— Массу всего. Поразительные новости, должен сказать. С чего начать?
— С книг.
— Хорошо. Может, тебе это уже известно, но я буду краток, потому что, если честно, книги майя — большая редкость. Самая главная, исходя из того, что мы об этом знаем, это «Пополь-Вух». Это книга о мифологии майя, что-то вроде месоамериканской «Илиады» или «Одиссеи». В ней описаны главным образом фрагменты мифа — истории возникновения и деяний весьма изобретательных божеств, называемых героями-близнецами, а также информация о происхождении и истории киче, одного из основных племен майя времен завоевания.
В середине шестнадцатого века один молодой индеец-киче знатного происхождения перевел эту книгу на латынь, правда, до наших дней дошла только одна копия.
Другие книги периода после завоевания, о которых мы знаем — это «Чилам Балам», которые, как я выяснил, являются книгами пророка-ягуара. Я не стал подробно ими заниматься, так как ты просила не обращать на них внимания, но отмечу только то, что эти книги могут являться фрагментами более ранних произведений, созданных до испанского завоевания. Их также можно найти в переводе на европейские языки, и они получили имена по названию мест, где хранятся.
— Алекс, а как насчет еще более ранних книг?
— А вот тут мы подобрались к самому интересному. На сегодняшний момент в мире на языке оригинала осталось только четыре книги майя. Я не понимал, почему их осталось так мало, — представь, что можно было бы сказать о нашей цивилизации на основании лишь четырех книг! — пока не узнал о печально известном монахе Диего де Ланда, который, вместе с некоторыми из своих братьев во Христе, взял на себя миссию систематически уничтожать книги майя, написанные иероглифами. Он написал королю Испании, что, поскольку в книгах содержатся дьявольские суеверия и ложь, им пришлось сжечь их все. Любой представитель майя, пойманный с каким-нибудь подобным текстом, рисковал быть замученным до смерти.
Четыре книги на языке майя, называемые кодексами, получили имена по названию мест, где они впервые были выставлены. Три книги выставлялись в Европе: Дрезденский кодекс, Парижский кодекс — его можно увидеть под стеклом в Национальной библиотеке Парижа — и Мадридский кодекс. Все они содержат информацию о божествах и ритуалах, и все книги — в очень ветхом состоянии.
— А четвертая?
— Грольерский кодекс. В определенном смысле он самый необычный. По меркам самого кодекса он был найден сравнительно недавно, в 1971 году. Рассказывают, что его обнаружили грабители в деревянном ящике в пещере в Чьапас, и по крайней мере три десятилетия кодекс хранился у частного коллекционера в Мексике, после чего его выставили в клубе «Грольер».
Эти кодексы сделаны из какой-то особенной бумаги. Как долго, по-твоему, что-то, сделанное из бумаги, может сохраниться в таком влажном климате? И все же Грольерский кодекс был датирован началом тринадцатого века, став, таким образом, самым древним из всех! Многие думают, что он не смог бы сохраниться на протяжении такого долгого времени вне особо поддерживаемой атмосферы музея, но, прочтя специальную литературу, я узнал, что возраст кодекса был установлен благодаря радиоуглеродному анализу и это — подлинник, хотя и в очень плохом состоянии.
— Как выглядят эти книги?
— Они написаны на длинных полосках бумаги, сложенных на манер ширмы, как меха аккордеона, с обложкой из дерева и меха. Видимо, читать надо, переходя от сектора к сектору, сверху вниз.
