Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На первых десяти метрах, как обычно и бывает со всеми, заложило уши, и Мазур привычно продул нос, стравил воздух. Гидрокостюм плотно облегал тело, казалось, весь мир состоит лишь из гибкой резиновой скорлупы с живой плотью внутри, а все, что за ее пределами, и не реальность вовсе — туман, сон, морок… В общем, многие это испытывают.
Брызнули врассыпную какие-то мелкие рыбешки, плоские, сероватые. На пятнадцати метрах подступила со всех сторон, сомкнулась зеленоватая мгла. В такой новички и теряют ориентировку, но мы-то люди битые, нас на такой примитив не поймать… Вася идет хорошо, грамотно идет…
На двадцати восьми метрах стало гораздо светлее — такие штучки как раз и имеют место в северных морях, с их мутными слоями. Дно светлое, отражает солнечные лучи, а солнце стоит высоко и волнение минимальное…
Тридцать пять. Глубиномер работает исправно, поскольку — импортный. Отечественные до сих пор имеют скверную привычку работать точно только до тридцати, а глубже принимаются чудить.
Вася шел левее, чтобы не шибала Мазуру в физиономию струя его пузырей. Справа замаячила темная полоса — надо же, молодцы, спусковой конец они опустили чуть ли не рядом с бортом бедняги «Комсомольца».
Вот и все, они достигли дна, замерли в зеленоватом сумраке. Видимость была обычная для такой глубины — метров пять-шесть, дальше все расплывалось, тонуло в тумане. Нужно было все время делать поправку «на зрение» — под водой предметы кажутся больше, чем они на самом деле, да к тому же словно бы чуточку смещенными.
Совсем рядом, на границе видимости, сиротливо произрастал высоченный куст ламинарии, этакий первопроходец, собравшийся исследовать глубины — широкая буроватая лента, совершенно неподвижно вытянувшаяся между двумя угловатыми глыбами породы. Глыб тут было множество, любых размеров, рыбешки вились вокруг, как комарье.
— Мы на грунте, — сказал Мазур, машинально поправив на груди разъем телефонного провода. — Спускайте буи, только осторожнее там, чтобы по темечку не шибануло…
Они ждали несколько минут — и наконец вверху показалось смутно различимое пятно, неспешно опустилось, превратившись в большой решетчатый поддон, на котором покоились свернутые бухточками буйрепы[8].
Еще наверху решили не извращаться и не соблюдать инструкции буква в букву — буйков установили всего четыре, по два на каждую половинку. По команде Мазура поддон ушел вверх, и они вновь остались одни. Переглянулись, медленно поплыли вдоль высокого темного борта.
Мазур прекрасно представлял, как должен выглядеть протокол обследования, и потому мысленно уже сочинял насыщенную казенными оборотами и техническими терминами бумагу. Крен и дифферент судна (для данного случая следует употреблять оборот «части корпуса»), границы площади касания, наличие якорей в клюзах, положение и состояние руля, состояние винтов, наличие и характер повреждений корпуса, наличие и состояние грунта в трюмах, состояние надстроек, рубок, люков…
С последним пунктом было предельно просто — кормовая часть перевернулась вверх дном, и все до единой надстройки попросту сокрушило многотонной массой железа, смяв в лепешку о скальное дно. «Вообще работать в холодных водах одно удовольствие, — подумал Мазур мимолетно, — ни ила, ни водорослей, ни акул. С незабвенным фрегатом в теплых морях было не в пример труднее…»
Они проплыли мимо борта, остановились перед черным провалом, словно две мухи у распахнутого холодильника. В мощном луче подводного фонаря дико и нелепо лохматилось толстое железо, выгнутое мощным ударом, черными дырками зияли какие-то оборванные трубы. Мазур достал нож и осторожно постучал рукоятью по торцу ближайшей. Взвилось тяжелое облачко, крошки ржавчины опали, исчезли во мгле. Мазур подумал, что так и не уточнил, сколько человек погибло с «Комсомольцем». Впрочем, сейчас это неважно. Да и скелетов не найти — морская вода за десятилетия растворила кости без следа. А вот аквалангист…
После короткого обмена жестами Мазур прицепил к поясу напарника страховочный конец, и Вася, подсвечивая себе фонарем, ушел в глубину трюма. Белый луч фонаря постепенно тускнел, удаляясь.
Мазур остался ждать, обеспечив себе максимальный комфорт, какой только можно устроить в такой ситуации — лег на стальной настил трюма, оперся локтем, сжимая пальцами канат не сильно и не слабо, так, чтобы почувствовать малейший рывок. Струйки воздушных пузырьков понемногу образовали под нижней кромкой палубного бимса приличных размеров плоский пузырь, туманно пульсирующий на пределе видимости. Именно с помощью подобных пузырей лихие водолазы прежних времен ухитрялись насосаться спиртного под водой. Технология для понимающего человека проста: водолаз, зайдя в небольшое помещение затонувшего корабля, где только что отыскал бутылочку, начинает стравливать воздух из шлема, пока под потолком не образуется пространство, где можно дышать. Выныриваешь туда, отвинчиваешь шлем и хлебаешь из горлышка, сколько душе угодно. Нырнул трезвым — вынырнул пьянехонек, этот трюк еще в царские времена освоили…
Переменил позу — лежать так на твердой пайоле[9] было все же неудобно. Присел на корточки. Как ни присматривался, не смог разглядеть в глубинах трюма свет фонаря. На всякий случай дважды дернул трос, и тут же получил в ответ тройное подергивание, означавшее, что у напарника все в порядке.
Мгла сгустилась неподалеку от глыбы, к которой глаза уже привыкли? Нет, показалось…
Он поневоле вспомнил капитан-лейтенанта Сарвина. Не было ничего удивительного в том, что у того после всего испытанного малость поехала крыша, — но симптомчики были уникальные. Всякий раз, едва Сарвин оказывался под водой, ему начинало казаться, что из глубины вот-вот появятся длиннющие щупальца Великого Кракена, опутают, уволокут в бездну… И все это моментально проходило, едва глубина становилась меньше девяти метров — словно в мозгу включался безошибочный глубиномер. Лымарь вился вокруг него коршуном, почуяв отличный материал для своей засекреченной кандидатской, но так и не смог оснастить этот бзик медицинской терминологией…
Зеленоватая мгла и полное безмолвие. В трюм заглянул пучеглазый морской окунь, с таким видом, словно бывал здесь не единожды, но Мазур махнул ластом, и визитер мгновенно исчез за пределом видимости.
Вдалеке показалось белое пятнышко, и Мазур принялся не спеша сматывать трос. Пятнышко обернулось колышущимся лучом, подплыл напарник. Покачал головой. Достал нож и нацарапал на темном стальном листе хорошо различимые буквы: ВООБЩЕ НИ ХРЕНА.
Мазур вынул свой нож, нацарапал: НОС.
…Они повторили ту же операцию в носовой части — на сей раз потратив вполовину меньше времени, потому что меньше был и объем трюма. Ничего. Пусто. Мазур связал за горлышки большие пластиковые бутылки с пробами воды, прицепил это ожерелье к поясу, подал сигнал.
Всплывали со всеми предосторожностями, как полагалось — не обгоняя пузырьки выдыхаемого воздуха, время от времени глядя на секундные стрелки часов.
Неуловимый миг, когда перед глазами словно распахивается неощутимый занавес, отделяющий воду от воздуха, — и Мазур вынырнул метрах в трех от шлюпки. Перевалился через борт, стащил баллоны, отвязал бутылки. Задрал голову.
Над бортом свесились встречающие. Света, как и полагалось дельной журналистке, нацелилась на него видеокамерой. Мазур стянул шлем, похлопал по плечу Васю, избавлявшегося от своих баллонов и груза, кивнул матросу. Тот в три гребка подогнал шлюпку к борту. Мазур полез вверх по штормтрапу, не испытывая никаких особенных чувств, поскольку совершенно не представлял, что нужно ему испытывать — разочарование или облегчение. Полагается вроде бы облегчение — нет там никаких контейнеров, никакой отравы… Но ведь все сложнее?
— Ну? — спросил Кацуба.
— Пустышка, — сказал Мазур. — Заброшенная консервная банка. Нет там никаких контейнеров, вообще ничего нет. А это полностью подтверждает первоначальную версию, согласно которой «Комсомолец» разгрузился в Тиксоне перед тем, как нагрянул «Шеер»…
— Ну и лады, — сказал Кацуба. — Чайку попей и будем отписываться.
— А труп вы не искали? — спросила Даша.
— Осматривали дно вокруг обеих половинок, — сказал Мазур. — Там ничего подобного нет.
— Вы хорошо искали?
— Послушайте… — сказал Мазур. — Там, внизу, видно не дальше, чем на пять метров. Искать пришлось бы практически вслепую, а территория поиска — огромная. Можно, конечно, разбить дно на квадраты, опустить туда фонари и с недельку обшаривать дно. Но и тогда не ручаюсь за результат. Хотя бы потому, что его могло вынести на поверхность, и труп уплыл неизвестно куда по воле волн… Искать в море одиночного покойника — предприятие безнадежное. С удовольствием бы помог, но вот помочь-то и нечем…