Так вот начался этот високосный год, один из самых тяжелых в моей жизни. Как будто бы включился неведомый механизм и время пошло в какую-то непонятную сторону.
В феврале умерла мать. Это было совсем неожиданно. Она пошла в магазин, на улице ей стало плохо. Скорая помощь ничем помочь не смогла. Хоронили её на Пятницком кладбище, рядом с бабушкой, умершей за семь лет до моего рождения. Я как знал, за год до этого, вместо сгнившей оградки, поставил там металлическую часовенку. С момента её смерти и до похорон мне было очень плохо. Мне всё казалось, что я не договорил с ней чего-то, что она ушла обиженной.
Последнее время она была простой пенсионеркой, а она не привыкла к бездействию и подчиненному положению, всю жизнь проработав на руководящих должностях. Она всё стремилась быть полезной, хоть обеспечить нас продуктами, отстояв очереди в пустых тогда магазинах.
С оформлением свидетельства о смерти тоже были проблемы. Борух помог, он быстро утряс вопрос с патологоанатомом и принес мне свидетельство без вскрытия. У этого врача были потом неприятности с милицией. В общем, всё наперекосяк.
А на кладбище произошло чудо. Отпевал мать молоденький рыжий священник. Он
очень старался и по молодости своей, и потому что я дал ему большую пачку денег, не считая.
Чудо было моим внутренним, но от этого не менее удивительным. Когда мать выносили из церкви, я вдруг почувствовал, что моё безнадежно тоскливое настроение пропало, мне стало даже весело, что вроде бы было совсем не к месту. Я попробовал собраться и опять стать печальным и не смог, веселье стало только более торжественным. У меня было такое ощущение, что это не я радуюсь, а она, мать. Как будто бы ей стало хорошо после этого обряда.
С этой минуты я поверил в бога, верней захотел верить христианским обрядам. После следующих поминок здесь же я окрестился, потому что в детстве меня не крестили. Рыжий священник тогда сказал мне, что положил все деньги, куда нужно было, и записал меня в книгу почетных жертвователей или как она у них там называется. Я стал читать христианскую литературу, пробовал молиться истово, но у меня ничего из этого не вышло, никакой благодати я не почувствовал ни от молитвы ни от таинства крещения, и окончательно бросил это дело после похорон отца, когда всё получилось с точностью до наоборот.
17. Иллюзия свободы
До апреля производство еще могло существовать по инерции, дальше пошло из рук вон плохо. Я уже говорил, что не осуждаю Гайдара за «шоковую терапию», у него не было выбора. Производство жалко. Не только мое, но всё российское производство продукции, включая сельское хозяйство. За эти годы его просто убили. Я никого не осуждаю. Можно было бы осуждать следующих за Гайдаром правителей, у них, кажется, был выбор в принятии решений, но это только кажется. Это только видимость выбора. Иллюзия.
Дикий уровень инфляции в тот год сделал производство просто не возможным. С момента покупки сырья до выпуска готовой продукции проходит время, иногда не малое. Инфляция тогда была такова, что реальная цена на товар, сколько её не задирай, была меньше стоимости вложенного туда сырья, купленного за месяц до этого. Рынок просто не успевал за повышением цен. Человек, получавший триста рублей даже, если в следующем месяце получит четыреста, все равно не мог себе позволить купить носки за пятьдесят. Я вынужден был сокращать и сокращать производство, у меня тоже не было выбора.
Перебивались, кто как мог. Не сказать, чтобы совсем без денег. Я как-то сумел достроить дом в деревне, купил еще одну машину, а осенью оплатил поездку на Кипр на 12 человек. Жить было можно, но деньги из сферы материального производства потихоньку перетекали в чистую торговлю и разнообразные афёры. Финансовые пирамиды просто не могли не появиться. В той экономической вакханалии всем хотелось на грош пятаков нахватать. Кстати, Властелину мне порекомендовали в управлении по борьбе с организованной преступностью. Кто только не играл с ней в машинки.
Все стали заниматься бог знает чем. Появилась вдруг масса экстрасенсов. Не только в телевизоре. Ко мне раз в неделю приезжал экстрасенс Володя. Вообще-то он был по профессии инженер-экономист, но в новых условиях нашел себя в нетрадиционной медицине. Я ложился на диван у себя в кабинете, он садился рядом и водил над моим животом рукой. Что самое интересное я реально чувствовал исходящий из его руки тепловой луч. Этим лучом он массировал мне печенку, почки и что там есть еще. Действительно помогало от той же язвы.
Но удивительней всего для меня было лечение у «бабушки». Меня тогда замучили фурункулы подмышками, так называемое «сучье вымя». Это очень неприятная и болезненная штука. Врачи либо режут, либо делают переливание крови, и то, и другое не эффективно. Мне один раз вырезали. Очень больно и два дня еще нужно ходить с резинкой в бинтах, но фурункулы спокойно появились рядом. Говорят, что переливание крови помогает лучше, но ведь это тоже не совсем медицина - это скорей шаманство.
Вот с этим делом я и попал к бабушке, километрах в пятидесяти от Москвы по Можайке. Меня привез туда Ника, двоюродный брат Марка. Основными клиентами у бабушки были бандиты. Бандиты всегда меня умиляли своей сентиментальностью и набожностью. У попов это тоже главные клиенты. К примеру, какая-нибудь группа едет на разборку, насовали патронов в автоматы, гранаты разместили по карманам и едут на своих черных «бумерах». Вдруг рядом с дорогой «храм божий», все останавливаются, выходят из машин и дружно крестятся, кланяясь: «Господи, благослови.».
Меня до сих пор мучает своей непонятностью реакция бабушки на мое появление. Реакция была весьма странной. Мы приехали к ней, имея при себе сумку с продуктами -денег она не брала совсем. Бабушка разговаривала с двумя здоровенными парнями в черных куртках. Она стояла на крылечке, они чуть ниже неё на земле. Закончила разговор она тычком в лоб одного из них и довольно грубым напутствием. Парни смиренно согнувшись пошли к своему БМВ. Мы приблизились к крыльцу. На Нику бабушка взглянула мельком, а на меня расширила глаза, как будто сам черт перед ней явился.
- Ты-то зачем ко мне? - после довольно длительной паузы спросила она, что она увидела во мне такого необычного?.
- Сучье вымя у меня.
- А. тогда понятно. подожди здесь, пока я с твоим другом разберусь.
Больше она не удивлялась и не таращилась на меня, но мне и одного раза хватило. В доме она посадила меня на табуретку, походила вокруг меня несколько раз, бормоча, что-то похожее на молитву. И собственно всё. С тех пор как рукой сняло.
Примерно в ту же пору я первый раз дал взятку. Это даже была не совсем взятка. Государственные предприятия тогда уже срочно акционировались, но работали еще по госрасценкам и вообще, по-старинке, а мне нужно было кровь с носу сырьё получать по самым минимальным ценам. Для этого часть денег нужно было дать наличными.
Мы вдвоем с Марком приехали в нужный нам город на машине. Гостиница «Местные соловьи», в которой мы собирались остановиться, оказалась занятой каким-то съездом, нам предложили расположиться в мотеле с одноименным названием. Это было в соседнем здании. Номера здесь были резко попроще, но мы не стали больше ничего искать, выпили понемногу из запасов, прихваченных для местного начальства, поужинали и собрались спать. И вот тут выяснилось, что мы в ловушке. Садиться за руль ни тому, ни другому уже было нельзя, а в обеих койках кишели клопы. Я никогда столько клопов в одном месте не видел. Они радостно приветствовали нас из-под откинутых одеял.
Мы полночи думали, что дальше делать. В конце концов, Марк заснул на стуле, а я скинул всю постель вместе с матрасом и клопами на пол и спал в одежде на металлической сетке.
Утром с больной головой и красными глазами мы поехали на предприятие. Директор ждал нас в кабинете за своим огромным столом. Мы немного поговорили по общим вопросам, включая погоду, после чего Марк сослался на неотложные дела и ушел в машину. Мы остались с директором с глазу на глаз. Мы продолжали нейтральную беседу, но оба понимали, что нужно как-то начать разговор о деле, о деньгах, собственно, но оба стеснялись это сделать. Я смотрел на несчастное лицо директора, видел, что ему стыдно и неловко, но и сам был в том же состоянии. Глупое положение, казалось, могло тянуться до бесконечности, но тут вошла секретарша с чаем. Я предложил:
- А может виски? Я с собой вот. «Блек лейбл» захватил.
- О! Конечно. ноне здесь же. пойдем!
Мы с ним вошли в дверь расположенную за его креслом, там оказалась уютная комнатка с креслами и столиком. Тут всё произошло легко и просто. Я достал из пакета бутылку «Джонни Уоккера», а остальное, вместе с пакетом, отдал директору. Он суетливо взял и, не считая, даже не глядя на деньги, бросил пакет куда-то в угол, за холодильник, тут же налил по полстакана. Мы с ним звонко чокнулись, выпили и сразу успокоились оба. Директор оказался милейшим человеком, просил приезжать в любое время и с любыми вопросами. Незаметно и быстро мы с ним уговорили всю бутылку. Не знаю, как он там остался работать в этот день, я лично вышел к машине почти невменяемый. Двенадцатилетний виски пить бутылками нельзя, это вредно. К тому же сказалась бессонная ночь. Обратный путь я помню с трудом.
