Так что будем прививать гуманизм. Главное, чтобы он в каннибализм не перерос. А потому, отучаем «причащаться» плотью первопредка. Заменим ее чуть более абстрактной кровью!
Итак, раннее утро. Солнце едва подсвечивает из-под края горизонта, но предрассветные сумерки уже позволяют что-то видеть. Передо мной полсотни мужиков, полсотни баб и еще десятка три детей и подростков. Я залез на высокий валун, чтобы вся эта толпа могла меня видеть, и толкаю массам тезисы новой жизни, объясняя, как жить дальше будем.
Солнышко показывается из-за края горизонта. Я перерезаю несколько оленьих, козьих и свинячих шей и сцеживаю кровь в большущий котел (специально стащил в поселке самую громадную посудину). Затем надрезаю собственный палец и сцеживаю несколько капель в общую чашу. Потом очередь Лга’нхи, Осакат, Гит’евека, других старшин, воинов, жен, подростков, дети пока еще «не люди», им рано донорами становиться, пока пусть продолжают родительскую кровушку пить.
Достаю специальный ковшичек, черпаю, отпиваю первый глоток. Потом угощаю Лга’нхи, Осакат (кое-кто смотрит недовольно. Но хрен вам, сестренка имеет привилегии), Гит’евека, Старшин. Передаю ковшик Витьку. Он, раздуваясь от гордости, на правах ученика шамана начинает черпать и угощать публику.
Я тем временем сажусь и, пока идет пьянка, быстро леплю из глины фигурку человека, чьи ноги вырастают из спин Быка, Козы, Медведя и Тюленя. (Правду сказать, почти большая часть сей композиции слеплена еще вчера и удачно замаскирована комками и лепешками глины. Но т-с-с! — об этом никому!) И к тому времени, как Витек выскребывает последнюю чарку со дна котла, дабы угостить какого-то пацаненка лет пяти с выпученными от священного испуга и восторга глазами, новый тотем племени готов!
Под изумленный и недоверчивый гул окружающих велю Лга’нхи с Витьком перевернуть котел и сливаю остатки в чарку. Получается тютелька в тютельку (ну, может, пара лишних капель, но кто считает). Народ зрит очередное чудо — целый огромный котел, и вдруг такая точность, что вот прям и всем, и первопредку ровно чарка! Чудеса, не иначе!
Ребята, я и сам в шоке! Хотя накануне и начерпал в этот котел, этим ковшиком ровно сто тридцать восемь чарок воды и поставил нужную отметку. Долго прикидывал, сколько места займет сто двадцать одна капля крови (дети не в счет). Сколько прольется и сколько прилипнет к чаше. Но такой поразительной точности не ожидал. (Я-то лишь прикидывал, хватит ли вообще на племя этого котла.)
Народ радуется и торопится заняться едой. Я благословляющим жестом отпускаю баб начинать готовить, а для мужиков у меня есть еще кое-что.
Снимаю с головы нечто вроде шапки-капюшона, наскоро сшитого вчера Тишкой специально для этого момента. Изумленный выдох обалдевшей публики.
Идея пришла мне в голову, когда мое «ремесленное, глазостучальное заведение» посетил Лга’нхи, желающий прояснить вопрос о празднике. Как-то они одновременно повернулись ко мне левым боком, и я заметил, что у Лга’нхи и у Витька почти одинаковые шрамы на голове. У Лга’нхи здоровущий шрам над ухом, оставленный еще в последней битве нашего племени. А у Витька очень похожий, хотя, конечно, и гораздо меньше (но свежее), шрам над тем же левым ухом, полученный три недели назад. И хреново растущая шевелюра у первого, и сбритая на время заживления раны у второго. Сначала я счел это забавным поводом малость поржать и постебаться. Уже начал выдумывать шутку, куда должны были входить эти двое и «забритые». И тут меня осенило! Ребятам ведь нужен некий общий знак, отличающий их от всего остального мира!
У степняков были свои шрамы. Но они лишь отделяли их друг от друга еще больше, чем татуировки прибрежных или чистые лица горцев. Так что общими у моего племени будут прически. И не какие-нибудь там проборы и каре, а самый крутой и агрессивный причесон всех времен и народов — ирокез! Это будет реальная круть! С таким причесоном все и смотреть забудут на шрамы и прочие наколки. Тем более что я когда-то и сам мечтал выбрить себе ирокез, но родители намертво, как панфиловцы фашистским танкам, преградили мне путь к моей мечте. Так что под угрозой родительского проклятья пришлось покориться унылой заурядной челке. А теперь!!!
На радостях я хотел побрить все племя. Но потом представил себе полулысую Тишку, а главное — Осакат с искаженным от ненависти лицом, в стиле Кисы Воробьянинова подкрадывающейся в ночной тиши к моему лежаку, чтобы перерезать мне горло опасной бритвой. И-и-и… как-то резко передумал. Нет, ирокез будет целиком достоянием воинов. И достигшего воинского возраста мальчишку будут посвящать в воины, сбривая лохмы над ушами.
Дальше дело за малым. Допросить Тишку на предмет, чем она волосы моет. Они у нее и у других лесовичек всегда удивительно чистые и пушистые. Наши степнячки тоже мыли волосы особой глиной. И даже, к моему удивлению, получалось вполне качественно. Но у Тишки и лесовичек был какой-то особый секрет.
Тишка честно призналась что использует настой золы, который после добавления коры какого-то дерева становился ужасно пенным. Мои вояки бы побрились и так. Чай, это суровые воины, а не изнеженные метросексуалы, которым, чтобы выщипать пару волосков на подбородке, нужны кремы до и после бритья, многолезвийные безопасные бритвы, лосьоны и одеколоны. Мои еще и не такую боль готовы вытерпеть ради того, чтобы получить знак отличия. С древних времен и по сию пору вояки себе и татуировки делают, и шрамируются, и даже клейма раскаленным железом ставят, лишь бы подчеркнуть принадлежность к боевому братству, уж побриться-то им пара пустяков.
Но мне самому неохота было мучиться. Так что я сделал заказ на пену для бритья еще во время нашего пребывания в поселке. Первым побрил себя перед сном с деятельной помощью Витька и Тишки. Пару раз они умудрились меня малость порезать, но в целом… все обошлось без кровавых жертв.
А утром… Сразу после причащения кровью и перед праздничным банкетом я побрил еще сорок шесть голов своих сотоварищей. Свежепобритый свежесоплеменник шел праздновать, а я продолжал работать. Дебил! Та еще морока, оказывается, эти парикмахерские процедуры. Под конец я уже был не рад, что взялся за это занятие. Впредь поручаем эту работу ученику! Мне так духи сказали.
Что и говорить — праздник удался. Особенно после того, как мы с Лга’нхи позволили раскупорить пару бочонков со стоялым медом из добычи. Оно, конечно, пойло дорогущее, такое тут только Цари Царей, вожди да герои пьют. Но для своих скупиться грех. Тем более что и с закусью у нас все в порядке.
Настолько в порядке, что еще спустя пару дней после праздника мне пришлось лечить луженые желудки некоторых своих подопечных отваром ромашки и кой-каких местных травок. Зато смело можно быть уверенным, что ни одна косточка не осталась не обглоданной. А это куда важнее!
Так что на третий день, придя в себя, мы погрузились на лодки и тронулись по течению Реки. Вскоре к нам присоединился десяток лодок Кор’тека и его людей.
Забавно было наблюдать их реакцию на наши новые прически. От легкого испуга (кого это черт принес) до глубокой задумчивости (просто так никто бриться не будет. Видно, есть в этом какая-то великая Тайна). Интересна была и реакция наших ребят. Если еще несколько дней назад прибрежного из «забритых» отличить от прибрежного из кор’тековских можно было, только приглядевшись, теперь любому ясно было, насколько же мы разные! Сразу даже некоторое отчуждение появилось между людьми, за долгие месяцы совместного плавания и общих битв ставших надежными друзьями.
Но к черту эту Реку! Скорее в Вал’аклаву, а потом в Улот. А то Кор’тек и так, кажется, уже не слишком доволен подобной задержкой в пути (хотя добычи ему обломилось нехило).
Увы! Если у меня и были какие-то надежды, что плыть вниз по течению будет легко и беззаботно, очень скоро этим надеждам было суждено разбиться о суровые скалы быта. Не считая двенадцати лодок Кор’тека с командами, под моим присмотром оказался табор почти из четырех десятков лодок и ста тридцати восьми человек, из которых примерно две трети — это женщины и дети от пяти до тринадцати лет. И хотя местные по части переездов и путешествий были куда более приспособлены, чем современные мне городские жители, но без сопутствующего подобным предприятиям бардака и происшествий не обходилось. И естественно, честь расхлебывать бо́льшую часть этих проблем выпала мне!
Лга’нхи хорошо. Он целыми днями то с ребятами Гит’евека (фигушки — теперь нашими ребятами), а то и вообще с пацаньем, доставшимся нам в качестве добычи, время проводит. Ну вроде понятно — ему надо службу охраны, разведку и охотничью артель налаживать. Да еще и воспитывать подрастающее поколение в светлых традициях всепобеждающего гуманизма. (В смысле, мы, «люди», должны победить всех «не люди», содрать с них скальпы и ограбить.)
