После кафе все распрощались друг с другом, и Кирилл повёз Ульяну домой. Последняя была уверена, что теперь непременно последуют привычные скабрезные шуточки и двусмысленные предложения, от которых тот почему-то последние пару часов тактично воздерживался (наверное, не хотел, чтобы ему расцарапали лицо у всех на глазах), но нет. Ничего.
Всю дорогу с ней и не разговаривали толком. Было видно, что Кометов глубоко погружен в собственные мысли, и она решила его лишний раз не дёргать. В таком же состоянии неоднозначности не менее задумчивая Матвеева односложно с ним распрощалась у подъезда и поднялась к себе, в пустую квартиру.
Кристина с Пашей уехали в торговый центр, закупаться вещами в роддом, и, судя по времени, наверняка зависли в кинотеатре. Ну и хорошо. Можно спокойно налить ванную и часок в ней поотмокать, не боясь, что кому-то вдруг приспичит в туалет. Ванная была необходима. Хоть она и принимала душ на заброшенном заводе, ей всё равно казалось, что окончательно так и не удалось смыть с себя неприятные ощущения чего-то постороннего, живого и копошащегося под одеждой. Наверное, это психосоматическое состояние продлится ещё какое-то время. Последствия веселья.
Шум включённого крана прервала громкая дверная трель. Неужели Селезнёвы уже приехали, а от количества пакетов не смогли достать ключ? Грустная, что купание отменяется, Ульяна поплелась открывать и недоуменно замерла на пороге. Нет. Это не Селезнёвы. Кирилл протянул ей забытый в машине телефон. Её телефон.
Слово за слово, и они сами не поняли, как переместились с коридора вглубь квартиры. Полчаса и вот уже Кометов пил заваренный ею чай, а она сидела за столом напротив и совершенно дезориентировано смотрела на него. Такая домашняя обстановка, и это так… странно. Вот она, звезда сцены, один из самых желанных парней интернета сидит на её кухне, с любопытством разглядывая рамки на стене и дурацкие обои в мелкий цветочек. И чёрт дёрнул Кристину выбрать пару лет назад такое уродство.
Они разговаривали. Немного и в основном на отстранённые темы, но этого хватало, чтобы только усилить непонятное ощущение происходящего. Периодически Кирилл отвлекался на звонки. Его явно пытались сорвать с места на очередную тусу, но он всем отказывал. И это было окончательно странно. Ему предпочтительней остаться с ней, чем идти куда-то?
В конечном итоге, вернувшиеся ближе к полуночи хозяева квартиры наблюдали прелюбопытнейшее зрелище: с приоткрытого балкона, на который выходил курить Кометов, слабо тянуло сигаретами, в мойке обнаружились грязные кружки, в прихожей чужие мужские ботинки, а в спальне Ульяны и их обладатель.
Матвеева уснула первой, когда Кометов очередной раз выходил поговорить по телефону. Уснула нелепо: полусидя на подушках, неудобно подвернув ногу под себя и подперев голову рукой. Она в жизни так не засыпала. Видимо, сказался насыщенный день. Конечно же, она уже не могла видеть улыбку на лице вернувшегося Кирилла. Как и не чувствовала, как он приводил её тело в горизонтальное положение и укрыл валявшимся на кресле пледом. А затем, какое-то время постояв в нерешительности, и сам прилёг рядом. Забавно. Последний раз он просто лежал в обнимку с девушкой… да, точно. Во времена Лики.
Кристина, замерев на пороге, долго смотрела на то, как подсвечиваемая лампочкой коридора мужская рука обнимала во сне её подругу, после чего тихонько прикрыла за собой дверь. Разумеется, на следующий день о случившемся знали все. Селезнёва умела хранить секреты, но не от мужа. Тот же из солидарности поделился информацией с Мишей, ну а не посвятить в дело Саню было бы уже чистым скотством.
И вот теперь Матвееву мучили вопросами, на которые она и сама не могла ничего конкретного ответить. Странно. Непонятно. Неоднозначно. Пугающе и волнительно ― вот какие определения приходили ей в голову. Но только, кажется, ей. Остальным давно уже было всё очевидно.
― Ты до сих пор в него влюблена, ― вынесла неутешительный вердикт Сан Саныч.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Чушь, ― возмутилась Ульяна. ― Я его ненавижу.
― От ненависти до любви два стакана виски и одна случайная улыбка. Поверь. Я знаю.
Ага. А вот тут уже тема явно сменила курс на другие отношения.
― Ты про Мишу?
― Это неважно, ― отмахнулась Саня. От каждого движения её белокурые локоны красиво пружинили, рассыпаясь по плечам.
― Да ладно? ― возмущённо надула губы Матвеева. ― Меня значит, можно обсуждать, а тебя нет? Что у вас происходит?
― Ничего. В тот и проблема. Он жуткий тормоз. Или же я ему просто не нравлюсь.
― Не нравишься? Да он рядом с тобой забывает, как дышать.
― И думать, видимо, тоже. Потому что иначе давно бы предпринял первый шаг.
Ульяна озабоченно покачала головой.
― Вы такие дураки, честное слово.
― Кто бы говорил.
― Прошу прощения?
Лежащий на столике смартфон призывно моргнул, оповещая о пришедшем сообщении. Хоть Матвеева и пыталась скрыть мелькнувшую на губах улыбку, от Саши она не скрылась.
― Вот и я том же, ― тяжело вздохнула она, без труда выявив по выражению лица собеседницы отправителя. ― Ладно. Пообщайся пока со своим Ромео, а я схожу ещё за пирожным. Тебе взять что?
Красиво и уже давно не специально, а в силу профессиональной походки, Сан Саныч направилась к стойке с десертами, собирая взгляды всех парней кофейни, в которой они, собственно, сейчас и сидели, прячась в приятно пахнущем заведении от весеннего дождя. Оскорблённые спутницы сердито пихали кавалеров, требуя разъяснений и немедленных извинений.
Что поделать. Эффектная красотка-блондинка всегда так действовала на противоположный пол: будь ему восемьдесят лет или всего пять. Было в ней нечто волшебное, что невольно притягивало взгляд. То ли естественность, которой не нужен был ни броский макияж, ни вызывающие наряды, то ли невероятная доброта и искренность.
Занимательно, что при этом человеку не знакомому с ней Саша могла показаться на первый взгляд законченной стервой, каждый день ломающей вдребезги по пять-семь мужских сердец на завтрак-обед и ужин, но в душе она была невероятно скромной. Настолько скромной, что стеснялась в маршрутках нарушать тишину и просить водителя тормознуть. Да-да. С такой внешностью можно и так.
Они бы и с Ульяной никогда не познакомились, не вмешайся в дело случай. И приобретённая за долгие годы броня наглости самой Матвеевой, которой хватило бы на целую футбольную команду. В тот день она шла с универа домой и заметила возле подъезда у помойки выброшенное кресло. Потрёпанное годами, ободранное, но раритетное и настолько офигенное, что мимо пройти она не могла.
― Эй, ― свистом подозвала Ульяна тогда проходящую мимо девушку. ― Будь другом, помоги допереть. Тут до конца улицы и налево. Я сама не справлюсь.
От просьбы постороннему она ничего не ждала. Даже была уверена, что её пошлют на чистом русском. Но к всеобщему изумлению разодетая в красивую ажурную юбку ниже колен и на босоножках с высокой танкеткой блондинка, которая по виду никогда не держала в руках ничего тяжелее пилочки, согласно кивнула. Это стало началом крепкой многолетней дружбы. Кресло то, кстати, до сих пор стоит в её комнате. Отреставрированное и как новенькое.
Телефон снова моргнул, напоминая о себе.
Кирилл: «Нос цел, чувствую себя хорошо», гласило первое сообщение.
Кирилл: «Спасибо, что спросила», ерничало второе. Ага. Сарказм. Она же вообще-то и не интересовалась. После того, как утром Кометов просто исчез пока она ещё спала, они больше не общались. Да Ульяна и не знала о чём. Всё стало слишком сложно и запутано.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И сейчас она тоже не знала, что написать. Пальцы замерли над электронной клавиатурой в нерешительности.
Долго думать не пришлось. Ей услужливо помогли.
Кирилл: «Но если очень хочется, можешь меня полечить. У тебя есть костюм развратной медсестры?», загорелось на дисплее третье сообщение.
